Японская цивилизация

Этой плодотворной ассимиляции формы и цвета предшествовала куда менее удачная попытка. Конечно, эпоха Хэйан представляла золотой век для развития всего японского искусства, но ремесло керамики было не слишком развито. Контакты с Китаем еще не установились, и количество удивительных континентальных образцов было невелико. Однако этот недостаток был компенсирован в ту эпоху искусством лаковых изделий, которое достигает высокого технического совершенства и пластической красоты, благодаря чему стали производиться легкие небьющиеся изделия, успешно заменяющие в большинстве случаев неудобную глиняную посуду. Керамические изделия ограничивались некоторыми ритуальными сосудами, такими как глиняные кувшины, в которых хранился прах умерших, а также блюдами и горшками, то есть посудой, которая использовалась простым народом. А потому производство керамики возвратилось, оставив изысканные достижения гончарного круга, к старинной технике сзто.

Именно в эпоху Нара впервые произошло знакомство с китайской керамикой. Японский двор увидел изящные вазы, выполненные в трех цветах — зеленом, желтом и белом (сан-сай),полученных обжигом при низкой температуре. Эта техника, характерная для произведений эпохи Тан в Китае, должна была прийти через королевство Силла или Похай. Красота этой керамики могла допустить использование таких предметов только в ритуальных целях, о чем свидетельствует описание одного из изделий, хранящихся в Сёсоине. Эти изделия дали Японии новое представление о цвете.

Глиняный погребальный сосуд, найденный в Ибараки неподалеку от Осаки в начале эпохи Мэйдзи, представляет собой образец высокого качества керамики эпохи Нара. В соответствии с китайской техникой «трех цветов» ( сан-сайпо-японски) с внешней стороны он покрыт желтой, зеленой и белой глазурью, внутренняя сторона — только бледно-зеленой.

Японцам было с чем сравнивать, поскольку у них с доисторических времен существовала традиция производства замечательной керамики. Техника производства и внешний вид ваз типа суй, которые пришли из королевства Силла около V века, полностью соответствовали китайскому образцу. Они отчасти заставляют забыть о простой, неукрашенной глиняной посуде, известной под названием хадзи,прямой наследнице керамики эпохи Яёй. Эта доисторическая глиняная посуда имела прежде всего функциональное значение — пузатые сосуды, кубки, на ножке или без нее, большие глиняные кувшины для хранения продуктов или для захоронений; они повторяли простые контуры образцов из металла, также пришедших с континента, которые и определили характер керамики последних периодов эпохи Дзёмон. Все-таки гончарный круг был практически неизвестен в эту эпоху. Разрыв между традиционной японской керамикой и глиняной посудой эпохи Дзёмон разителен, и кажется, что между тем и другим не существует никакой связи — такое впечатление, как будто где-то в начале нашей эры возник новый мир. В глиняной посуде эпохи Дзёмон, не имевшей правильных форм, большое значение придавалось декору, в котором широко использовался веревочный орнамент, откуда и происходит само название Дзёмон, «веревочный орнамент». Между тем настоящее отличие глиняной посуды эпохи Дзёмон выразилось в странных изделиях, изготовленных в середине той эпохи (дзёмон тюки)-,скошенные бока с вырванными из них кусками, горловина, украшенная невероятными вздутиями и наростами, преувеличенные изгибы линий и резкий волнистый орнамент. Этот орнамент характерен для общества, развитие которого было связано с морем, и напоминает об этом. В этих изделиях мы видим начала искусства, рождение древней Японии, и, несмотря на разрыв, преемственность все же существует. Именно поэтому мы вновь не без оснований обнаруживаем в смелой архитектуре нашего современника Тангэ линеарные ритмы этой архаической глиняной посуды.

