Япония, японцы и японоведы

Был, правда, у сторонников допуска японцев в наши территориальные воды и еще один "веский", по их мнению, аргумент: деньги, которые, как предполагалось, будут платить японцы за аренду промысловых участков деньги, которые-де могли бы очень пригодиться нашей оскудевшей за время реформ стране, особенно жителям Курильских островов, оказавшимся в ельцинские времена в небывало бедственном положении. Но сдача за деньги своей территории в пользование соседям - это при всех обстоятельствах дело последнее. Так поступают обычно лишь беспробудные алкоголики: когда все имущество дома пропито, они запускают в свой дом за мизерную плату чужаков. А чем это зачастую кончается, общеизвестно: чужаки завладевают домами непутевых хозяев.

Свое решительное несогласие с невыгодным для нашей страны содержанием рыболовного соглашения высказали весной 1998 года наши видные специалисты-рыбники. С одним из них, профессором Зилановым Вячеславом Константиновичем - бывшим заместителем председателя Государственного комитета по рыболовству, я не раз консультировался по этому вопросу, и наши взгляды целиком совпадали в том, что российские разработчики соглашения шли на поводу у японцев и предавали по сути дела национальные интересы страны. Накануне подписания соглашения официальными представителями обеих сторон (Соглашение было подписано 21 февраля 1998 года с японской стороны министром иностранных дел Обути Кэйдзо, а с нашей - заместителем премьер-министра России Борисом Немцовым) и Зиланов, и я выступили в московской печати с критическими статьями, в которых подвергли осуждению и само соглашение, и его разработчиков. В частности, моя статья на эту тему, озаглавленная "Не торопитесь, господа дипломаты: тише едете - дальше будете", была опубликована в линниковской "Правде" 10 февраля. Но в ельцинские времена демонстративное игнорирование критических выступлений прессы стало обычным, нормальным поведением правительственных учреждений.

Политические противники соглашения не сложили, правда, руки. В последующие месяцы 1998 года они выступили с требованиями вынесения этого документа на обсуждение и утверждение Государственной Думы. Не раз с резкой критикой Рыболовного соглашения выступал на заседаниях Комитета защиты Курил один из руководителей этого комитета - кандидат исторических наук А. Ю. Плотников. Его сообщение на эту тему было заслушано осенью 1998 года и в одной из думских комиссий. Но на этом интерес оппозиционных думских политиков к данной теме, видимо, остыл в связи с переключением их внимания на проблему импичмента президента и прочие злободневные темы.

Мое недолгое по времени сотрудничество с редакцией линниковской "Правды" включало и полемические статьи, направленные на разоблачение предательских выступлений в московской печати японских агентов влияния, внушавших нашей общественности ложные представления о мнимой правомерности притязаний Японии на Южные Курилы. Так, в комментарии "По японской шпаргалке", опубликованном в названной газете 15 апреля 1998 года, я подверг резкому осуждению попытки одного из таких агентов японского влияния - научного сотрудника ИМЭМО РАН Б. Славинского внушить московским читателям порочную идею о "необходимости" безоговорочного признания правительством России суверенитета Японии над Южными Курилами и безотлагательного подписания двумя странами "мирного договора" с целью скорейшей передачи этих островов Японии. Появление статьи Б. Славинского в московской печати в преддверии апрельского визита Б. Ельцина в Японию на "встречу без галстуков" с японским премьер-министром было явно инспирировано как японским посольством, так и тем "прояпонским лобби", активисты которого, включая и автора упомянутой статьи, прочно обосновались в ряде исследовательских институтов Российской Академии наук. Мой комментарий был резким по форме, но не содержал ничего нового по сравнению с тем, что мною писалось ранее. И я бы, наверное, не стал о нем упоминать, если бы не одно примечательное обстоятельство. То ли в день его публикации, то ли на следующий день мне на дом лично позвонил заместитель министра иностранных дел Григорий Борисович Карасин. К моему удивлению, как оказалось, он был знаком с моими газетными статьями в линниковской "Правде", и в частности с последним комментарием, и положительно отозвался о нем. В том же телефонном разговоре он изъявил желание встретиться со мной на следующий день в его рабочем кабинете в высотном здании МИДа на Смоленской площади. Встреча эта состоялась и продолжалась около часа, и надо сказать, что Григорий Борисович несколько поколебал мою убежденность в том, что среди высокопоставленных чиновников МИДа, ответственных за отношения с Японией, со времен Козырева уже не было людей, готовых твердо отстаивать национальные интересы России как в территориальном споре с японцами, так и по другим конфликтным вопросам российско-японских отношений.

