Ярмарка тщеславия - английский и русский параллельные тексты

If people would but leave children to themselves; if teachers would cease to bully them; if parents would not insist upon directing their thoughts, and dominating their feelings--those feelings and thoughts which are a mystery to all (for how much do you and I know of each other, of our children, of our fathers, of our neighbour, and how far more beautiful and sacred are the thoughts of the poor lad or girl whom you govern likely to be, than those of the dull and world- corrupted person who rules him?)--if, I say, parents and masters would leave their children alone a little more, small harm would accrue, although a less quantity of as in praesenti might be acquired.	Если бы люди предоставляли детей самим себе, если бы учителя перестали донимать их, если бы родители не настаивали на руководстве их мыслями и на обуздании их чувств, - ибо эти мысли и чувства являются для всех тайной (много ли, в сущности, вы или я знаем друг о друге, о наших детях, о наших отцах, о наших соседях? А насколько же более прекрасны и священны мысли бедного мальчугана или девочки, которыми вы беретесь управлять, чем мысли той тупой и испорченной светом особы, что ими руководит!), - если бы, говорю я, родители и учителя почаще оставляли детей в покое, то особого вреда от этого не произошло бы, хотя латыни, возможно, было бы усвоено поменьше.
Well, William Dobbin had for once forgotten the world, and was away with Sindbad the Sailor in the Valley of Diamonds, or with Prince Ahmed and the Fairy Peribanou in that delightful cavern where the Prince found her, and whither we should all like to make a tour; when shrill cries, as of a little fellow weeping, woke up his pleasant reverie; and looking up, he saw Cuff before him, belabouring a little boy.	Итак, Уильям Доббин позабыл весь мир и вместе с Синдбадом Мореходом был далеко-далеко в Долине Алмазов или с принцем Ахметом и феей Перибану в той удивительной пещере, где принц нашел ее и куда все мы охотно совершили бы экскурсию, как вдруг пронзительные вопли, похожие на детский плач, пробудили его от чудных грез. Подняв голову, он увидел перед собой Кафа, избивавшего маленького мальчика.
It was the lad who had peached upon him about the grocer's cart; but he bore little malice, not at least towards the young and small.	Это был мальчуган, наболтавший о фургоне. Но Доббин не был злопамятен, в особенности по отношению к маленьким и слабым.
"How dare you, sir, break the bottle?" says Cuff to the little urchin, swinging a yellow cricket-stump over him.	– Как вы смели, сэр, разбить бутылку? – кричал Каф маленькому сорванцу, размахивая над его головой желтой крикетной битой.
The boy had been instructed to get over the playground wall (at a selected spot where the broken glass had been removed from the top, and niches made convenient in the brick); to run a quarter of a mile; to purchase a pint of rum-shrub on credit; to brave all the Doctor's outlying spies, and to clamber back into the playground again; during the performance of which feat, his foot had slipt, and the bottle was broken, and the shrub had been spilt, and his pantaloons had been damaged, and he appeared before his employer a perfectly guilty and trembling, though harmless, wretch.	Мальчику было приказано перелезть через школьную ограду (в известном местечке, где сверху было удалено битое стекло, а в кирпичной кладке проделаны удобные ступеньки), сбегать за четверть мили, приобрести в кредит пинту лимонаду с ромом и под носом у всех докторских караульщиков тем же путем вернуться на школьный двор. При совершении этого подвига малыш поскользнулся, бутылка выпала у него из рук и разбилась, лимонад разлился, пострадали панталоны, и он предстал перед своим властелином, весь дрожа в предвидении заслуженной расплаты, хотя и ни в чем не повинный.
"How dare you, sir, break it?" says Cuff; "you blundering little thief.	– Как посмели вы, сэр, разбить ее? – кричал Каф.- Ах ты, мерзкий воришка!
You drank the shrub, and now you pretend to have broken the bottle.	Вылакал весь лимонад, а теперь врешь, что разбил бутылку.
Hold out your hand, sir."	Ну-ка, протяни руку!
Down came the stump with a great heavy thump on the child's hand.	Палка тяжело опустилась на руку ребенка.

A moan followed.	Раздался крик.
Dobbin looked up.	Доббип поднял голову.
The Fairy Peribanou had fled into the inmost cavern with Prince Ahmed: the Roc had whisked away Sindbad the Sailor out of the Valley of Diamonds out of sight, far into the clouds: and there was everyday life before honest William; and a big boy beating a little one without cause.	Фея Перибану исчезла в глубине пещеры вместе с принцем Ахметом; птица Рох подхватила Синдбада Морехода и унесла из Долины Алмазов далеко в облака, и перед честным Уильямом снова были будни: здоровенный малый лупил мальчугана ни за что ни про что.