Изделия из металла

Если любители чайной церемонии с восхищением любуются чайными чашками из керамики, то с не меньшим вниманием они разглядывают литые металлические котелки, в которых хранится и кипятится чистая вода. С конца XVI века эти сосуды можно считать произведениями искусства. Наиболее известные из них производились в Асийя, неподалеку от Фукуока (гладкие стенки и богатый декор), или в Сано, в Тосиги (мотивы на грубоватой поверхности), одни соответствовали изяществу фарфора, другие — простоте глиняной посуды. В отношении металлических изделий японский вкус также колеблется между двумя полюсами, что характерно и для керамики, но больше всего, несомненно, ценится простота, потому что изделия, которые несут на себе следы чрезмерной обработки, украшенные инкрустацией, чеканкой, отодвигают на второй план красоту самого материала. Мурата Сэймин из Эдо, Хомма Такусай из Садо и из Нагасаки считаются лучшими чеканщиками XVIII столетия. Их произведения, в особенности изделия Камедзо, свидетельствуют о близости к реализму, о виртуозном мастерстве, сродни искусству резьбы по слоновой кости. Широко распространенное производство маленьких фигурок в разной манере, которые изготовлялись с особой тщательностью: нэцкэ— застежки для шнурка, инро— украшения для маленьких лекарственных коробочек, — прославило талант и юмор японских анималистов во всем мире. [37] Между тем сюжеты этих произведений, как и сюжеты гравюр, часто связанные с повседневностью, не влияют на эмоциональное восприятие более склонных к символу японцев, так же как и на восприятие жителей западных стран. То же относится и к наборам письменных принадлежностей, в которые включаются многочисленные инструменты, выполненные из металла: украшенные линейки, крышки, подставки для хранения кистей, пресс-папье, различные сосуды. Все это свидетельствует о вкусе, испытавшем значительное влияние Китая. Среди тех, кто становился знаменитым в данном роде деятельности, необходимо указать прежде всего на Сиката Анносукэ, который работал в Киото в Начале XIX века. Стоит упомянуть и его ученика Ата Дзёрокю, который специализировался в копировании старинной китайской бронзы. Многочисленные образцы его творчества украшают и сегодня домашние коллекции и хранилища музеев.

37

Речь идет о сюжетике изображений, использовавшейся при изготовлении нэцкэ.

Помимо мастерских по обработке металла, созданных для нужд чайной церемонии, существовало и замечательное искусство обработки металла, имевшее отношение к религиозным ритуалам. Оно было связано с буддистским декором или синтоистскими зеркалами. Кроме того, развивалось искусство, порожденное воиственностью феодалов, искусство оружейников, кователей лезвий или чеканщиков по гардам. [38]

С наступлением эпохи Мэйдзи буддистские монастыри утратили вместе с поддержкой официальных властей и свои преимущества перед синтоистским культом. Лишенные финансовых ресурсов, представители духовенства, пришедшего в упадок, вынуждены были отказаться от многочисленных культовых предметов, для того чтобы прокормить себя. Так значительное количество бронзовых японских культовых предметов, на волне увлечения японизмом, который на протяжении всей последней четверти XIX века перекочевал на западные берега, наводнило рынок произведений искусства, неся с собой еще и искаженное представление о японском вкусе. Ведь в течение длительного времени качество буддистской бронзы ухудшилось, и это искусство характеризовалось постепенным упадком вкуса, за исключением металлических украшений, которые использовались архитекторами. В жанре монументальной скульптуры повторялись все те же образцы, которые в эпоху Камакура были доведены до высочайшей степени технического совершенства. Все дополнительные украшения: чеканные элементы балдахинов ( бан), пастушьи посохи ( ниой)и колокольчики ( гокорэй), алтари ( кэман), ковчеги для сутр (ои), кованые фонари ( дото) — точно воспроизводили растительный орнамент, например виноградную лозу (каракуса),или копировали изображения животных по образцам буддийского возрождения XII века. Они несли на себе отпечаток своей эпохи, которая характеризовалась жестким, суровым и несколько раздражающим декоративным стилем. Для того чтобы обнаружить подлинные шедевры японской бронзы, следует обратиться к искусству VIII–IX веков: кэманс гениями в форме птиц в Тюсондзи в эпоху Хэйан или же декоративные панельки с очаровательными музыкантами на восьмиугольном фонаре Тодайдзи в Наре. Здесь все еще изящно отражено исполненное вдохновения искусство, которое подчинило китайские формы эпохи Тан японскому чувству меры и вкусу. Зеркала ( кагами) — синтоистский атрибут, первый среди императорских сокровищ, — осуществляют удивительную функцию: именно они устанавливают с самых древних времен связь с неизведанным.

