Япона осень

А пока я осторожно высматривал новую цель. И при этом старался поменьше дрожать от холода. Утро выдалось на редкость промозглым. Ещё и туман поднялся перед самым рассветом, будто мало нам было пронизывающего ветра. А самое неприятное — мы точно знали, что вскоре наступит день, который обещал, наоборот, быть очень и очень жарким!

В жизни, конечно, всё относительно… Во всяком случае, с летним пеклом этот осенний день не сравнится. Но и я — отнюдь не мастер акклиматизации. И не могу легко приспособиться к таким перепадам температуры. Моему организму, с детства познавшему все блага цивилизации, нужно время…

«Солнце красит нежным цветом стены древнего Кремля… Солнце красит нежным цветом стены древнего Кремля…».

…Трава напротив меня зашевелилась иначе, чем другие, порядочные травы. Все остальные колыхались от лёгкого ветерка, который росой сдувал утренний туман на наши несчастные продрогшие тела. А эта трава шевелилась неправильно… Будто что-то дёргало её не по ветру, а против него.

Я поудобнее пристроил руки на вертикально поднятой винтовке. И снова присмотрелся к подозрительной траве… Надо было засечь цель через глазок, затем дождаться и, быстро высунувшись, выстрелить именно туда, куда нужно. Так что я запоминал каждую подробность. И стоило траве снова шевельнуться, как я начал действовать…

Шаг в полуприседе в сторону, винтовку вперёд, найти место, прицелиться, выстрел. И назад, в укрытие. Крик в траве, стук в бревне — и болт, задевший деревянную ограду, покатился в центр лагеря.

А со стороны японцев донеслось слегка истеричное и плаксивое:

— Каре!.. Ашиокорошита-а-а-а!

Защитники маленького форта проснулись, как по сигналу. Большинство дремало сидя, а те, кто держался, вынуждены были периодически всех будить. Иначе то один засыпающий начинал выпадать из-под прикрытия брёвен, то другой…

— Ишь ты подишь ты, корошита какой-то! — буркнул Мелкий. — Разбудил, ля! Вано, чо ты их отстреливаешь? Их там, как ни стреляй, дохрена!

— Мелкий, не хотелось бы тебя расстраивать… — беззлобно проворчал я в ответ. — … Но мы сюда для того и прибыли, чтобы японцев отстреливать!

— А может, с ними поговорить? — крикнула откуда-то слева Сандра.

— Да вперёд! Ты на их «корошута-а-а», — Мелкий спародировал капризный голос, — умеешь шпрехать? Или тебе перевести? Только учти: я больше по оскорблениям, подруга! Что бы ни сказал — всё ругательства! У меня так с детства повелось, как первое слово сказал! Предки, конечно, вообще в шоке были.

Сандра, видимо, посчитала, что отвечать гопоте — это ниже её достоинства. А Мелкий — что больше хочет спать, чем издеваться над революционной костью. Массой-то Сандру точно не назовёшь… Так и не наела за всё время.

Я упёр винтовку прикладом в землю и, придерживая одной рукой, другой открыл затвор. Зажав винтовку между колен, кое-как поймал замёрзшими пальцами гильзу и сунул в карман. Конечно, заново её чёрным порохом не набьёшь: винтовка такое может и не переварить. Но пусть будут… Запас карман не тянет.

Вставил новый патрон, посмотрел в глазок… Заметил шевеление всё в том же месте и, быстро высунувшись с другой стороны от спаренных брёвен, пустил пулю ниже.

После выстрела вокруг воцарилась тишина. Даже подстреленный «крикун» наконец-то замолк, перестав пыхтеть и стонать. Видимо, не ошибся я с прицеливанием.

— Жрать охота! — щедро поделился с нами глубочайшей по своему философскому смыслу мыслью Паша.

— Киньте в него едой! — великодушно разрешил я.

За спиной раздалось шебуршание, а потом удар и вскрик «Ай!» — после которого прозвучало смущённое:

— Спасибо!

«Делать было нечего, дело было вечером!» — подумал я про себя, а потом решил, что про нежный цвет Кремля лучше подходит, всё-таки не вечер…

Хорошо бы припомнить какую-нибудь другую цитату… Но именно в этот момент, когда очень нужно было переключиться, ничего больше в голову не шло. Будто не слушал я сто и пятьсот попсовых песен про утро, сочинённых нейросетями на Земле… Уж хоть одна бы точно в тему пришлась… Но нет!

Память, которая до того услужливо доставала внезапные цитаты из закромов, отказалась мне помогать.

— Я тебе 750 баллов начислил, — сообщил СИПИН. — За всех убитых…. Но вы уже достали друг в друга пулять!

— Бе-бе-бе! — нашёл я идеальный ответ на эту претензию, и СИПИН замолчал, сражённый, видимо, моим красноречием.

В голове опять крутилась фраза про вечер и про нечего делать. Пришлось снова приникать к глазку, чтобы найти себе новую цель… Начинался, мать его, новый!.. Отличный!.. День!..

Дневник Листова И. А.

Двести тридцать седьмой день. Совсем дурные.

Сначала это был одинокий и отчаянный крик. Он пронёсся над опалённой солнцем и заросшей травой равниной, всё нарастая и нарастая:

— А-а-а-а-а-а-а!

Потом, будто в полифоническом хоре, к нему на той же ноте присоединился ещё один:

— А-а-а-а-а-а!

А затем в этот отчаянный крик начали вливаться всё новые и новые голоса. И непонятно было, сдулся уже первый певец — или всё ещё орёт. Я прислонил винтовку к брёвнам и взялся за револьвер. Судя по мощи хорового воя, нам нужно больше патронов!

Японцы вылетели из травы со стороны ворот и, не сбавляя скорости, ломанулись ко входу. Толпа была не слишком плотная, зато отчаянная и вооружённая. Щиты впереди, конические шапочки гордо болтаются на пустых головах, в глазах — священная ярость. Видимо, совсем их достало в траве сидеть… А может, и мошка какая покусала.

В воздух взвилось сразу три-четыре десятка болтов, устремляясь в сторону форта. Но я всё-таки успел дважды выстрелить, прежде чем пришлось прятаться.

А потом снова выглянул и выбил ещё четырёх штурмующих. За ворота я не волновался: там уже стоял Хир-Си со своими копейщиками. Даже если строй вдруг сметут, он задержит нападающих. И даст нам время, чтобы ворота трупами врагов завалить.

Но порыв смелых и дурных камикадзе-неофитов был остановлен без участия Хир-Си. Хватило слаженного залпа дульнозарядного оружия и арбалетов. Человек двадцать полетели на землю, а остальные, закинув щиты за спину и продолжая орать, но теперь уже как-то истерично, устремились обратно в траву.

От меня их, правда, такой манёвр не спас: я из винтовки под шапочку целился… И даже попал! Да и другие отстрелялись вполне удачно… Ещё три трупа и четыре орущих тела, зажимающих раны в ногах. К счастью, японцев, решившихся на этот отчаянный прорыв, оказалось немного.