"Hold out your other hand, sir," roars Cuff to his little schoolfellow, whose face was distorted with pain.	– Давай другую руку, - рычал Каф на своего маленького школьного товарища, у которого все лицо перекосилось от боли.
Dobbin quivered, and gathered himself up in his narrow old clothes.	Доббин встрепенулся, все мышцы его напряглись под узким старым платьем.
"Take that, you little devil!" cried Mr. Cuff, and down came the wicket again on the child's hand.--Don't be horrified, ladies, every boy at a public school has done it.	– Получай, чертенок! – закричал мистер Каф, и палка опять опустилась на детскую руку. Не ужасайтесь, дорогие леди, каждый школьник проходит через это.
Your children will so do and be done by, in all probability.	По всей вероятности, ваши дети тоже будут колотить других или получать от них трепку.
Down came the wicket again; and Dobbin started up.	Еще удар - но тут вмешался Доббин.
I can't tell what his motive was.	Не могу сказать, что на него нашло.
Torture in a public school is as much licensed as the knout in Russia.	Мучительство в школах так же узаконено, как и кнут в России.
It would be ungentlemanlike (in a manner) to resist it.	Пожалуй, даже не по-джентльменски (в известном смысле) препятствовать этому.
Perhaps Dobbin's foolish soul revolted against that exercise of tyranny; or perhaps he had a hankering feeling of revenge in his mind, and longed to measure himself against that splendid bully and tyrant, who had all the glory, pride, pomp, circumstance, banners flying, drums beating, guards saluting, in the place.	Быть может, безрассудная душа Доббина возмутилась против такого проявления тиранства, а может быть, он поддался сладостному чувству мести и жаждал помериться силами с этим непревзойденным драчуном и тираном, который завладел здесь всей славой, гордостью и величием, развевающимися знаменами, барабанным боем и приветственными кликами солдат.
Whatever may have been his incentive, however, up he sprang, and screamed out,	Каковы бы ни были его побуждения, но только он вскочил на ноги и крикнул:
"Hold off, Cuff; don't bully that child any more; or I'll--"	– Довольно, Каф, перестань мучить ребенка... или я тебе...
"Or you'll what?" Cuff asked in amazement at this interruption. "Hold out your hand, you little beast."	– Или ты что? – спросил Каф, изумленный таким вмешательством, - Ну, подставляй руку, гаденыш!
"I'll give you the worst thrashing you ever had in your life," Dobbin said, in reply to the first part of Cuff’s sentence; and little Osborne, gasping and in tears, looked up with wonder and incredulity at seeing this amazing champion put up suddenly to defend him: while Cuff’s astonishment was scarcely less.	– Я тебя так вздую, что ты своих не узнаешь! – отвечал Доббин на первую часть фразы Кафа, и маленький Осборн, захлебываясь от слез, с удивлением и недоверием воззрился на чудесного рыцаря, внезапно явившегося на его защиту. Да и Каф был поражен не меньше.

Fancy our late monarch George III when he heard of the revolt of the North American colonies: fancy brazen Goliath when little David stepped forward and claimed a meeting; and you have the feelings of Mr. Reginald Cuff when this rencontre was proposed to him.	Вообразите себе нашего блаженной памяти монарха Георга III, когда он услышал весть о восстании североамериканских колоний; представьте себе наглого Голиафа, когда вышел вперед маленький Давид и вызвал его на поединок, - и вам станут понятны чувства мистера Реджинальда Кафа, когда такое единоборство было ему предложено.
"After school," says he, of course; after a pause and a look, as much as to say,	– После уроков, - ответствовал он, но сперва внушительно помолчал и смерил противника взглядом, казалось, говорившим:
"Make your will, and communicate your last wishes to your friends between this time and that."	"Пиши завещанье и не забудь сообщить друзьям свою последнюю волю!"
"As you please," Dobbin said.	– Идет! – сказал Доббин.
"You must be my bottle holder, Osborne."	– А ты, Осборн, будешь моим секундантом.
"Well, if you like," little Osborne replied; for you see his papa kept a carriage, and he was rather ashamed of his champion.	– Как хочешь, - отвечал маленький Осборн: его папенька, видите ли, разъезжал в собственном экипаже, и потому он несколько стыдился своего заступника.
Yes, when the hour of battle came, he was almost ashamed to say,	И в самом деле, когда настал час поединка, он, чуть ли не стыдясь, сказал:
"Go it, Figs"; and not a single other boy in the place uttered that cry for the first two or three rounds of this famous combat; at the commencement of which the scientific Cuff, with a contemptuous smile on his face, and as light and as gay as if he was at a ball, planted his blows upon his adversary, and floored that unlucky champion three times running.	"Валяй, Слива!" - и никто из присутствовавших мальчиков не издал этого поощрительного возгласа в течение первых двух или трех раундов сей знаменитой схватки. В начале ее великий знаток своего дела Каф, с презрительной улыбкой на лице, изящный и веселый, словно он был на балу, осыпал своего противника ударами и трижды подряд сбил с ног злополучного поборника правды.
