Ярмо Господне
Шрифт:
Хотя кое-кто несомненно присвоит мне ваш грех ниспровергателя глупейших обычаев и неписаных установлений. Потому как без моего участия и ассистирования в качестве носителя дарования инквизитора-дознавателя конечный успех транспозиции окажется под большим сомнением.
Альтернативы вам, безусловно, известны, коллега. Но лучше я вам их изложу заново в ментальном контакте, чтобы вы могли поразмыслить на досуге об эвентуальных превратностях, сами прикинули бы степень рискованности возможных вариаций.
Немудрящую хиротонию после исповеди и ритуала очищения мы отвергнем с порога. Даме-неофиту Энтее не в чем
Остаются три альтернативы транспозиции харизмы столь серьезной и основополагающей орденской спецификации.
Пойдем сначала из глубины веков. Филогенетически я имею в виду ритуальное соитие Архонтов Харизмы из «Мистерий Эпигнозиса» и производные ритуалы, к XI веку оказавшиеся под неписаным запретом. Здесь вам и ей с огромным трудом придется преодолевать собственные моральные ограничения, что не может не вызвать психосоматических негативных последствий.
Подчеркну, ритуал плотского и духовного коитуса прост, надежен до 95 процентов в наших обстоятельствах и физиологически безопасен для вас обоих.
Второй вариант транспозиции в состоянии вашей, рыцарь Филипп, клинической смерти способен перегрузить реципиента сверхдозой, как это уже было, когда рыцарь Пол, харизматик среднего поколения, преподавал мисс Энфи дарование целительства. На фифти-фифти мы ее теряем при повторении пройденного.
Третий жесткий и суровый опцион включает клиническую смерть дамы-неофита Энтеи через ваш и ее динамис сердца. Но ритуальную смерть от вашей, рыцарь Филипп, руки она должна принять по доброй воле в полном сознании. Во всей глубине и полноте ее разумной души.
Прошу иметь в виду: составная успешность транспозиции, по моим прикидкам, не превышает 75 процентов. Дама-неофит Энтея также должна быть поставлена в известность, что у нее три шанса из четырех стать инквизитором. И один шанс из четырех согласиться на добровольную гибель…
Дама-неофит Анфиса осознанно и добровольно предпочла за благо избрать третий вариант обретения новых Даров Духа Святого во всей полноте и глубине разумной души своей.
Рыцарь-зелот Павел и рыцарь-зелот Филипп ее не отговаривали и не разубеждали. Духовному предназначению не препятствуют, его усердно стараются понять. И в покорности согласно способствовать соблюдению святых молений ближних своих о чаше неминуемой.
До проведения ритуала, судьбоносного для неофита, рыцарю-зелоту Филиппу в роли главного исполнителя надлежало определиться в единстве времени и места предстоящего сакрального действа. Потому рыцарь-адепт Патрик пригласил его осмотреть арматорскую лабораторию на особом третьем нижнем уровне.
— С тех пор как погибла мадмуазель Жюли, я там работаю нечасто и всегда один, — объяснил он Филиппу, когда идентифицировал себя и гостя в кабинке потайного лифта. — Три против одного — мисс Энфи в душевной полноте и глубине возместит мне трагическую утрату моей милой девочки…
Быть может, барышне Анфисе суждено оживить своим присутствием эти эрмитаж и кенотаф, прибежище пустынника и затворника. Мы на месте, милостивый государь мой.
Ни смущение, ни ирония в словах рыцаря Патрика не прозвучали. В последней фразе, произнесенной по-русски, не было ничего, кроме горькой давней печали о былом и
безвозвратно ушедшем.В этом Филипп с ходу убедился, едва его взгляд встретил посреди лабораторного зала статую обнаженного Орфея, держащего золотую лиру, и львицу-сфинкса, прильнувшую к его коленям.
«Оба-на! Почти один в один походит на арматорские владения Ники. Да и сама она здесь творчески присутствует в мраморе, где исполнение превыше материи.
Орфея я уже лицезрел ее глазами, скажем, несколько иным, а сфинкса она тогда совсем исключила из эйдетического ряда».
Филипп подошел поближе, чтобы присмотреться к скульптурной группе с другого ракурса, приглядеться к изумительно выразительным чертам Жюли, оценить изящество девичьей груди сфинкса.
— Сэр Патрик, если не ошибаюсь, я вижу цельномраморного Орфея работы мадмуазель Веры Нич? Но о сфинксе она мне не говорила и всю композицию в эйдетике не показывала.
— Леди Ника изваяла портретный образ Жюли безусловно позднее, присовокупив к прежнему одиночному художественному произведению. В мою бытность ее прецептором она время от времени возвращалась к своему увлечению изобразительной скульптурой и арт-графикой.
Признаться, первоначальный творческий порыв мадмуазель Веры Нич доставил мне чудовищные хлопоты. С большим трудом удалось убедить нашу талантливую ваятельницу уменьшить Орфею гениталии до реальных размеров прототипа. Пришлось долгими часами неподвижно позировать а-натюрель, пока леди Ника строптиво добивалась фотографической точности в отображении моих бицепсов, трицепсов, брюшных мышц и первичных половых признаков…
Арматорскую лабораторию доктора Суончера бесстрастный инквизитор Филипп счел оптимальным месторасположением для проведения ритуала, мысленно дополнив символизм изваяний Орфея и сфинкса замершей фигурой сарматской амазонки:
«…Одесную от древнего пророка-мессии в орфическом единстве разделенных начал…»
В полном безмолвии и в первозданной тьме таинство ритуала воспроизводили, свершали, вершили два инквизитора в белых орденских мантиях, расшитых красными черепами, в низко надвинутых глухих куколях. Им не было нужды смотреть на недвижимую коленопреклоненную обнаженную фигуру по правую руку от беломраморных изваяний.
Молчание и тьма тянулись не часами, но годами, веками, тысячелетиями и миллиардами изначальных безвременных лет…
Время не прекратило ход, когда тончайший сапфировый луч неукоснительно нашел цель и остановил трепещущее сердце.
Необходимые ритуальные минуты рыцари-инквизиторы безучастно выждали до той поры, как скоро голова обращаемой в сакральном таинстве дамы-неофита не склонится на грудь, а тело медленно-медленно не опустится ниц в земном поклоне.
— Во тьме и забвении наша сестра мертва, брат? — нарушил предвечную тишину первый.
— Сестра наша не умерла, брат. Она проснется в свете, — ответствовал второй.
Произнеся ответную ритуальную фразу, инквизитор приблизился к замершему телу, легко поднял его за плечи, выпрямил и дважды вдохнул в него не жизнь, но таинства дарования духовного.
Тем временем вокруг фигуры дарителя, укрывшего в объятиях усопшую сестру свою, понемногу стал наливаться ореол предрассветной лиловой синевы, постепенно расширяясь в пространстве прозрачным перламутрово светящимся облаком.