Ярмо Господне
Шрифт:
От Рульниковых пан майор Игорь Смолич и сын-наследник Иван. Очень, очень прилично…»
— …Думаю, моя милая Стефа, вы не будете против, если мадам Раймонда Рульникова также примет участие в нашем небольшом семейном мероприятии?
— Мой дорогой Филипп, у вас всегда все комильфо. Простите за женское любопытство, но почему вы не упомянули о Генрихе Иосифовиче?
— Увы-увы, Генрих Рейес, к нашему общему огорчению, не сможет приехать из Сиднея. Мой дядя Энрике Бланко-Рейес пишет, что чрезвычайно занят до конца февраля.
— О, как я его понимаю!..
В первых числах февраля немного
Неудивительно, если в субботу утром Вероника Триконич отдала распоряжение напрямую ехать в монастырскую церковь Утоли моя печали кортежем на четырех внедорожниках.
Невесте и невестиной подружке Кате она выделила свой «порше-магнум». Жениха, дружку Петра и посаженую мать новобрачного тетю Аниту Бланко-Рейес на венчание доставит сам посаженый отец Павел Булавин на «рейнджровере».
Родителей невесты, супружескую чету Ярослава и Стефании Заварзиных, с деловым шиком в кавалькаде джипов сопроводят в Петропавловский монастырь на вседорожном орденском «мерседесе». Марию Казимирскую, подругу детства жениха, ученика Ваню Рульникова, мадам родительницу Раймонду Рульникову туда и обратно привезет неизменный Игорь Смолич на хозяйском кроссовере «кадиллак-эскалибур» в голове колонны.
На этом конвойное перечисление светских гостей и мирских участников церковного ритуала следует завершить.
«Коли истинно избранных на небеси токмо двое, число званых на землех такожде не безгранично». Так решили Филипп и его избранница Настя.
Никто их за скромное количество приглашенных на венчание не укорял. Все понимали: совсем недавно Филипп потерял близких. Пустопорожняя брачно-свадебная помпезность, претенциозное многолюдство, показное шумство суть непристойны и оскорбительны.
Печальные обстоятельства, февральская оттепель не слишком огорчительно повлияли на смиренное и почти сокровенное венчальное действо. Хотя и несколько подпортили обрядовую каноничность.
У ворот монастыря следовало спешиться и наособицу шагать к храму по снежной слякоти, всякому пешеходу не позволяющей забывать о мокрых хлябях небесных. Так жениху пришлось на руках нести в церковь невесту, счастливым шепотом ему поведавшую:
— Фил, придерживай, пожалуйста, мне и шлейф и платье. Ника с Катей в машине с меня белье сняли им на сувениры. Только пояс и чулки оставили, без лифчика. Сказали: корсаж прочный, сиськи удержит, а в монастырской церкви женщинам, мол, нельзя в брюках, в штанах и в трусах с непокрытой головой.
— Греховодницы, ничего святого у вас нет.
— Фил, так ведь в православную старину женщины в церковь белье-то не надевали.
— Боярышни груди суровым полотном подвязывали и рубахи носили под сарафанами, длинные.
— И на мне сорочка есть, только короткая, муж мой расписанный…
Отметим в отдельном параграфе: накануне в пятницу Настя и Филипп поставили кое-какие подписи, отлично расписались в самом прямом глагольном смысле.
Называть такое действие гражданским браком никто уж не называет, если под этим в настоящее время только понимают юридически неоформленное сожительство мужчины и женщины под одной крышей, на одной жилплощади. Оказывается, не всем нужны дворцы для записи данного акта гражданского состояния с пошловатой бродячей атрибутикой, «доставшейся нашим новым временам
в наследство от проклятого богоборческого прошлого. Во где анафема!»Вот и Настя с Филиппом сочли неприемлемой ту самую донельзя атеистическую сублимацию и профанацию брачного обряда.
— …Совковая обрядность как совковая лопата, бери больше, кидай дальше, черпай дерьмо глубже. Казенное благословение от государства, попсовый марш Мендельсона, штампованные золотые гайки.
— Потом пьяною толпою цветики возлагать к фаллическому кенотафу на Круглой площади, пошло фоткаться в жесть на фоне газовой горелки.
Мне кажется, Фил, у христианских народов вечный огонь горит лишь в аду. Тому, кто его зажигает на могилах людских, грешным делом идолопоклонствует ему у памятников, предстоит гореть там же, в геенне огненной.
— Языческий культ пращуров у простонародья такой, Настя. На свадьбу мертвым поклониться, на Пасху выпить-закусить на могилках. То и другое — сублимированный животный страх смерти и типичные материалистические суеверия…
Верующая тетка-чиновница, заведующая брачными записями и церемониалом в одном из административных районов Дожинска, будучи благочестивой католичкой, с пониманием отнеслась к религиозным чувствам Филиппа и Насти. «Своя своих познаша».
Вчетвером с Катей и Петром они без каких-либо чуждых им советских церемониалов и наследственного коммунистического атеизма зашли в служебный кабинет доброй самаритянки. Каждый по очереди деловито расписался в указанной графе. Настя пожала ей руку, Филипп поцеловал запястье. Пожелав государственной начальнице милости Божьей, новобрачные и свидетели отправились своей дорогой, разделавшись с юридической формальностью, увы, бюрократически необходимой для настоящего, вовсе не случайного свадебного ритуала.
Наверное, по случаю плохой погоды заурядных прихожан в храме иконы Божьей матери «Утоли моя печали» оказалось всего несколько человек, до глубины души впечатленных пышностью и благолепием венчального обряда. Разве что их слегка озадачила немногочисленность гостей-мирян.
Что ж, у богатых свои причуды. У кого 300 человек на свадьбе, на миру красно пьют-гуляют. А тут их едва дюжина наберется. Важные мужчины в костюмах, женщины сплошь в длинных платьях. Все такие строгие, серьезные, благочестные…
И молодые с родителями очень набожные. Видать, неспроста в храме Божьем венчаются, в святости иноческой…
Служба и венчание рабы Божией Анастасии с рабом Божиим Филиппом происходили в истовой православной обрядности. Многая клир и притч церковный, голосистые певчие расстарались во благости ради своего ревностного прихожанина. Воистину «Исаие ликуй!». Силою и славою венчая…
Истинное таинство православия вершилось у всех на глазах, соединяя сердца и души жениха и невесты. В христианском единомыслии и соборности объединяя действующих лиц, зрителей в задушевном пожелании им счастья, благословенного в вышних.
Горе имамы сердцы, братия и сестринство!
Жестоковыйная теща Стефа Заварзина прослезилась, усовестилась и от всей души желала зятю Филу Ирнееву долгих-долгих лет счастливой жизни с дочерью Анастасией. «Помогай им, Боже!»
Обручальное кольцо невесты Стефании Мартиновне очень и очень приглянулось. «Очень мило и современно: платина, финифть и абстрактный узор из мелких бриллиантиков. Кто знает, тот понимает — не стразы и не фианит…»
Когда Филипп нес Настю к машине, она ему шепнула на ушко: