Япония, японцы и японоведы
Шрифт:
Полемические выступления в защиту Курил от японского вторжения были, разумеется, не единственной темой моих японоведческих занятий и публикаций в составе работников отдела комплексных международных проблем Института востоковедения. Появилась у меня в те годы и еще одна любопытная тема исследований.
Ее появление было навеяно выступлениями по телевидению профессора Московского государственного института международных отношений В. Г. Сироткина. Речь в его выступлениях шла о золотом запасе царской России, который в годы русской революции и гражданской войны был вывезен, по его сведениям, за рубеж, и прежде всего в Японию. Вопрос этот заинтересовал меня еще и потому, что в предшествовавшие годы я с досадой отмечал отсутствие интереса среди наших японоведов к такому историческому событию как японская интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке, которая представляла собой по сути дела агрессивную войну Японии против нашей страны и бесцеремонную оккупацию японской армией российской территории, продолжавшуюся в общей сложности чуть ли не семь лет (с учетом оккупации Северного Сахалина).
Как видно, в отличие от многих моих коллег-японоведов,
Когда о прошлых военных столкновениях России с Японией заходит речь среди наших соотечественников, то прежде всего вспоминаются почему-то русско-японская война 1904-1905 годов, кровопролитные сражения в районе Хасана и Халхин-Гола в конце 30-х годов и, наконец, бои в Маньчжурии в августе 1945 года. А ведь самой болезненной для русского населения из всех захватнических акций Японии, предпринятых против нашей страны, была военная интервенция Японии в Сибири, Забайкалье, Приамурье и на Северном Сахалине. Причем интервенция эта носила откровенно карательный и грабительский характер, и нам негоже забывать о том, что тысячи мирных русских людей погибли тогда от пуль японских интервентов, нельзя забывать и о колоссальных материальных ценностях, похищенных японскими интервентами на российской территории и вывезенных в Японию. Ведь не забывают же японцы свои обиды на Россию, укоряя нас за "неожиданное" вторжение в Маньчжурию в августе 1945 года и за помощь Китаю в освобождении этой страны от японских милитаристов, как и за последующее использование труда японских военнопленных на восстановительных работах и стройках в различных районах нашей страны.
Думая так, взялся я в 1995-1996 годах за конкретное рассмотрение той полудетективной истории с похищением царского золота, о которой так часто упоминал в своих выступлениях по телевидению профессор В. Г. Сироткин. Сначала мне эта история показалась неправдоподобной, но потом, когда я познакомился с рядом документов, статистических сведений и воспоминаниями очевидцев, мне стало ясно, что судьба царского золота, попавшего в руки японских интервентов и представлявшего собой значительную часть золотого запаса России, заслуживала специального изучения. Ведь из России в Японию были увезены не килограммы и не десятки и сотни килограммов, а десятки, если не сотни тонн золота. И, несмотря на это, в нашей литературе не выходило в свет ни одной книжной публикации, посвященной этому "ограблению века".
Для подтверждения некоторых из своих догадок и уточнения отдельных фактов летом 1996 года я вылетал на десять дней в Японию, заполучив приглашение правления одной из совместных российско-японских фирм. Но большую часть своего времени я провел не в этой фирме, а в парламентской библиотеке за просмотром мемуарной литературы, а также газетных и журнальных подшивок, относившихся к заинтересовавшему меня периоду новой истории.
Результатом моего интенсивного ознакомления с данным вопросом стала осенью 1996 года публикация в Москве небольшой по объему книги "Как Япония похитила российское золото". При подготовке этой книжки к изданию я руководствовался не только абстрактным интересом к вопросам, почему-то упущенным отечественными исследователями, но и практическими соображениями. Яснее говоря, мне хотелось дать нашим чиновникам государственных ведомств, включая МИД России, обобщенные сведения, позволяющие при ведении переговоров с японской стороной по различным спорным вопросам предъявить японцам подкрепленные цитатами и фактами финансовые претензии, достаточно крупные, чтобы уравновесить некоторые из давних японских притязаний и отбить у японцев охоту вести с нами бесконечные торги.
Будучи окрыленным неожиданно быстрой по срокам публикацией книги о похищении Японией российского золота, я направил несколько экземпляров этой книги своему знакомому по журналистской работе в Токио с просьбой позондировать возможность ее перевода на японский язык и публикации в Японии. Вскоре я получил от него обнадеживающее сообщение: издательство "Синдоку Сёся", возглавлявшееся многоопытным знатоком русского языка и давним другом нашей страны господином Идзюином Синрю, изъявило согласие перевести на японский язык и издать мою книгу. Учитывая, что книга моя по своему содержанию была не очень-то приятной для японских властей и банкиров, я решил не создавать для Идзюина финансовые трудности и в дальнейших переговорах с издательством отказался от получения каких-либо авторских гонораров. В результате летом 1997 год моя книга были издана на японском языке и появилась на прилавках ряда токийских магазинов. Ее выход в свет удачно совпал с моей одномесячной командировкой в Японию по соглашению о научном обмене между нашим институтом и университетом Кэйо. Пожалуй, самым приятным для меня событием во время моего пребывания в Токио стала в середине мая 1997 года публичная презентация моей новой книги, только что вышедшей на японском языке. На презентации, состоявшейся в одном из залов дома приемов Токийского университета, присутствовали около 40-50 университетских преподавателей, журналистов и общественных деятелей. Собравшиеся в своих выступлениях подчеркивали пользу упоминания в книге о таких фактах и эпизодах, связанных с интервенцией Японии в Сибири, о которых японским читателям до тех
пор не было известно почти ничего. На следующий день заметка о презентации книги была опубликована в столичной газете "Асахи Симбун"199.Чего ждать российским японоведам
после ухода Ельцина из Кремля?
