Ярмарка тщеслОвия

И далее, в доказательство своих критических озарений, Степан Совильев приводит строки самого Иван Иваныча. Что и говорить, настоящий гений простодушен, в самооценках он не стеснён рамками пресловутых условностей, ибо взыскует только истины. В одном из своих лирических шедевров Иван Иваныч признавался, что ещё на заре кипучей деятельности всех лучше вспахивал поля, посему для сельчанок-раскрасавиц был краше короля, что во все годы жизни он, исполнен звёздных усилий, по праву подпирал небосвод мощью плеч. «Это лучшее стихотворение о нашем народе, написанное в нынешнем столетии», – справедливо констатировал Совильев, с гордостью сознавая, что ему выпало счастье быть современником, а где-то и соратником Иван Иваныча.

Критик, столь восприимчивый к неповторимым, великим строкам, разумеется, не мог не подпасть под обаяние личности поэта. В другой своей статье он с глубоким сочувствием и, как нам показалось, с пронзительным сопереживанием писал о душе своего любимого поэта. Мучается она, как вольнолюбивая птица, в клетке его служебных обязанностей, которые поэт-гражданин, помимо неустанного творчества, взвалил на себя. И потому Иван Иваныч видится Степану духовной скалой вечности над царством суеты и стяжательства, в котором томится человечество.

Да Иван Иваныч и сам, судя по его нетленным стихам, сознавал своё значение в нашем непростом веке. Он всё чаще писал, что сильнейшим образом страдает в его душной атмосфере, где так нерадостна участь пророка, праведного служителя любви, что от души ненавидит бандитов, жуликов и мерзавцев всех категорий, всех мастей:

Пускай тоской я измочален,оболган, вымаран из книг,но и, обугленный в печали,пребуду, как в любви, велик.

Впрочем, не так-то просто было сонму нечестивцев всех категорий и мастей справиться с девятым, если не десятым валом его творчества: книги Иван Иваныча в великом множестве экземпляров издавались и переиздавались в различных издательствах, по праву заполонив прилавки магазинов и библиотечных полок. А вскоре, по просьбе читателей, в свет вышли многотомные собрания его сочинений, поражающие слиянностью обложки и содержимого.

Степан Совильев, отметив высочайшее мастерство его творений, пришёл к закономерному выводу: стихи его и миллионов кумира – это судьбоносные созвездья на вечном небе поэзии.

* * *

По прибытии в Москву человеческое и творческое содружество Иван Иваныча со Стасом Мормышкиным стало ещё неизбежнее, как в своё время победа коммунизма во всемирно-историческом масштабе. Стас представил своего нового друга и кумира крупнейшим художникам современности – живописцу Глазенапову и скульптору Цинандали, и они оценили якуцкого самородка по достоинству. Творцы прекрасного не мелочились в своих дерзновенных монументальных замыслах, напрочь отрицая камерность в искусстве. В Иван Иваныче они сразу разглядели равного среди великих. Отныне их пути-дороги пошли вперёд параллельно – как две колеи на одной лыжне.

Художник Илия Глазенапов начинал как график-портретист – его героями были обычно крупные и, само собой, весьма платёжеспособные деятели современности. Поднаторел он и в сельском пейзаже с непременными церквушками, а также в иллюстрации литературной классики. Но однажды муза живописи, по командировке Ленинского комсомола, занесла его в самую настоящую глубинку, дабы он воспел кистью передовиков производства. Проснувшись поутру, надо сказать, с весьма мутною головой, художник наткнулся у сельсовета на два огромных стенда. Один назывался «Лучшие люди», а другой «Они позорят коллектив». Илия был потрясён лаконичностью средств и выразительной силой этой мозаики человеческих лиц, прямо говорящей о Добре и Зле.

Тогда же он задумал два гигантских полотна, в которых решил подвести черту нашей истории, старой и новой. На воплощение величайшего замысла ушли годы и годы, но, когда его работы были выставлены в Манеже, успех превзошёл все ожидания любителей живописи. Выставляли полотна не вместе, а по одному, так как и та и другая картина занимала собой всё настенное пространство Манежа, с его огромной площадью и высоченными потолками. Даже на беглый просмотр полотнища в этом зале – бывшей царской конюшне – уходило не менее двух часов. Согласно указателю, следовало шагать сначала вдоль левой стены, потом поворачивать на 90 градусов и созерцать продолжение картины по центру, а затем снова поворачивать и обозревать её окончание на правой боковой стене. Это было грандиозно!

Первое полотно называлось – «Апофеоз нашей истории». На нём были представлены, по мотивам старинных портретов и фотографий, все положительные герои – великие люди прошлого и современности, начиная от Ильи Муромца и Владимира-Крестителя и заканчивая здравствующим патриархом и «совестью русского народа» академиком Лихачёвым. Каждая историческая фигура была изображена с чрезвычайной живостью, в динамике своего образа и конкретного, самого яркого в её судьбе жизненного эпизода. И рядом, плечом к плечу с ними, правда, на втором плане – о, эта застенчивость мастера! – внимательный поклонник живописи мог разглядеть и самого Илию Глазенапова, вдохновенного летописца Времени, в холщовой рубахе, обляпанной красками, с палитрой и кистью в руках. Это полотно стало мировой сенсацией как по величию замысла, так и по выразительности исполнения. Десятки тысяч зрителей нескончаемой толпой, изрядно превосходящей по величине всенародные очереди в Мавзолей на Красной площади в его лучшие годы, днями и ночами дожидались возможности переступить заветный порог Манежа и насладиться шедевром Глазенапова.