At each fall there was a cheer; and everybody was anxious to have the honour of offering the conqueror a knee.	При каждом его падении раздавались радостные крики, и всякий добивался чести предложить победителю для отдыха свое колено.
"What a licking I shall get when it's over," young Osborne thought, picking up his man.	"Ну и вздует же меня Каф, когда все это кончится", - думал юный Осборн, помогая своему защитнику встать на ноги.
"You'd best give in," he said to Dobbin; "it's only a thrashing, Figs, and you know I'm used to it."	– Лучше сдавайся, - шепнул он Доббину, - велика беда лупцовка! Ты же знаешь, Слива, я уже привык!
But Figs, all whose limbs were in a quiver, and whose nostrils were breathing rage, put his little bottle-holder aside, and went in for a fourth time.	Но Слива, дрожа всем телом, с раздувающимися от ярости ноздрями, оттолкнул своего маленького секунданта и в четвертый раз ринулся в бой.

As he did not in the least know how to parry the blows that were aimed at himself, and Cuff had begun the attack on the three preceding occasions, without ever allowing his enemy to strike, Figs now determined that he would commence the engagement by a charge on his own part; and accordingly, being a left-handed man, brought that arm into action, and hit out a couple of times with all his might--once at Mr. Cuffs left eye, and once on his beautiful Roman nose.	Не имея понятия о том, как надо отражать сыпавшиеся на него удары, - а Каф все три раза нападал первый, не давая противнику времени нанести удар, - Слива решил перейти в атаку и, будучи левшой, пустил в ход именно левую руку, закатив изо всех сил две затрещины: одну в левый глаз мистера Кафа, а другую в его красивый римский нос.
Cuff went down this time, to the astonishment of the assembly.	На сей раз, к изумлению зрителей, свалился Каф.
"Well hit, by Jove," says little Osborne, with the air of a connoisseur, clapping his man on the back.	– Отменный удар, клянусь честью! – сказал с видом знатока маленький Осборн, похлопывая своего заступника по спине.
"Give it him with the left, Figs my boy."	– Двинь его еще раз левой, Слива!
Figs's left made terrific play during all the rest of the combat.	Левая рука Сливы до самого конца действовала без промаха.
Cuff went down every time.	Каф каждый раз валился с ног.
At the sixth round, there were almost as many fellows shouting out,	На шестом раунде почти столько же человек вопило:
"Go it, Figs," as there were youths exclaiming,	"Валяй, Слива!" - сколько кричало:
"Go it, Cuff."	"Валяй, Каф!"
At the twelfth round the latter champion was all abroad, as the saying is, and had lost all presence of mind and power of attack or defence.	На двенадцатом раунде наш чемпион, как говорится, совершенно скис и не знал, на каком он свете: то ли ему защищаться, то ли нападать.
Figs, on the contrary, was as calm as a quaker.	Напротив, Слива был невозмутим, точно квакер.
His face being quite pale, his eyes shining open, and a great cut on his underlip bleeding profusely, gave this young fellow a fierce and ghastly air, which perhaps struck terror into many spectators.	Его бледное как полотно лицо, широко открытые сверкающие глаза, глубоко рассеченная нижняя губа, из которой обильно струилась кровь, придавали ему вид свирепый и ужасный, вероятно, наводивший страх ни на одного зрителя.
Nevertheless, his intrepid adversary prepared to close for the thirteenth time.	И тем не менее его бестрепетный противник готовился схватиться в тринадцатый раз.
If I had the pen of a Napier, or a Bell's Life, I should like to describe this combat properly.	Если бы я обладал слогом Непира или "Белловой жизни", я постарался бы достодолжным образом изобразить этот бой.

It was the last charge of the Guard--(that is, it would have been, only Waterloo had not yet taken place)--it was Ney's column breasting the hill of La Haye Sainte, bristling with ten thousand bayonets, and crowned with twenty eagles--it was the shout of the beef-eating British, as leaping down the hill they rushed to hug the enemy in the savage arms of battle--in other words, Cuff coming up full of pluck, but quite reeling and groggy, the Fig-merchant put in his left as usual on his adversary's nose, and sent him down for the last time.	То была последняя атака гвардии (вернее, была бы, только ведь все это происходило задолго до битвы при Ватерлоо), то была колонна Нея, грудью шедшая на Ля-Эй-Сент, ощетинившись десятью тысячами штыков и увенчанная двадцатью орлами, то был рев плотоядных бриттов, когда они, низринувшись с холма, сцепились с неприятелем в дикой рукопашной схватке, - другими словами, Каф поднялся неизменно полный отваги, но едва держась на ногах и шатаясь, как пьяный. Слива же, бакалейщик, по усвоенной им манере, двинул противника левой рукой в нос, и повалил его навзничь.