38

Гарда — деталь меча, защитная металлическая пластина, разделяющая клинок и рукоять.

Пока, переговариваясь так или погрузившись в задумчивость, мы продвигались вперед, внезапно подул ветер, и, сколько ни старались гребцы, корабль все отступал, отступал назад и едва не затонул.

— Эти пресветлые боги из Сумиеси, — промолвил кормчий, — известны, наверное, вам. Чего-то, видимо, им захотелось. Какие-то они новомодные. Вот кормчий говорит: — Извольте поднести нуса.

Как он и сказал, подносят нуса. Ихотя исполнили все это, ветер ничуть не перестал. Все больше дует ветер, все больше встают волны, ветер и волны становятся опасными, и тогда кормчий опять говорит:

— Ваш корабль не двигается потому, что нусане удовлетворяют богов. Теперь поднесите им такого, что должно их обрадовать!

Опять сделали, как он сказал.

— Как нам поступить! — говорили мы. — Даже глаза у человека два, а зеркало у нас одно-единственное. Но поднесем и его! — И когда с этими словами бросили его в море, стало жаль. Но как только это сделали, море стало гладким, как зеркало

(Ки-но Цураюки. Путевые заметки из Тоса). [39]

39

Перевод с яп. В. Н. Горегляда.

В течение последних четырех веков зеркала все больше приближались к современному виду. Их простую круглую поверхность полагалось украшать. Действительно, с конца XVII столетия появились зеркала с ручкой ( экагами), в композиции декора на них больше не играет роли бутон, изображаемый в центре. Композиция декора зеркал теперь напоминает роспись фарфоровых тарелок или круглых лаковых крышек. Здесь, как в других случаях, техническая виртуозность и утрата специфического для каждого из этих направлений декора стали причиной смешения жанров. Отсутствие духовных движущих сил не способствовало возникновению новых художественных идей. Самураи сумели придать новый буддийский импульс искусству XIII века, и китайские образцы стали использоваться с большей выдумкой. Японские зеркала покорились богатству цветочного и животного мотивов эпохи Сонг. Их отделка стала более оригинальной, чем обрамление, которое носило отпечаток архаизма, а именно декор с использованием зубчиков, который китайцы воссоздавали в это время, опираясь на образцы эпохи Хань, существовавшей на рубеже двух эр. Слияние старинного китайского стиля и классического японского стиля не помешало в эту эпоху украсить зеркала маленькими раскрашенными пространствами, картинками со стихотворениями, которые особенно ценились образованными людьми. Зеркала с декором в виде росписей и каллиграфических надписей ( э-ута) — последние высококачественные произведения, которые заслуживают упоминания. Поскольку, как и в случае с храмовыми украшениями, нужно было бы обратиться к VIII–IX векам, чтобы обнаружить несколько шедевров: зеркала с тонкой чеканкой — изящные журавли, изображенные в полете посреди растущих хризантем, которые окружены тонкими завитками облаков; зеркала в китайском стиле, украшенные фольгой из золота и серебра, утопленной в прозрачном лаке ( хидмон), или зеркала, покрытые лаком, декор которых дополнен пластинками перламутра, включенными в прорези внутри лака ( раден); тяжелые зеркала большого диаметра, декор которых был выполнен из желтой и темно-зеленой эмали и в VIII веке открывает технику перегородчатой эмали ( руридэн). Многие из китайских образцов этой эпохи утрачены, и теперь трудно отличать произведения, которые были привезены из Китая, от тех, что уже могли изготовить местные ремесленники. Каким бы ни был талант этих последних, надо все же помнить, что именно китайские зеркала (подлинные или же копии) являются тем предметом, который наиболее часто встречается в могилах, относящихся к периоду зарождения исторических времен с III по VI век.

Хотя впоследствии с появлением в XIX столетии европейских зеркал старинное зеркало, некогда использовавшееся для того, чтобы защищать покойника в его путешествии в загробный мир, и теряет свое традиционное утилитарное назначение, оно, конечно, окончательно не утратило своего колдовства. Оно непременный атрибут синтоистских святилищ как напоминание о зеркале о восьми лепестках (ята-нокагами),с помощью которого удалось выманить Аматэрасу из пещеры, где она укрылась, рассердившись на грубость и буйство своего неисправимого брата Сусаноо.