Второе полотно – «Апокалипсис нашего Времени» – ни размерами, ни содержанием не уступало первому. На нём было изображено олицетворённое Зло, веками губившее нашу страну. Святополк Окаянный, князь Курбский, предатели гетман Мазепа и генерал Власов… кого только не было на полотне из тех, кто подло вредил Родине! Однако художник не ограничил своё воображение отечественными антигероями. Тут был и Чингисхан с его кровожадною ордой, и американские толстосумы, снаряжающие корабль с перманентными революционерами на захват российской империи, и «зигующий» бесноватый фюрер под небом, плотно усеянном бомбардировщиками. Все эти исчадия земного ада были даны в багрово-чёрном дыму пожарищ и разрух.

Понятно, интерес к новым творениям выдающегося мастера выплеснулся за пределы выставочного зала, и его шедевры разошлись в миллионах открыток по всей стране, по всему миру. Иван Иваныч с молодых лет хранил у себя две заветных открытки. Тогда он ещё и ведать не ведал, что когда-нибудь познакомится с великим маэстро. И уж, конечно, не предполагал, что художник до того проникнется его стихами, что вскоре попросит поэта позировать ему в своей напоённой светом студии в центре Москвы.

В могучем творческом порыве Илия Глазенапов создал три портрета маслом Иван Иваныча. На первой картине автор «Лыж в алмазах» изображён стоящим у книжного шкафа, в строгом тёмном костюме, при галстуке. Его лицо одухотворено, взгляд светлых глаз пророчески устремлён в даль, открытую лишь внутреннему взору. На втором полотне Иван Иваныч дан в динамике его исторического броска на лыжах из Сибири в столицу. Естественно, поэту пришлось позировать в своих знаменитых лыжах, сверкающих алмазами. Зато полотно получилось на славу! Зрители немного удивились: Иван Иваныч вновь в деловом костюме, в белой рубашке с галстуком… Но ведь так оно и было на самом деле: несмотря на лыжный переход, поэт не позволил себе расслабиться, ибо всегда выходил к людям при полной форме.

Правда жизни – она прежде всего! Это было девизом и самого Илии Глазенапова. Лишь работая над третьим полотном, живописец порекомендовал своему герою снять галстук и предстать на будущей картине в расстёгнутой на верхнюю пуговицу сорочке. «Вы же знаете, мой дорогой друг, теперь даже президенты проводят так называемые встречи без галстуков, чтобы создать доверительную атмосферу», – сказал художник поэту. Но Иван Иваныч был непреклонен. «И не уговаривайте, многоуважаемый Илия Сергеич. Президенты, они меняются, а мы с вами остаёмся. Да посудите сами: он… стал-быть… поначалу рубашку расстегнёт, а там и до ширинки недалеко. Нет и нет! Это – не наше. Мы – другой закваски!..» Пришлось Глазенапову вновь создавать образ писателя в его обычном служебном «прикиде». Впрочем, художник давно уже сам не тратил время на второстепенное – облачение и антураж, этим занимались его подмалёвщики-ученики. Маэстро же сосредоточивался на главном – прорисовке лица, выражении глаз, дабы дать характер. На этот раз Иван Иваныч был изображён на фоне природы – родных берёзок, сельской околицы, бескрайней лесотундры: он как бы посещал свою малую родину, вспоминая былое и задумываясь о будущих свершениях. Само собой разумеется, и на этой картине поэт предстал перед нами на своих разлапистых таёжных лыжах, украшенных драгоценными камнями. Они сверкали, как настоящие, и некоторые посетители изостудии даже пытались, исключительно на память о шедевре, отколупнуть эти блескучие алмазики. Но безуспешно! То был обман зрения, а точнее – высочайшее мастерство реалистической кисти.

Самое удивительное началось позже, по завершении триптиха «Былое и думы Иван Иваныча Бухвостова». Художник Глазенапов неожиданно наотрез отказался от гонорара и передал свои творения в дар поэту. Кое-кто из недоброжелателей, не скроем, распускал свои чёрные языки, дескать, это какая же должна быть предоплата, если «наш Илия» отказался от оплаты? Но злопыхатели ошибались: Глазенапов сотворил свои полотна совершенно бескорыстно, в знак благодарности к мастеру рифмы.

И Лувр, и Третьяковка неоднократно пытались приобрести хотя бы один из трёх портретов Иван Иваныча, однако тот не принял чеков со многими нулями и оставил работы в своей собственной коллекции. Уже давно он вдохновенно и азартно собирал её, тратя последние деньги на то, что было так близко его широкой, как тайга, душе. Кстати говоря, в собрании Иван Иваныча даже в ту пору насчитывались уже сотни полотен известных и малоизвестных живописцев, коих он таким образом неустанно поддерживал – морально и материально. Ныне его коллекция, которую поэт намерен безвозмездно передать государству, значительно увеличилась, и, по образному выражению одного из авторов «Общака», Иван Иваныч станет «меценатом Третьяковым нашего времени». Наверняка в будущем, уверены мы, люди станут часами пропадать в Бухвостовке – новой Третьяковке, которую создаёт Иван Иваныч, не жалея сил и средств.