Япона осень

А ещё у нас есть стена! Два метра сплошного камня. И ещё метра полтора каменной кладки. Ровно столько, чтобы не только вдаль палить, но и под стену стрелять. В общем, мы были готовы к штурму.

Вот только бестии не спешили нападать. Бегали по склонам, по вершине гряды, но близко не подходили… Знали, заразы, что мы всегда готовы пальнуть. А умирать не хотелось даже этим безбашенным тварям.

Бестии всегда готовы к смерти. Они знают, что жизнь — боль. А от боли всегда можно избавиться. А ещё они знают, что скоро наступит голод. Ну как… Они понимают, что еды становится всё меньше и меньше. Поэтому готовы рисковать, чтобы эту еду достать.

И самое неприятное — им неважно, кто этой едой станет. Двуногие с палками-стрелялками или собственные родичи. Это поведение у них сродни инстинкту. Нет еды — рискуй, так надо!

Это наши питомцы разъяснили нам через образы. Понять было сложно, но в какой-то момент разрозненные картинки сложились в общую панораму. Ты как будто сам чувствуешь голод, пожирающий тебя изнутри… Острое желание поймать кого-то съедобного… И постепенную потерю инстинкта самосохранения, одновременно со снижением интеллекта.

Видимо, это механизм регуляции их численности. Если расплодились, а еды мало — сразу становятся злее, тупее и смелее. И так до тех пор, пока не насытятся или не помрут.

Но, видно, голод ещё не скрутил бестий так, чтобы они бросались на смерть. Пока что они боялись приближаться — просто массово вертелись в отдалении. А мы все стояли и ждали, стояли и ждали… И в какой-то момент зверьё начало рассасываться, покидая гряду.

Что тоже резонно: раз пока не могут напасть, надо попытаться сожрать в долине всё, что ещё двигается. И лишь потом, когда в горло вцепятся острые когти голода, они придут по-настоящему. Придут, чтобы убить или умереть.

— Расходимся! — прозвучала команда Кострома, и бойцы стали покидать стену.

Значит, час смертной битвы ещё не пробил. И нам снова предстояло работать.

Глава 27 На отличненько дождались

Дневник Нэо Мураяма по прозвищу «Самурай»

Двести восемьдесят третий день. Боль на переправе

Разгром… Впрочем, я и не ожидал победы… Это был мой шаг отчаяния. Мой собственный сраный марш. Сраный марш сраной смерти! Остатки собранного отряда, теряя по пути отдельных засранцев, добрались до реки и рискнули переправиться.

Удивительно!.. Нет, правда, удивительно! Сколько проблем мы могли бы доставить русским, сколько их жизней забрать, сколько опыта заработать!.. Но инфекция, что накрыла ряды моих воинов, вмиг разрушила все планы.

Нас победил не огнестрел русских, не их армия, которую я сегодня увидел впервые — а микроскопический организм, поразивший в самое нутро каждого бойца моей армии! От него не спасали «лечилки», от него не уберегал иммунитет…

Стоило съесть хоть что-нибудь, и вскоре оно начинало выливаться сплошным потоком. Будто внутри человека не сложная система переваривания пищи, а просто труба какая-то! Там, в трубе, конечно, имелся какой-то измельчитель, но помогал он слабо… Пища просто не хотела нормально перевариваться.

Оставалось только отказаться от пищи… Лишь вечером я позволял своим людям съедать треть рациона. Этого недостаточно, чтобы выжить, но это поддерживало мою армию на ногах. Те, кто срывался, оставались за нашей спиной просирать свою жизнь.

У меня не было к ним жалости. Я вообще больше не испытывал сожалений. Когда началась эпидемия, я уже успел познать крушение своих надежд и планов. А теперь мною двигало только одно желание: мести! Мести тем, кто избежал нашего удара.

Войну выигрывает не тот, кто смелее, и не тот, кто показал себя более стойким… Войну выигрывает тот, кто даже поражение использует, чтобы победить. Я вёл свою армию ускоренным маршем — по начинающей сохнуть от ночных заморозков траве, под свинцовыми небесами, под каплями редкого дождя… И вёл её с одной целью: нанести врагу как можно больший урон!

Я знал, что мои люди понимают, как им предстоит умереть. И смерть в бою для нас была предпочтительней, чем смерть засранцев. Я знал, что мои люди будут стоять до конца. Они умрут достойно, в битве — как и подобает воинам.

И каждый их них после смерти станет той бомбой, что сокрушит армию русских! С наших тел, с нашей одежды, с нашего оружия, проклятые бактерии проникнут в город врага. И эти бактерии, что не дали нам сокрушить врага, сами сделают это за нас. И они причинят даже больший урон, чем могли бы все собранные нами войска!

Теперь-то я это отлично вижу. Я думал, что у русских нет армии? Ну что же, настоящий полководец всегда готов признать свои ошибки. И даже учесть их в будущем.

Армия у русских есть. Именно эта армия обрушилась на нас, едва мы пересекли реку и раскатали по брёвнышку один из этих маленьких фортов!

Я был единственным, кто спрятался в высокой траве и не погиб в бою. Моё время ещё придёт! Я подкрадусь и подсчитаю точно, сколько солдат у русских. И в следующий раз мы будем готовы куда лучше! Не будь я Нэо Мураяма!

Дневник Франсуа Шор

Двести восемьдесят третий день. Потерянная победа

Кто-то может спросить, что учёный делает в поле со спущенными штанами? Во всём виновата любовь! Да, будь она проклята! Я добиваюсь этой любви уже который день… И всё безуспешно… Я-то думал, мне в жизни хоть в этом вопросе повезёт!..

В конце концов, я — учёный. Вы хоть представляете, через какие испытания нужно пройти чернокожему парню с окраин Парижа, чтобы получить высшее образование? Особенно во времена, когда легче и проще сдать свои мозги под сервер?!

Но я смог! Я пробился! Я доказал, что достоин. Достоин не только места стажёра, но и высокого оклада, хорошей должности, уважения, черт побери!.. И тут эти канальи, это роботы, отправляют меня сюда, в дикую глушь без цивилизации и нормальных лабораторий…

Но я и здесь многое сумел! Я выжил, хотя имел все шансы сдохнуть… Я выдержал бегство вместе с Семёном, хотя многие коллеги сдались ещё по пути…

Я снова стал учёным и уважаемым человеком, в конце-то концов! Ну разве нельзя было злодейке-судьбе избавить меня от необходимости хотя бы любви добиваться?!

Ну в самом-то деле… Я, как тупой придурок, влюбился в девушку, которая всё это не ценит! Совсем не ценит! И я не понимаю, в чём проблема… Я чёрный, она — чёрная. Я — красивый и умный, она — тоже очень даже ничего. Ну всё, казалось бы, идите и радуйтесь! А она, видите ли, влюбилась в какого-то азиата, у которого даже собственной капсулы нет…

Я, видите ли, «недостаточно мужественный»… Я… Я, чернокожий парень? Как я могу быть недостаточно мужественным? Да я само воплощение брутальной дикости, первобытного безумия, маскулинного самца новой формации!..