"I think that will do for him," Figs said, as his opponent dropped as neatly on the green as I have seen Jack Spot's ball plump into the pocket at billiards; and the fact is, when time was called, Mr. Reginald Cuff was not able, or did not choose, to stand up again.	– Я думаю, теперь с него хватит! – сказал Слива, когда его соперник грянулся о землю так же чисто, как на моих глазах свалился в лузу бильярдный шар, срезанный рукой Джека Спота. В самом деле, когда закончился счет секунд, мистер Реджинальд Каф либо не мог, либо не соблаговолил снова подняться на ноги.
And now all the boys set up such a shout for Figs as would have made you think he had been their darling champion through the whole battle; and as absolutely brought Dr. Swishtail out of his study, curious to know the cause of the uproar.	Тогда все школьники подняли такой крик в честь Сливы, что можно было подумать, будто это ему они с первой минуты желали победы. Доктор Порки, заслышав эти вопли, выскочил из кабинета, чтобы узнать причину такого шума.
He threatened to flog Figs violently, of course; but Cuff, who had come to himself by this time, and was washing his wounds, stood up and said,	Он, разумеется, пригрозил жестоко выпороть Сливу, но Каф, тем временем пришедший в себя и омывавший свои раны, выступил вперед и заявил:
"It's my fault, sir--not Figs'--not Dobbin's.	– Это я виноват, сэр, а не Слива... не Доббин.
I was bullying a little boy; and he served me right."	Я издевался над мальчуганом, вот он и вздул меня, и поделом,
By which magnanimous speech he not only saved his conqueror a whipping, but got back all his ascendancy over the boys which his defeat had nearly cost him.	Такой великодушной речью он не только избавил победителя от розги, но и восстановил свое верховенство над мальчиками, едва не утерянное из-за поражения.
Young Osborne wrote home to his parents an account of the transaction.	Юный Осборн написал домой родителям следующий отчет об этом событии.
Sugarcane House, Richmond, March, IB-	"Шугеркеин - Хаус. Ричмонд, марта 18.. г.
DEAR MAMA,--I hope you are quite well.	Дорогая маменька! Надеюсь, вы здоровы.
I should be much obliged to you to send me a cake and five shillings.	Пришлите мне, пожалуйста, сладкий пирог и пять шиллингов.
There has been a fight here between Cuff & Dobbin.	У нас здесь был бой между Кафом и Доббином.
Cuff, you know, was the Cock of the School. They fought thirteen rounds, and Dobbin Licked.	Каф, как вы знаете, был заправилой в школе, Сходились они тринадцать раз, и Доббин ему всыпал.
So Cuff is now Only Second Cock.	Так что Каф теперь на втором месте.

The fight was about me.	Драка была из-за меня.
Cuff was licking me for breaking a bottle of milk, and Figs wouldn't stand it.	Каф меня бил за то, что я уронил бутылку с молоком, а Слива за меня заступился.
We call him Figs because his father is a Grocer--Figs & Rudge, Thames St., City--I think as he fought for me you ought to buy your Tea & Sugar at his father's.	Мы называем его Сливой, потому что отец его бакалейщик - Слива и Радж, Темз-стрит, Сити. Мне кажется, раз он дрался за меня, вам следовало бы покупать у них чай и сахар.
Cuff goes home every Saturday, but can't this, because he has 2 Black Eyes.	Каф ездит домой каждую субботу, но теперь не может, потому что у него два синяка под глазами.
He has a white Pony to come and fetch him, and a groom in livery on a bay mare.	За ним приезжает белый пони и грум в ливрее на гнедой кобыле.
I wish my Papa would let me have a Pony, and I am	Как бы мне хотелось, чтобы папенька тоже подарил мне пони! А затем остаюсь
Your dutiful Son, GEORGE SEDLEY OSBORNE	ваш почтительный сын Джордж Седли Осборн.
P.S.--Give my love to little Emmy.	P. S. Передайте поклон маленькой Эмми.
I am cutting her out a Coach in cardboard.	Я вырезываю для нее карету из картона.
Please not a seed-cake, but a plum-cake.	Пирог пришлите, пожалуйста, не с тмином, а с изюмом".
In consequence of Dobbin's victory, his character rose prodigiously in the estimation of all his schoolfellows, and the name of Figs, which had been a byword of reproach, became as respectable and popular a nickname as any other in use in the school.	Вследствие одержанной победы Доббин необыкновенно вырос в мнении своих товарищей и кличка "Слива", носившая сперва презрительный характер, стала таким же почтенным и популярным прозвищем, как и всякое другое, обращавшееся в школе.
