Ярость и Разрушение

Нам нужно было быть начеку.

И нам нужно было набраться терпения.

Последнее не входило в мои навыки.

Под бдительным взглядом Зейна я использовала узкий карниз здания как гимнастическое бревно. Я подумала, что, возможно, у него случилось около четырёх сердечных приступов каждый раз, когда я ошибалась.

— Тебе действительно нужно это делать? — спросил он.

— Да.

— Правильный ответ будет "нет".

Ухмыляясь, я развернулась, как балерина, и Зейн резко выругался.

— Это тренировка. Именно этим я и занимаюсь.

— Тренировка чего? Сколько раз моё сердце остановится, пока ты не получишь золотую медаль?

— Кроме этого, это помогает мне сохранять равновесие, когда я ничего не вижу.

— И это невозможно сделать, когда ты не находишься в нескольких сотнях футов над землей?

— Нет. Потому что я не могу напортачить, когда я здесь. Там, внизу, ничего плохого не случится, если я упаду.

— В том-то и дело, — сухо ответил он.

— Не надо так нервничать. Я точно знаю, насколько он широк. Девять дюймов.

Я осторожно вернулась к нему и остановилась в паре футов. Я посмотрела вниз, не видя ни ширины выступа, ни очертания своих ботинок.

— Карниз это как моё поле зрения. Ну, за исключением того, что края здесь прямые и не похожи на шаткий круг, где всё иногда чётко, а иногда размыто. Всё остальное... — я подняла руки. — Тени. Это странно, потому что иногда они даже не чёрные. Они скорее серые. Я не знаю. Это может быть катаракта.

— Думаешь, невозможно это удалить?

— Мои глаза?

— Катаракту, — он вздохнул.

Я снова ухмыльнулась.

— Последний врач, которого я видела, сказал, что она на самом деле защищает мою сетчатку, и до тех пор, пока она не вызовет реальную проблему, он хотел бы воздержаться от разговоров об операции. Существует гораздо больший риск, связанный с операцией у людей, страдающих такими заболеваниями, и вероятны серьёзные побочные эффекты.

— Мне неприятно думать о том, что может оказаться настоящей проблемой.

Я фыркнула, подумав, что, хотя я и приспособилась к ограниченному зрению, катаракта часто раздражала меня до чёртиков.

— Если она причиняет сильную боль или полностью блокирует моё центральное зрение, я так думаю.

— Но ты же говорила, что у тебя и раньше болели глаза.

— Да, но с этим можно справиться. Скорее болезненное ощущение, и это, вероятно, не имеет никакого отношения к катаракте. Я имею в виду, не напрямую. Хотя, думаю, мне нужно проверить зрение, — запрокинув голову, я посмотрела на небо.

Мне потребовалось мгновение, чтобы увидеть далёкое, слабое свечение одной звезды, а затем другой.

— Однажды у меня уже были отёки. Они могут вернуться.

— Макулярные отёки? Опухоль за сетчаткой? — спросил он, ещё раз удивив меня своими собственными независимыми исследованиями. — Это может быть причиной того, что у тебя болят глаза. Нам нужно записаться на приём. Позвони Тьерри и узнай, может ли врач, к которому тебя возили, порекомендовать кого-нибудь поближе, например, Институт глаз Уилмера в Балтиморе. Они — отделение Университета Джона Хопкинса.

Он действительно провёл исследование.

— Мы просто должны быть осторожны, — продолжал он. — Пока нет генетического тестирования...

— Они и понятия не имеют, что я не совсем человек.

Я опустила руки, медленно приближаясь к Зейну.

— Хотя, ты можешь себе представить, если бы они сделали тест? Выражение на лицах генетиков, когда они бы увидели мою ДНК?

Он рассмеялся.

— Они, наверное, подумают, что ты инопланетянка.

— Я думала, ты не веришь в инопланетян.

— Я никогда этого не говорил. Я просто сказал, что вряд ли эти шипы принадлежат инопланетянам.

— А я сказала, что эти шипы могут принадлежать ангелам, — заметила я. — Просто хочу напомнить, что я была права.

Он фыркнул.

— Я думал о шипах. Они смертельно опасны для любого существа с ангельской кровью. С ними и твоей благодатью мы были бы лучше подготовлены.

— Хорошая мысль.

— Конечно, это хорошая мысль. Это была моя мысль, — ответил он, и я закатила глаза, пока тёплый ветерок обдувал мою шею. — Кстати, я забыл тебе сказать, что мне не удалось убедить Стейси не возвращаться в школу.

Я ждала всплеска ревности, но не было и намёка на уродливую эмоцию. Поскольку это было огромным улучшением, я решила не читать себе мораль.

— Она будет в безопасности. Сэм не говорил так, будто ей грозила непосредственная опасность.

— Ага.

Спрыгнув с карниза, почти смеясь над волной облегчения, которая прошла через связь, я подошла к Зейну с другой стороны.

Я чуть не потеряла глаз, едва не врезавшись в его крыло.

К счастью, он почувствовал, как близко я нахожусь, и поднял его прежде, чем я успела до него дотронуться.

— Ты беспокоишься о ней.

— Да, — признался он, и так близко, как сейчас, я могла разглядеть его профиль в лунном свете. — Она уже достаточно натерпелась.

— Да, — согласилась я. — Надеюсь, как только попадём в школу, мы сможем оценить ситуацию. Должен же быть способ вытащить оттуда духов и призраков.

Зейн уставился на улицу внизу, и я подумала, что если бы кто-нибудь мог его увидеть, то подумал бы, что здесь установлена каменная горгулья.

— Я знаю, что ты хочешь им помочь.

Я напряглась.

— Я помогу.

— Но ты не можешь помочь им пройти через заклинания, Трин.

Злость сменила моё в остальном приятное настроение.

— Ну, ты тоже не можешь изгнать их заклинаниями, так что мы можем пойти на компромисс. Уберите защиту, и я смогу отличить призраков, которые должны уйти, от духов, которые оказались в ловушке. Я могу позаботиться о Людях-Тенях в субботу вечером, и держу пари, как только я избавлюсь от них, призраки и духи могут успокоиться.

Он кивнул.