Тогда император отправил еще Ямато Такэру, сказав ему: «Ступай умиротворять жестоких камии бунтовщиков двенадцати восточных провинций…» И он дал ему длинную деревянную алебарду, сделанную из падуба. Тот тогда отправился согласно приказанию и прибыл помолиться в большое святилище Исэ и поклонился там обители ками (Аматэрасу). Затем он сказал своей тетке, высочайшей принцессе Ямато (Ямато-химэ): «Не желает ли император того, чтобы я погиб? Почему он меня посылает еще и теперь, чтобы успокаивать мятежников двенадцати восточных провинций, не предоставив мне людей, причем безотлагательно, как только я возвратился в столицу, после того как был направлен для того, чтобы подавить мятежников на Западе? Когда я об этом думаю, то мне кажется, что он желает моей смерти». И он заплакал от печали. Тогда Ямато-химэ ему предложила меч, косящий траву (кусанаги-но-цуруги)… Когда он прибыл в провинцию Сагами, то губернатор этой провинции его обманул, сказав ему: «Существует большое болото в этом поле. Ками,который живет в этом болоте, является злобным и диким». Тогда он отправился в поле для того, чтобы увидать этого ками. Тогда «губернатор» провинции поджег поле. Понимая, что его перехитрили, он косил травы вокруг себя собственным мечом… Таким образом он сумел выйти из поля…

(Кодзики). [40]

40

Перевод с франц. И. Эльфонд.

Этот меч, косящий траву, когда-то, согласно легенде, был добыт Сусаноо из хвоста дракона о восьми головах, обитавшего в области Идзумо. Первоначально меч именовался «мечом из облаков, скопившихся на небе» (Ама-но-муракумо-но цуруги).После того как его использовал Ямато Такэру, меч, согласно легенде, был помещен в храм Ацута в Овари. Рассказывают еще, что император-ребенок Антоку сжимал его в своих руках, когда его бабушка бросилась вместе с ним в бурные воды Японского моря в конце сражения при Дан-но-уре (1185), которое ознаменовало гибель рода Тайра. Этот меч являлся одним из трех сокровищ императорской короны. Сохранился ли он в действительности? Теперь это имеет мало значения. Существование его представляется маловероятным. Единственное, что важно, — его значение как символа. Точную форму этого меча трудно определить. Подобно тому как это было на Западе, в древние времена легко смешивали сабли и мечи, кривые или прямые лезвия, оружие с одним лезвием или обоюдоострое. Но обычай понемногу определил понятие цуругидля обозначения меча из мифологических повествований и понятие катана,используемое в наши дни для обозначения сабли исторической эпохи.

Сабля, основное оружие, ничего не утратила от своего средневекового величия. Рыцарский дух, который на протяжении столь продолжительного времени служил общественной морали на радость и на горе, сохранил частицу своего сентиментального могущества, последнего убежища, последнего утешения всех тех, кто потерял в годы последней войны дорогого человека. Сабля офицера, погибшего на поле брани, является драгоценной реликвией и остается символом добровольной или вынужденной жертвы.

Действительно, ношение сабель в мирное время было запрещено императорским эдиктом 1877 года, и все эти пламенные чувства, которые ощущаются еще и сегодня благодаря энтузиазму и количеству коллекционеров холодного оружия или декорированных гард, восходят к эпохе Эдо. В те мирные времена, когда мечи должны были в обязательном порядке оставаться в ножнах, благородные воины, единственные, кому разрешалось их носить, имели достаточно свободного времени, чтобы в своей жизни следовать ритуалам. Их воинственный пыл, который хотели обуздать строгим законом, находил выход в спортивных упражнениях, в боевых искусствах, в основе которых лежало владение холодным оружием. Оружие в ту эпоху, когда первыми философами и историками национальной культуры в особенности превозносились «три императорских сокровища», превратилось в парадный предмет, в драгоценность. Меч, который спасал жизнь и посылал смерть, наделялся сверхъестественными свойствами.