"After all, it's not his fault that his father's a grocer," George Osborne said, who, though a little chap, had a very high popularity among the Swishtail youth; and his opinion was received with great applause.	"В конце концов он же не виноват, что отец его бакалейщик!" - заявил Джордж Осборн, пользовавшийся большим авторитетом среди питомцев доктора Порки, несмотря на свой чрезвычайно юный возраст. И все согласились с его мнением.
It was voted low to sneer at Dobbin about this accident of birth.	С тех пор всякие насмешки над Доббином из-за его низкого происхождения считались подлостью.
"Old Figs" grew to be a name of kindness and endearment; and the sneak of an usher jeered at him no longer.	"Старик Слива" превратилось в ласкательное и добродушное прозвище, и ни один ябеда-надзиратель не решался над ним глумиться.
And Dobbin's spirit rose with his altered circumstances.	Под влиянием изменившихся обстоятельств окрепли и умственные способности Доббина.
He made wonderful advances in scholastic learning.	Он делал изумительные успехи в школьных науках.
The superb Cuff himself, at whose condescension Dobbin could only blush and wonder, helped him on with his Latin verses; "coached" him in play-hours: carried him triumphantly out of the little-boy class into the middle- sized form; and even there got a fair place for him.	Сам великолепный Каф, чья снисходительность заставляла Доббина только краснеть да удивляться, помогал ему в разборе латинских стихов, репетировал его после занятий, с торжеством перетащил из младшего в средний класс и даже там обеспечил ему хорошее место.

It was discovered, that although dull at classical learning, at mathematics he was uncommonly quick.	Оказалось, что хотя Доббин и туп по части древних языков, но зато по математике необычайно сметлив.
To the contentment of all he passed third in algebra, and got a French prize-book at the public Midsummer examination.	К общему удовольствию, он прошел третьим по алгебре и на публичных летних экзаменах получил в награду французскую книжку.
You should have seen his mother's face when Telemaque (that delicious romance) was presented to him by the Doctor in the face of the whole school and the parents and company, with an inscription to Gulielmo Dobbin.	Надо было видеть лицо его матушки, когда "Телемак" (этот восхитительный роман!) был поднесен ему самим доктором в присутствии всей школы, родителей и публики, с надписью: "Gulielmo Dobbin".
All the boys clapped hands in token of applause and sympathy.	Все Школьники хлопали в ладоши в знак одобрения и симпатии.
His blushes, his stumbles, his awkwardness, and the number of feet which he crushed as he went back to his place, who shall describe or calculate?	А румянец смущения, нетвердая походка, неловкость Сливы и то количество ног, которое он отдавил, возвращаясь на свое место, - кто может все это описать или сосчитать?
Old Dobbin, his father, who now respected him for the first time, gave him two guineas publicly; most of which he spent in a general tuck-out for the school: and he came back in a tail-coat after the holidays.	Старый Доббин, его отец, впервые почувствовавший уважение к сыну, тут же при всех подарил ему две гинеи; большую часть этих денег Доббин потратил на угощение всех школьников от мала до велика и после каникул вернулся в школу уже в сюртучной паре.
Dobbin was much too modest a young fellow to suppose that this happy change in all his circumstances arose from his own generous and manly disposition: he chose, from some perverseness, to attribute his good fortune to the sole agency and benevolence of little George Osborne, to whom henceforth he vowed such a love and affection as is only felt by children--such an affection, as we read in the charming fairy-book, uncouth Orson had for splendid young Valentine his conqueror.	Доббин был слишком скромный юноша, чтобы предположить, будто этой счастливой переменой во всех своих обстоятельствах он обязан собственному мужеству и великодушию: по какой-то странности он предпочел приписать свою удачу единственно посредничеству и благоволению маленького Джорджа Осборна, к которому он с этих пор воспылал такой любовью и привязанностью, какая возможна только в детстве, - такой привязанностью, какую питал, как мы читаем в прелестной сказке, неуклюжий Орсои к прекрасному юноше Валентину, своему победителю.
He flung himself down at little Osborne's feet, and loved him.	Он сидел у ног маленького Осборна и поклонялся ему.
Even before they were acquainted, he had admired Osborne in secret.	Еще до того, как они подружились, он втайне восхищался Осборном.
Now he was his valet, his dog, his man Friday.	Теперь же он стал его слугой, его собачкой, его Пятницей.
He believed Osborne to be the possessor of every perfection, to be the handsomest, the bravest, the most active, the cleverest, the most generous of created boys.	Он верил, что Осборн обладает всяческими совершенствами и что другого такого красивого, храброго, отважного, умного и великодушного мальчика нет на свете.