К своему удивлению, я услышал из уст Карасина довольно внятные подтверждения его готовности противостоять японскому натиску и не идти на дальнейшие уступки японским территориальным домогательствам. Конечно, я не стал по соображениям вежливости докапываться до истины: насколько твердой была бы эта готовность, если бы Ельцин или непосредственный начальник Карасина Примаков вознамерились бы вдруг пойти и далее навстречу японским территориальным притязаниям? Но тот факт, что заместитель министра иностранных дел, ответственный за японское направление российской политики, счел все-таки целесообразным в дружественной беседе выслушать мнения того из российских японоведов, которого его коллеги-японофилы, как и их японские друзья, считают "великодержавным националистом", "ястребом" и "японофобом", показался мне симптоматичным. Во всяком случае, после моей беседы с Карасиным - человеком молодым, динамичным, перспективным и восприимчивым к чужим мнениям, у меня сложилось впечатление, что в затяжной битве российских патриотов за удержание Курил в составе России еще не все было потеряно. Даже в мидовских верхах на Смоленской площади во второй половине 90-х годов не все разделяли капитулянтские взгляды Козырева, Кунадзе и их сообщников. Появились там, как мне показалось, и люди, настроенные против дальнейшего потакания японским территориальным домогательствам. Открытым остался, однако, вопрос, насколько эти люди были способны противостоять бурным всплескам прояпонских симпатий и самодурства президента России Ельцина.

С заместителем министра иностранных дел Г. Б. Карасиным я встречался по его инициативе снова месяца два спустя. И хорошее впечатление о нем не изменилось у меня и после этой встречи.

Борьба в защиту Курил

в радиоэфире и на телеэкранах

Мое участие в борьбе российских патриотов за недопущение захвата Южных Курил японцами принимало в конце 90-х годов неожиданные для меня самого развороты. Однажды, где-то зимой 1997 года, патриотическая радиостанция "Резонанс" привлекла меня к выступлению в эфире, длившемуся около часа. Цель этого выступления заключалась в том, чтобы рассказать слушателям названной радиостанции о том, почему недопустима политика потакания японским притязаниям на Курильские острова и ответить на вопросы, задававшиеся мне слушателями.

Еще более несвойственным моим повседневным занятиям стало мое участие в серийной телевизионной передаче под названием "Суд идет". По своему содержанию эта передача представляла собой довольно правдоподобную имитацию судебного заседания с участием "судьи", "присяжных заседателей", "истцов", "ответчиков", а также "свидетелей обвинения и защиты". Слушались же на подобных "судебных заседаниях" злободневные вопросы нашей действительности. Меня, в частности, привлекли тогда к участию в качестве "эксперта" при рассмотрении "иска" к президенту России нескольких представителей Курильской администрации, которые, ссылаясь на непреодолимые экономические неурядицы, омрачавшие жизнь курильчан, требовали во имя избавления своих земляков от безработицы и нищеты согласия президента и правительства России на передачу Курильских островов под управление Японии. Для подкрепления своих позиций "истцы" привлекли в качестве "эксперта" научного сотрудника ИМЭМО А. В. Загорского, который, настаивая на удовлетворении требования "истцов", аргументировал свою позицию рассуждениями о том, что якобы Россия не обладает юридическими правами ни на Южные, ни на Северные Курилы и даже на Южный Сахалин и должна-де безотлагательно удовлетворить требования как японцев, так и "истцов". Мне же в качестве "свидетеля защиты" пришлось доказывать несостоятельность как самого "иска", так и тех аргументов, которые выдвигались в поддержку "истцов". Заодно со мной территориальную целостность России защищал в ходе этого спора, и притом весьма твердо, капитан первого ранга В. В. Заборский, обративший особое внимание на стратегическую важность Южных Курил.