Годы ельцинского правления стали для меня периодом постоянной неудовлетворенности ходом событий в России - в моей любимой стране, которой я всегда был предан, независимо от того, хорошо или плохо складывались у меня служебные дела и личная жизнь. Глубоко омрачали мое настроение и распад Советского Союза, и потеря Россией целого ряда своих исконных земель, населенных русскими людьми, и расстрел ельцинскими генералами законно избранного парламента страны, и бездарная война в Чечне в 1994-1996 годах, завершившаяся предательским отводом федеральных войск с отвоеванных у бандитов территорий. Постоянно вызывала в моем сознании чувство протеста бесхребетная проамериканская внешняя политика, проводившаяся сначала министром иностранных дел А. Козыревым, а потом его преемником на этом посту Е. Примаковым. Грустно было видеть, как в угоду правителям Запада мы сами напяливали себе на шею хомут обязательств, связанных со вступлением России в Европейский Союз - обязательств обременительных и ущербных для нашего народа, не отвечающих ни внутренней обстановке в стране, ни нашему национальному менталитету.
Постоянное возмущение вызывало у меня бесцеремонное вмешательство в политическую жизнь страны жадных до наживы финансовых олигархов, орудовавших за спиной Ельцина и членов его семьи. Поражало при этом и будило гнев в душе явное попустительство властей беспримерной по масштабам утечке из страны капиталов, истощавшей российскую экономику и ведшей ко все большему обнищанию основной массы ее населения. С нараставшей тревогой следил я все минувшие годы ельцинского правления за все более и более очевидным ослаблением военного могущества России, за разрушением ее военно-воздушных, военно-морских и сухопутных вооруженных сил, а также ее некогда грозного для врагов атомного щита. С болью в сердце было воспринято мной бесцеремонное, безнаказанное и безжалостное избиение военно-воздушными силами НАТО мужественной Югославии, которой мы вопреки тщетным просьбам и надеждам сербов отказали в военно-технической, а потом и в активной дипломатической помощи.
Остро ощущая необходимость решительного пересмотра губительной для России и ее народа политики Ельцина и его окружения, я ждал перемен в политической жизни страны. Но увы - в 90-х годах этого не произошло. Так и не появилось в те годы такой надежной, влиятельной силы, какая была бы способна стать преградой на пути разрушителей страны - ельцинистов и повернуть развитие событий в нужном для народа направлении.
Раньше, на протяжении сорока с лишним лет, я был верным членом КПСС и до последних дней существования этой организации оставался в ее рядах. Сожалею и по сей день, что мне не удалось сохранить на память мой партийный билет, который согласно существовавшим тогда правилам был сдан мной в 1987 году перед отъездом на работу в Японию в выездной отдел ЦК КПСС и который в декабре 1991 года по возвращении в Москву я уже не смог получить на руки в условиях введенного тогда властями запрета на деятельность КПСС. В первые дни пребывания на родине я был ошеломлен и в то же время возмущен безволием, трусостью и двуличием Горбачева и его приспешников из числа партноменклатурных вельмож. Презрение и отвращение вызывали у меня тогда эти жалкие болтуны, не решившиеся в ответственный момент защитить ни себя, ни партию, и позорно отдавшие без боя власть над страной своим нахрапистым политическим противникам.
Позднее, в 1992-1993 годах, когда по решению суда деятельность КПРФ была легализована и возобновлена, стало ясно, что в руководстве этой партией остались все те же бывшие штатные работники аппарата ЦК КПСС партийные чиновники-профессионалы, озабоченные как и в былые годы, лишь желанием обрести удобную для себя нишу в новой общественно-политической структуре страны. Страх репрессий побуждал их все дальше и дальше идти на отказ от превращения партии в боеспособную массовую организацию. Не решились, например, эти люди даже на такой шаг как борьба за воссоздание низовых партийных организаций на производственных предприятиях, в государственных ведомствах и учебных заведениях, а отсутствие сети таких низовых ячеек обрекло КПРФ на хронический отрыв от широких народных масс. Сделав ставку на заведомо нереальное завоевание абсолютного большинства мест в парламенте, Зюганов и его окружение фактически примирились с властью "демократов-реформаторов" и превратили КПРФ в партию "структурной оппозиции" - в партию думских говорунов, вполне довольных тем, что они снова пребывают в достатке и комфорте на важных государственных постах и не несут никакой ответственности за судьбы страны. Вступать в такую партию мне уже не хотелось, хотя на думских и президентских выборах 1996 года и я, и жена отдали свои голоса кандидатам КПРФ - за неимением ничего лучшего.
Вообще говоря, мое отношение к политическим противникам Ельцина определялось на протяжении 90-х годов прежде всего тем, насколько они были способны и готовы к решительной борьбе за отстранением от власти ненавистной мне клики наглых хапуг и разрушителей страны, захватившей в эти годы бразды правления в московском Кремле. К сожалению, те из радикально настроенных деятелей антиельцинской оппозиции, которые в своих убеждениях и высказываниях проявляли большую, чем лидеры КПРФ, заинтересованность и последовательность в борьбе за спасение России от беспредела нуворишей и коррумпированных чиновников, не сумели создать для себя дееспособных массовых организаций поддержки, а потому и не обрели реальной силы для победы на думских выборах в декабре 1999 года. Не придется им, судя по всему, оказывать существенное влияние на ход событий и в дальнейшем. Вероятнее всего, попутные ветры удачи будут дуть и далее в паруса противников социалистической идеологии, обладающих на сегодняшний день реальной властью в большинстве республик и областей России.