He shared his money with him: bought him uncountable presents of knives, pencil-cases, gold seals, toffee, Little Warblers, and romantic books, with large coloured pictures of knights and robbers, in many of which latter you might read inscriptions to George Sedley Osborne, Esquire, from his attached friend William Dobbin --the which tokens of homage George received very graciously, as became his superior merit.	Он делился с ним деньгами, дарил ему бесчисленные подарки - ножи, пеналы, золотые печатки, сласти, свистульки и увлекательные книжки с большими раскрашенными картинками, изображавшими рыцарей или разбойников; на многих книжках можно было прочесть надпись: "Джорджу Осборну, эсквайру, от преданного друга Уильяма Доббина". Эти знаки внимания Джордж принимал весьма благосклонно, как и подобало его высокому достоинству.
So that Lieutenant Osborne, when coming to Russell Square on the day of the Vauxhall party, said to the ladies,	И вот лейтенант Осборн, явившись на Рассел-сквер в день, назначенный для посещения Воксхолла, возвестил дамам:
"Mrs. Sedley, Ma'am, I hope you have room; I've asked Dobbin of ours to come and dine here, and go with us to Vauxhall.	– Миссис Седли, надеюсь, я не очень стесню вас. Я пригласил Доббина, своего сослуживца, к вам обедать, чтобы потом вместе ехать в Воксхолл.
He's almost as modest as Jos."	Он почти такой же скромник, как и Джоз.
"Modesty! pooh," said the stout gentleman, casting a vainqueur look at Miss Sharp.	– Скромник! Вздор какой! – заметил грузный джентльмен, бросая победоносный взгляд на мисс Шарп.
"He is--but you are incomparably more graceful, Sedley," Osborne added, laughing.	– Да, скромник, но только ты несравненно грациознее, Седли! – прибавил Осборн со смехом.
"I met him at the Bedford, when I went to look for you; and I told him that Miss Amelia was come home, and that we were all bent on going out for a night's pleasuring; and that Mrs. Sedley had forgiven his breaking the punch-bowl at the child's party.	– Я встретил его у Бедфорда, когда разыскивал тебя; рассказал ему, что мисс Эмилия вернулась домой, что мы едем вечером кутить и что миссис Седли простила ему разбитую на детском балу чашу для пунша.
Don't you remember the catastrophe, Ma'am, seven years ago?"	Вы помните эту катастрофу, сударыня, семь лет тому назад?
"Over Mrs. Flamingo's crimson silk gown," said good- natured Mrs. Sedley.	– Когда он совершенно испортил пунцовое шелковое платье бедняжке миссис Фламинго? – сказала добродушная миссис Седли.
"What a gawky it was!	– Какой это был увалень!
And his sisters are not much more graceful.	Да и сестры его не отличаются грацией!
Lady Dobbin was at Highbury last night with three of them.	Леди Доббин была вчера в Хайбери вместе со всеми тремя дочками.
Such figures! my dears."	Что за пугала! Боже мой!
"The Alderman's very rich, isn't he?" Osborne said archly.	– Олдермен, кажется, очень богат? – лукаво спросил Осборн.
"Don't you think one of the daughters would be a good spec for me, Ma'am?"	– Как, по-вашему, сударыня, не составит ли мне одна из его дочерей подходящей партии?
"You foolish creature!	– Вот глупец!
Who would take you, I should like to know, with your yellow face?"	Хотела бы я знать, кто польстится на такую желтую физиономию, как у вас!

"Mine a yellow face?	– Это у меня желтая физиономия?
Stop till you see Dobbin.	Что же вы скажете, когда увидите Доббина?
Why, he had the yellow fever three times; twice at Nassau, and once at St. Kitts."	Он трижды перенес желтую лихорадку: два раза в Нассау и раз на Сент-Китсе.
"Well, well; yours is quite yellow enough for us.	– Ну, ладно, ладно! По нашим понятиям, и у вас физиономия достаточно желтая.
Isn't it, Emmy?" Mrs. Sedley said: at which speech Miss Amelia only made a smile and a blush; and looking at Mr. George Osborne's pale interesting countenance, and those beautiful black, curling, shining whiskers, which the young gentleman himself regarded with no ordinary complacency, she thought in her little heart that in His Majesty's army, or in the wide world, there never was such a face or such a hero.	Не правда ли, Эмми? – сказала миссис Седли. При этих словах мисс Эмилия только улыбнулась и покраснела. Взглянув на бледное интересное лицо мистера Джорджа Осборна, на его прекрасные черные вьющиеся выхоленные бакенбарды, на которые молодой джентльмен и сам взирал с немалым удовлетворением, она в простоте своего сердечка подумала, что ни в армии его величества, ни во всем широком мире нет и не было другого такого героя и красавца.