Откровенно говоря, я предполагал, что весь этот спектакль закончится в пользу "истцов", так как компания НТВ постоянно придерживалась по ряду вопросов "антиимперских", "антисталинских", русофобских позиций. Однако неуклюжие, откровенно прояпонские выступления адвокатов и свидетелей "истцов" произвели столь удручающее впечатление на "присяжных заседателей", что последние вопреки замыслу организаторов этого судебного шоу не пошли на поводу у поборников сдачи Южных Курил японцам и проголосовали за "вердикт", отвергавший нелепый "иск". Это был редкий случай, когда в телевизионном эфире нам, российским патриотам, удалось, несмотря на противодействие прояпонских сил, юридически доказать свою правоту и несостоятельность тех, кто хотел бы превратить российские земли в объект беспринципного торга с японцами. И я не скрывал свою радость, когда на следующий день принимал поздравления от моих друзей в институте.

Еще раз в телевизионной дискуссии на ту же тему - о путях решения российско-японского территориального спора - меня пригласили участвовать в октябре 1999 года. В этой дискуссии, которую по каналу ТНТ под рубрикой "Момент истины" вел телевизионный комментатор С. Караулов, приняли участие наряду со мной небезызвестный думский деятель Владимир Жириновский, бывший думский депутат из числа рьяных "демократов-реформаторов" Аркадий Мурашов и зам. главного редактора газеты "Новые Известия" бывший известинский корреспондент в Японии Сергей Агафонов. В состоявшемся между нами перед телекамерами споре, "отдавать России японцам Южные Курилы или не отдавать", роли распределились, как это и было задумано телесъемщиками, так: Агафонов и Мурашов склонялись в пользу уступок России японским территориальным притязаниям, в то время как Жириновский и я выступали решительно против любых потаканий этим притязаниям.

Но дискуссия эта оставила у меня ощущение досады и никчемности подобных телевизионных шоу. Как стало сразу же ясно, ведущего Караулова судьба Курил как таковая нисколько не интересовала: свою задачу он видел в том, чтобы исподволь стравить участников дискуссии и придать спору видимость эмоционального накала и словесную остроту. В этом отношении наибольшее внимание тридцати зрителей, перед которыми мы восседали на подиуме за двумя столиками, приковал к себе, как и следовало ожидать, Жириновский, говоривший дольше, громче и образнее других, хотя временами он нес всякую чепуху, либо почерпнутую им из сомнительных источников, либо приходившую ему в голову по ходу спора. Не блистали знанием фактов и логикой своих высказываний ни мой бывший коллега по газетной работе в Токио Агафонов, от которого следовало бы ожидать большей осведомленности и обстоятельности, ни Мурашов, который вообще не смог привести ни одного веского довода в пользу "необходимости" поиска "справедливого компромисса" с Японией на путях уступок ее территориальным притязаниям. На примере сумбурных высказываний всех трех названных выше участников дискуссии я воочию увидел, как слабо готовились именитые думские политики и вроде бы солидные журналисты-политологи к своим выступлениям по телевизору, как безответственно и легкомысленно относились они к тому, что изрекалось ими с телевизионных экранов. Не доволен я остался и теми отрывочными репликами и возражениями, которые мне удалось торопливо высказать в стесненных условиях, когда все три моих говорливых собеседника норовили слушать лишь самих себя, бесцеремонно перебивая и друг друга, и меня.

Во время подготовки участников дискуссии к записи, а потом и во время съемки я, находясь вблизи от Жириновского, искоса наблюдал за этой скандально известной личностью. От всех его величественных поз, высокомерных гримас и громких претенциозных изречений веяло фанфаронством, фанаберией и неуважением к окружавшим его людям. Удивительно, как удавалось этому предельно нескромному, самовлюбленному и неприятному человеку удерживаться долгое время на верхних ярусах российской политической иерархии. Видимо, ельцинский режим создал для процветания таких одиозных фигур какую-то благоприятную почву. И не случайно то, что Жириновский, изображавший себя ярым оппозиционером, в острых политических ситуациях неизменно поддерживал в Думе Ельцина и его доверенных лиц.