Янычары. «Великолепный век» продолжается!
Шрифт:
Когда очередные регулы не пришли в нужный день, Эме даже внимания не обратила, зато заметила Далал. Заметила, но промолчала…
Еще через два дня осторожно поинтересовалась:
– Накшидиль, а у тебя не должно быть…
– Должно, но их нет, – спокойно посмотрела на наставницу Эме. – Я беременна, и без того чувствую.
– Ну и хорошо, и прекрасно. Только никому не говори об этом, даже Повелителю и Михришах Султан. Тебя не тошнит по утрам?
– Нет.
Оставив подопечную спать, Далал отправилась к султанской сестре.
Эсме сидела в своей комнате, глядя вдаль на полоску,
Султанша, привыкшая с раннего детства видеть и не видеть прислуживающих рабынь, попросту не замечала их. Это удобно – если желаешь что-то отдать или положить, достаточно просто протянуть руку в сторону, то, что в руке, быстро подхватят. Вовремя подадут, принесут, уберут…
Хорошие служанки раньше самой госпожи догадаются, что именно ей понадобится в следующий момент, передадут приказ на кухню, чтобы приготовили сладости или шербет, раньше, чем уста султанши начнут произносить такой приказ, распорядятся о носилках или принесут платье до того, как Эсме Султан решит куда-то отправиться. Хороших рабынь ценят…
И не замечают. Именно такие особенно хороши – которых не видно и не слышно.
Эсме Султан не задумывалась о том, что никогда не находится одна, и давно перестала чего-то желать, поскольку даже то, какое надеть платье, за нее решают рабыни. Поэтому когда вчера новая наложница султана Накшидиль сказала ей, что это несвобода – всегда быть под присмотром, даже не сразу поняла, о чем речь.
Эсме не видела другой жизни, не понимала, что значит не быть окруженной слугами круглые сутки, что значит остаться хоть на минуту в одиночестве. Нет, у тех, кто стоит выше остальных, вокруг не должно быть пустоты, это опасно, но вдруг так захотелось побыть действительно пусть не одной, с той же Накшидиль, но без толпы евнухов и слуг.
Эсме знала такое место – у них есть имение в горах, там можно побыть скрытно, да и кому она мешает?
Додумать не успела: служанка сообщила, что пришла Далал, служанка Накшидиль, и просит принять ее.
– Что-то случилось? Пусть войдет.
– Султанша… – Далал склонилась достаточно низко, чтобы показать уважение.
– Проходи, Далал. Что случилось?
– Мне нужно поговорить с вами наедине.
Услышав новость, Эсме ахнула:
– Ты уверена?! Не ошиблась?
– Пока сбоев не было. Я уже собрала мочу Накшидиль и посеяла овес. Через одну луну мы будем знать, мальчик это или девочка.
– Что ты сделала?!
Далал зашептала почти на ухо султанше:
– Я была у гадалки, она сказала, что родится сын. Так говорила и гадалка самой Накшидиль давно, еще дома. А овес и просо, политые свежей мочой, – это старый египетский способ проверить, кто зачат.
Эсме Султан замахала руками:
– Слышать не хочу об этих хитростях! Перестань, кто родится, тот и родится. У Повелителя уже есть сын. Только пусть Накшидиль молчит о своей беременности, так долго молчит, как только сможет. И ты молчи.
– Да, госпожа, я лишь хотела попросить,
чтобы вы не приглашали Накшидиль кататься верхом.Эсме Султан расхохоталась:
– Разумная просьба…
Эме переносила беременность легко, и животик рос медленно, потому скрывать удалось долго даже от султана. Но Абдул-Хамид не мог не заметить, что его возлюбленная словно стремится прикрыть живот руками…
– Ты?.. Почему ты закрываешься руками? Ты беременна?
– Да.
– Почему мне не сказала?
– Стыдно.
– Передо мной стыдно? Накшидиль, мы должны быть осторожней, чтобы не навредить плоду. Кто еще знает?
– Далал и… Эсме Султан.
– Эсме Султан знает, а я нет?! О, жестокая! Родишь мне сына?
– Да.
– Ты так уверена?
Эме усмехнулась:
– Когда-то давно, в прошлой жизни на Мартинике, нам с двоюродной сестрой нагадали, что ее дети будут править Западом, а мой сын Востоком. Я не поверила…
– А где твоя сестра?
– Не знаю.
– Назовешь ее имя, я постараюсь узнать через посольство.
У Эме все всколыхнулось внутри. Если в посольстве смогут узнать что-то о Роз-Мари-Жозефе, значит, смогут и передать весточку ее собственной семье, отцу?! Даже глаза заблестели, но тут же потухли. Что она напишет отцу, что стала рабыней, пусть и любимой, пусть Повелителя, но все же рабыней? Нет, отец этого не перенесет.
Абдул-Хамид, кажется, все понял без объяснений.
– Что тебя заботит? Не хочешь сообщать своей семье?
Эме решила не лгать, подняла глаза:
– Не хочу. Они не поймут, я бы тоже не поняла.
– Хорошо, потом, когда ты станешь более уверенной в себе. Но о твоей семье я могу узнать и не сообщая ничего о тебе самой. Это тебя устроит?
– Да, – с благодарностью кивнула Эме, целуя руку своему Повелителю.
– Вот и хорошо.
Шехзаде Селим вышел из Клетки, просидев в ней совсем недолго, но жить остался в Топкапы при султане. Повелитель приобщал племянника к делам, все чаще поручая что-то важное.
Селим и Эме редко виделись, вокруг нее всегда было множество служанок…
И все же однажды оказались наедине на несколько минут.
– Накшидиль… я знаю, ты стала наложницей дяди, но это ничего не значит! Мне неважно, что ты не девственна, ты поступила так, спасая меня. Валиде мне все рассказала, и о том, что ты отказалась взять яд, тоже рассказала. Мои чувства к тебе не изменились. Скажи только слово, и я попрошу дядю отдать тебя мне. Он добрый, он поймет. На коленях упрошу.
Эме подняла на шехзаде синие глаза, в которых дрожали слезы:
– Я ношу его сына…
Селим замер…
Договорить им не дали, султан и те, кто вокруг него, редко остаются без многочисленного окружения…
В конце месяца раджаб 1194 года хиджры (в июле 1780 года) султан Абдул-Хамид взволнованно мерил шагами свой кабинет, ожидая известий из гарема. Долго ждать не пришлось, главный евнух вошел, поклонившись:
– Повелитель…
– Да, Али?
– Накшидиль родила здорового мальчика…
– Уже?
– Да, все произошло быстро и легко, Повелитель.