"I don't care about Captain Dobbin's complexion," she said, "or about his awkwardness.	– Мне нет дела до цвета лица капитана Доббина, -сказала она, - или до его неуклюжести.
I shall always like him, I know," her little reason being, that he was the friend and champion of George.	Знаю одно - мне он всегда будет нравиться! – Несложный смысл этого заявления заключался в том, что Доббин был другом и защитником Джорджа.
"There's not a finer fellow in the service," Osborne said, "nor a better officer, though he is not an Adonis, certainly."	– Я не знаю среди сослуживцев лучшего товарища и офицера, - сказал Осборн, - хотя, конечно, на Адониса он не похож!
And he looked towards the glass himself with much naivete; and in so doing, caught Miss Sharp's eye fixed keenly upon him, at which he blushed a little, and Rebecca thought in her heart,	– И он простодушно взглянул на себя в зеркало, по перехватил устремленный на него взгляд мисс Шарп. Это заставило его слегка покраснеть, а Ребекка подумала:
"Ah, mon beau Monsieur! I think I have YOUR gauge"--the little artful minx!	"Ah, mon beau monsieur! {А, мой красавчик! (франц.).} Кажется, я теперь знаю вам цену!" Этакая дерзкая плутовка!
That evening, when Amelia came tripping into the drawing-room in a white muslin frock, prepared for conquest at Vauxhall, singing like a lark, and as fresh as a rose--a very tall ungainly gentleman, with large hands and feet, and large ears, set off by a closely cropped head of black hair, and in the hideous military frogged coat and cocked hat of those times, advanced to meet her, and made her one of the clumsiest bows that was ever performed by a mortal.	Вечером, когда Эмилия вбежала в гостиную в белом кисейном платьице, предназначенном для побед в Воксхолле, свежая, как роза, и распевая, как жаворонок, навстречу ей поднялся очень высокий, нескладно скроенный джентльмен, большерукий и большеногий, с большими оттопыренными ушами на коротко остриженной черноволосой голове, в безобразной венгерке со шнурами и с треуголкой, как полагалось в те времена, и отвесил девушке самый неуклюжий поклон, какой когда-либо отвешивал смертный.
This was no other than Captain William Dobbin, of His Majesty's Regiment of Foot, returned from yellow fever, in the West Indies, to which the fortune of the service had ordered his regiment, whilst so many of his gallant comrades were reaping glory in the Peninsula.	Это был не кто иной, как капитан Уильям Доббин, *** пехотного полка его величества, вернувшийся по выздоровлении от желтой лихорадки из Вест-Индии, куда служебная фортуна занесла его полк, между тем как столь многие его храбрые товарищи пожинали военные лавры на Пиренейском полуострове.

He had arrived with a knock so very timid and quiet that it was inaudible to the ladies upstairs: otherwise, you may be sure Miss Amelia would never have been so bold as to come singing into the room.	Приехав к Седли, он постучался так робко и тихо, что дамы, бывшие наверху, ничего не слышали. Иначе, можете быть уверены, мисс Эмилия никогда не осмелилась бы влететь в комнату распевая.
As it was, the sweet fresh little voice went right into the Captain's heart, and nestled there.	Во всяком случае, звонкий и свежий ее голосок прямехонько проник в капитанское сердце и свил себе там гнездышко.
When she held out her hand for him to shake, before he enveloped it in his own, he paused, and thought--"Well, is it possible--are you the little maid I remember in the pink frock, such a short time ago--the night I upset the punch-bowl, just after I was gazetted?	Когда Эмилия протянула Доббину ручку для пожатия, он так долго собирался с мыслями, прежде чем заключить ее в свою, что успел подумать: "Возможно ли! Вы та маленькая девочка, которую я помню в розовом платьице, так еще недавно - в тот вечер, когда я опрокинул чашу с пуншем, как раз после приказа о моем назначении?
Are you the little girl that George Osborne said should marry him?	Вы та маленькая девочка, о которой Джордж Осборн говорил как о своей невесте?
What a blooming young creature you seem, and what a prize the rogue has got!"	Какой же вы стали цветущей красавицей, и что за сокровище получил этот шалопай!"
All this he thought, before he took Amelia's hand into his own, and as he let his cocked hat fall.	Все это пронеслось у него в голове, прежде чем он успел взять ручку Эмилии и уронить треуголку.
His history since he left school, until the very moment when we have the pleasure of meeting him again, although not fully narrated, has yet, I think, been indicated sufficiently for an ingenious reader by the conversation in the last page.	История капитана Доббина, с тех пор как он оставил школу, вплоть до момента, когда мы имеем удовольствие встретиться с ним вновь, хотя и не была рассказана во всех подробностях, но все же, думается, достаточно обозначилась для догадливого читателя из разговоров на предыдущих страницах.
Dobbin, the despised grocer, was Alderman Dobbin--Alderman Dobbin was Colonel of the City Light Horse, then burning with military ardour to resist the French Invasion.	Доббин, презренный бакалейщик, стал олдерменом Доббином, а олдермен Доббин стал полковником легкой кавалерии Сити, в те дни пылавшего воинственным азартом в своем стремлении отразить французское нашествие.
Colonel Dobbin's corps, in which old Mr. Osborne himself was but an indifferent corporal, had been reviewed by the Sovereign and the Duke of York; and the colonel and alderman had been knighted.	Корпус полковника Доббина, в котором старый мистер Осборн был только незаметным капралом, удостоился смотра, произведенного монархом и герцогом Йоркским. Полковник и олдермен был возведен в дворянское достоинство.
His son had entered the army: and young Osborne followed presently in the same regiment.	Сын его вступил в армию, а вскоре в тот же полк был зачислен и молодой Осборн.
They had served in the West Indies and in Canada.	Они служили в Вест-Индии и в Канаде.
Their regiment had just come home, and the attachment of Dobbin to George Osborne was as warm and generous now as it had been when the two were schoolboys.	Их полк только что вернулся домой; привязанность Доббипа к Джорджу Осборну оставалась и теперь такой же горячей и беззаветной, как в то время, когда оба они были школьниками.

So these worthy people sat down to dinner presently.	И вот все эти достойные люди уселись за обеденный стол.
They talked about war and glory, and Boney and Lord Wellington, and the last Gazette.	Разговор шел о войне и о славе, о Бони, о лорде Веллингтоне и о последних новостях в "Газете".
In those famous days every gazette had a victory in it, and the two gallant young men longed to see their own names in the glorious list, and cursed their unlucky fate to belong to a regiment which had been away from the chances of honour.	В те славные дни каждый ее номер приносил известие о какой-нибудь победе; оба храбреца жаждали видеть и свои имена в списках славных и проклинали свой злосчастный жребий, обрекший их на службу в полку, который не имел случая отличиться.
Miss Sharp kindled with this exciting talk, but Miss Sedley trembled and grew quite faint as she heard it.	Мисс Шарп воспламенилась от таких увлекательных разговоров, но мисс Седли, слушая их, дрожала и вся слабела от страха.
Mr. Jos told several of his tiger-hunting stories, finished the one about Miss Cutler and Lance the surgeon; helped Rebecca to everything on the table, and himself gobbled and drank a great deal.	Мистер Джоз припомнил несколько случаев, происшедших во время охоты на тигров, и на сей раз довел до конца свой рассказ о мисс Катлер и военном враче Лансе.
He sprang to open the door for the ladies, when they retired, with the most killing grace--and coming back to the table, filled himself bumper after bumper of claret, which he swallowed with nervous rapidity.	Он усердно потчевал Ребекку всем, что было на столе, да и сам жадно ел и много пил. С убийственной грацией бросился он отворять двери перед дамами, когда те покидали столовую, а вернувшись к столу, начал наливать себе бокал за бокалом красного вина, поглощая его с лихорадочной быстротой.
"He's priming himself," Osborne whispered to Dobbin, and at length the hour and the carriage arrived for Vauxhall.	– Здорово закладывает! – шепнул Осборн Доббину, и наконец настал час, и была подана карета для поездки в Воксхолл.
CHAPTER VI	ГЛАВА VI
Vauxhall	Воксхолл
I know that the tune I am piping is a very mild one (although there are some terrific chapters coming presently), and must beg the good-natured reader to remember that we are only discoursing at present about a stockbroker's family in Russell Square, who are taking walks, or luncheon, or dinner, or talking and making love as people do in common life, and without a single passionate and wonderful incident to mark the progress of their loves.	Я знаю, что наигрываю самый простенький мотив (хотя вскоре последует и несколько глав потрясающего содержания), по должен напомнить благосклонному читателю, что мы сейчас ведем речь только о семействе биржевого маклера на Рассел-сквер; члены этого семейства гуляют, завтракают, обедают, разговаривают, любят, как это бывает в обыкновенной жизни, и никакие бурные или необычайные события не нарушают мирного течения их любви.
The argument stands thus--Osborne, in love with Amelia, has asked an old friend to dinner and to Vauxhall--Jos Sedley is in love with Rebecca.	Положение дел таково: Осборн, влюбленный в Эмилию, пригласил старого приятеля пообедать и потом прокатиться в Воксхолл. Джоз Седли влюблен в Ребекку.
Will he marry her?	Женится ли он на ней?
That is the great subject now in hand.	Вот главная тема, занимающая нас сейчас.
We might have treated this subject in the genteel, or in the romantic, or in the facetious manner.	Мы могли бы разработать эту тему в элегантном, в романтическом или бурлескном стиле.