Ярослав Мудрый. Великий князь

Хороша была Предслава, недаром польский король Болеслав на нее зарился, но Владимир Святославич решительно отказал ляху, помышляя выдать дочь за более дружественного чужеземного правителя.

Нежна и ласкова была Предслава. Вот и сейчас она поцеловала в щеку отца и молвила:

– Я напишу брату письмо, тятенька. Он же у нас разумный.

– Чересчур разумный. Быть войне!

* * *

Вовсю готовился к предстоящему сражению и Ярослав, но на душе его было сумрачно. Ни на врага он собирает войско, а на родного отца, коего когда-то он так возненавидел, что перестал поминать его имя. С годами ненависть его поулеглась, но жестокий поступок великого князя он никогда не запамятует. Уж слишком глубокую душевную рану нанес ему родитель! До смерти будут жить в его сердце Березиня и сын Святослав.

Отец как бы для него раздвоился. В одном Ярослав видел великого блудника, «Соломона в женолюбии», в другом – умного, порой жестокого правителя и воина, способного цепко держать в руках великую державу.

При Владимире Русь основательно окрепла. Византийская империя и Европа считали за честь породниться с великим русским князем. Киевская Русь богата, обширна и едина, она не страдает междоусобицами, укрепляется с каждым годом, прирастая всё новыми землями и городами.

И вдруг стало известно, что Владимир Креститель собирает на сына свое мощное войско и уже расчищает дороги и мостит мосты к Новгороду.

Ярослав еще надеялся, что отец не пойдет на него войной из-за дани. Но упование рухнуло.

Дело оказалось не только в дани. Завещав Борису престол, великий князь надумал убрать с дороги младшего сына не только Святополка, но и Ярослава, решив показать, именно показать всем княжествам, что ни одно из них не смеет выходить из-под его властной руки. Никто не должен оспорить завещание государя Русской державы.

Правда, за старших сыновей был обычай, однако же закона о престолонаследии не существовало.

Владимир Святославич сам землю собирал, и слово его могло явиться законом.

Но так ли уж справедлив его закон, поставленный с головы на ноги? Вовсе не справедлив. Старшие братья, в угоду младшему, вышвырнуты за борт. Стародавний обычай напрочь отвергнут. Но такая внезапная ломка не истечет безболезненно. Он, Ярослав, не одобрит грубейшую оплошку отца и дань ему не повезет.

Новгороду, хотя бы временно, необходимо оставить дань для себя. Город под боком у западных и северных стран, кои отлично ведают о значении для Руси Новгорода и давно вынашивают планы нанести ему ощутимый урон. Город же не выдержит мощной осады. Старый дубовый Детинец его не спасет. Новгород надо обнести водяным рвом и земляным валом, на коем соорудить сильную крепость, и лучше всего из камня. На это понадобятся огромные деньги.

Да и торговля, и ремесленный люд зело в деньгах нуждаются. Вот и получается, Владимир Святославич, что не видать тебе дани годика три-четыре. Поймешь ли ты неотложные нужды Новгорода, кои будут направлены на укрепление Руси?..

Надо родителю письмо отписать и немедля снарядить гонца в Киев.

Всю ночь Ярослав просидел за пергаментом, а затем позвал к себе Могуту и поведал ему о содержании письма.

– Немедля отправляйся в Киев с грамотой, Могута Лукьяныч. Хотелось бы верить, что великий князь остановит войско. Поспеши. Тебя он в поруб не кинет. Ты ведь когда-то изрядно помог Владимиру, одолев богатыря печенегов. Поспеши и постарайся убедить великого князя.

– Сделаю всё, что в моих силах, княже.

А тем временем Новгород, согласно решению веча, собирал войско. Но тут случилась беда, коя едва не погубила все задумки Ярослава. И виной тому стали предводители варягов – Эймунд и Рагнар.

Глава 12 Козни посадника и кровавое побоище

Посадник Константин так был раздосадован результатами веча, что с горя напился. Три дня пил хмельные меды, выходил во двор, буянил, стегал плеткой холопов, кричал, что плохо баламутили народ. Даже вольным людям крепко досталось. Наорал на тысяцкого, сотников и всех своих доброхотов, да так, что едва и по ним плеть не прошлась.

– Охолонь, Константин Добрынич! – с трудом осадил посадника тысяцкий Гостомысл. – Мы к тебе не затем пришли, дабы на пьяного посадника глядеть, а чтобы совет с тобой держать.

Угомонился Константин. Тысяцкого он зело ценил и всегда считался с его суждениями. Тот был степенен и здрав умом. Почитал Гостомысла и народ новгородский.

– А позвал я вас, господа честные, – протрезвев, начал свою речь посадник, – затем, дабы помыслить, как от войны с Киевом уйти. Сказывал и ныне скажу: не нужна нам драка с великим князем.

– Вопреки вечу? – вскинул крылатые, колосистые брови Гостомысл.

– Вопреки! Перехитрил нас Ярослав. Чернь ныне готова на руках князя носить, да и купцы, как сами видели, на его сторону переметнулись. Купцы! В кои-то веки было, чтоб они супротив Совета господ пошли. Заманил их Ярослав в ловушку.

– Никакой ловушки я не вижу. Князь Ярослав втянул их в торговую братчину, коя даст купцам и Новгороду немалую пользу. Разумом Ярослава Бог не обделил.

– Да ты что, тысяцкий? Куда ты клонишь? С какой стати тебе князя восхвалить? Вот уж не ожидал, – сердито покрутил головой посадник.

– Что Бог Ярославу дал, того не отнимешь. А вот насчет войны надо подумать. Мыслю, ни князю, ни Новгороду она не надобна.

Долго ломали головы, в конце концов остановились на суждении посадника:

– Ярослав уповает не только на новгородское войско, но и на варягов. Ничего не скажешь: воины отменные, в каких перепалках только не были. Не зря себя лучшими меченосцами кличут. Надо вбить клин между Ярославом и викингами. Сии люди наглые, ведут себя охально. Как мог сдерживал их, ныне же отпущу вожжи. Пусть варяги и вовсе возмутят народ, да так крепко, что новгородцы не стерпят разбоев и перебьют незваных гостей. Вот тут-то Ярослав и призадумается, как без викингов войну начинать. Да и сами новгородцы, наглядевшись на заморских друзей Ярослава, не пойдут в его войско.

– Ловко придумал, Константин Добрынич, – поддержали посадника его доброхоты.

Один лишь Гостомысл уходил из хором Константина с озабоченным лицом: не слишком понравилась ему речь посадника. Варяги и без того распоясались. И во что выльется затея Константина, одному Богу известно.

* * *

Ярослав ступил к оконцам, коими любовались все новгородцы. Обрамлены полосным оловом, а заморские стекла, словно драгоценные каменья, так и сверкают на солнце диковинным разноцветьем: то янтарным, то зеленым, то малиновым…

Князь распахнул одно из оконец и увидел Торговую площадь. Подле храма Иоанна Предтечи толпились купцы. «Иванова братчина!» Совсем недавно Ярослав в подкрепление своих слов составил для братчины особое «Рукописание», или «Уставную грамоту», в коей оговаривались для купцов торговые «мерила», льготы и привилегии.

В Новгороде для измерения тканей стал применяться «еваньский локоть» – узкая деревянная пластинка, шириной в полвершка.

Особо разнились такие меры веса и длины, как пуд медовый, гривенка рублевая для взвешивания серебра, меры вощаные и уже выше упомянутый локоть.