Ярмо Господне
Шрифт:
— Стопудово, Фил! Вот невесте и колечко венчальное. Инициация кавалерственного сигнума, так?
— Именно… Результат храмовой тавматургии. Редко, но нет-нет да случается.
Мы с Пал Семенычем эти три красных солнцеворота мниха Феодора покамест придержим… Поедем и с Божьей помощью организуем тригональный ритуал должным образом.
— Я такая счастливая-счастливая, Фил! Дай я тебя сейчас крепко-накрепко расцелую…
— Не вертись, егоза, не то в лужу уроню. Стыда не оберемся…
До места назначения и к основной массе гостей, прибывающих по графику,
Транспорт подан в срок, и гости доставлены по хорошей дороге. В том числе и тетя Агнесса Заварзина с почетом на длинном лимузине для нее одной.
«Миллионерша Триконич лицом в грязь не ударит. Машина богатая, не какой-нибудь бандитский джип».
«Порше-магнум» с шофером Костиком за рулем замыкал колонну, вез Веронику Триконич, новобрачных и посаженого отца. Но в пути машина чуть задержалась по малой нужде невесты.
— Простите, это у нее естественное, от волнения и переживаний. Короче, девочке срочно нужно пописать в кустиках, — на ходу объяснила госпожа Триконич и так же мобильно распорядилась их не ждать: не стоит-де смущать новобрачную…
По личной надобности невесту завезли по бездорожью на лесную поляну, выгрузили в подтаявший грязноватый снег, усыпанный сосновыми иголками. Ритуалом командовала арматор Вероника:
— Стоять здесь, неофит. Лицом на восток. Руку плотно прижать к левой груди. Сигнум ориентировать четко в геометрический центр моего тригона.
Третий луч-динамис твой. Полагаю — движитель чела.
Внимание, дамы и господа! С Богом!
В течение секунды Настин сверхъестественный сигнум в стадии инициации проплавил в снегу три солнцеворота-свастики посолонь, образовав вершины треугольника. Затем каждая метровая выемка в снегу налилась багровой темнотой, рассекаемой зелеными молниями.
Два тяжелых изумрудных луча, медленно выросших из основания треугольника, растаяли в пасмурном небе. Третий уже алый луч-динамис, грянувший из центра тригона, в кратчайший миг горячей вспышкой ослепил Настю и лишил ее чувств.
Пришла она в себя уже в машине, чтобы услышать участливое предложение арматора Вероники:
— Опаньки, оклемалась! Что в лобок, что по лбу. Вижу, Ирнеева, тебе очень хочется пись-пись. Можем остановиться, пока мы в лесу.
Я тоже подле с тобой в кустиках присяду. И так платье и чулки в коромысло диавольско изгваздала, порвала, когда тригон размечала, мордой снег пропахала, туфли промокли…
Кровь из носу и промежности, вашу мать! Из грязи опять в князи, разрази меня в просак!
Костик! Придави-ка тормоз, мальчик мой…
Безнадежно и неприглядно грязный подвенечный наряд Настя, нынче в замужестве Ирнеева, заменила новым роскошным туалетом новобрачной. Ее предусмотрительный муж, очевидно, предвосхищал нечто подобное и настоял на приготовлении запасного варианта свадебного облачения.
Первым созерцал, насколько хороша Настя Ирнеева в белом открытом платье с обнаженными плечами и смелым декольте, Павел Семенович Булавин. Новобрачная очень его умоляла
зайти к ней в комнату, услав Катю проверить, готовы ли Петр и Фил.— Бесподобно выглядите, Настасья Ярославна!
— Дорогой Пал Семеныч! Спасибо вам за сигнум. Он ведь ваш фамильный, правда? Как же вы без него?
— Пустяки, коллега. К сему перстню неофита я руку не прикладывал, э-э, дай Бог памяти… Да-да, со времен царствования государыни матушки Екатерины Великой.
Касаемо фамильной принадлежности сей византийской реликвии, то мы с вами, Настасья свет Ярославна, отсель истинно породнились в храмовом таинстве. По-моему, весьма подобающий презент счастливо обретенной невестке от ее посаженого свекра.
Понимаете ли, Солнцеворот Мниха Феодора в миру некогда носили мои опочившие супруга, дочь, внучка, понятия не имея о его эзотерических свойствах. Отсель же сей старинный орденский артефакт внове по праву обрел харизматического носителя.
— Пал Семеныч, родненький мой, можно я вас крепко-крепко поцелую?
— Отчего ж нет, ежели во благовремении, в благодати и в счастье семейственном?
Не так чтобы уж очень семейное свадебное торжество в загородном доме Вероники Афанасьевны Триконич началось пунктуально, по плану, без задержек. Многоуважаемые гости не маялись скукой и не посматривали голодным взором на закрытые двери пиршественного зала. Потому что к их услугам были легкие закуски и аперитивы в двух гостиных, официанты, бар в холле.
Ярослав Дмитриевич Заварзин, побродив по дому, огорченно укоренился в баре, где поднимал себе настроение коктейлями. Он не внял брифингу жены, готовился было к досточтимой роли свадебного генерала, дорогого тестя, остроумно сетующего на «комиссию отца взрослой дочери».
Ничуть не бывало! Загодя приготовленная цитата из классика Грибоедова не нашла благодарных слушателей. «Интеллигентному человеку поговорить не с кем, горе от ума… Стефа их насквозь видит. Кругом рульниковский клан, криминал, международная мафия, черт их подери, молодых и старых…»
Тетя Анита Бланко-Рейес также испытала поначалу разочарование. Ей не посчастливилось: но ай муча ньеве и фрио де Сибериа. Много снега и сибирских морозов к ее огорчению здесь не обнаружилось. Но потом ее взяла под опеку безукоризненная сеньорита Вероника Триконич, как выяснилось, родом из Буэнос-Айреса. Она и в церкви и за столом помогала ей совладать со сложными материнскими обязанностями.
«Ке традисьон тан эрмоса и венерабле де мамб эклесиастика! — Какая же красивая и почтенная традиция быть посаженой мамой!»
За свадебным столом весело и красиво пировали родные, ближние, близкие друзья Филиппа и Насти Ирнеевых. Достопочтенное библейское общество также получило приглашения в полном составе…
«Без молодежи на приличной свадьбе нельзя, но без старперов обойтись можно», — вынесла вердикт Стефа Заварзина. Покойно уложив отдыхать нагрузившегося коктейлями пожилого сорокалетнего супруга, она вернулась в пирующую и ликующую компанию к интереснейшему собеседнику и обходительному шляхтичу пану Игорю Смоличу.