Ярость

Они сидели в самолете ровными рядами: одинаковые, литые, откормленные, налитые здоровой уверенной силой. Хана Кречету, подумал он сочувствующе. Как ни храбр генерал, но этот отряд целую армию сметет, а сами и не поцарапаются.

Из салона один из десантников что-то крикнул Рэмбоку. Командир уловил знакомое имя «Гавейн». Когда Рэмбок ответил, командир поинтересовался:

– Это тебя назвали Гавейном? Или почудилось?

Рэмбок весело улыбнулся:

– Дед мой был чудак… Старые книги читал. Знал даже легенды о короле Артуре и его рыцарях. Он настоял, чтобы отец назвал меня Гавейном. Это один из рыцарей короля Артура.

– Я знаю, – кивнул командир. – Я тоже читал, потому и удивился.

Рэмбок вскинул брови, с сомнением оглядел командира:

– Ничего не путаешь? Мне кажется, даже у нас в Америке о Гавейне знал только мой дед. Во всяком случае, с кем бы я ни разговаривал, никто не мог сказать, кто такой Гавейн. Дед рассказывал, что когда раненый Гавейн был прижат к краю пропасти свирепым великаном, то он, истекая кровью, ухватился за него и вместе с ним бросился в пропасть. В память о нем меня и назвали Гавейном. А Рэмбок – это кличка.

Моторы гудели ровно, мощно, словно самолет был новенький, а не после тридцати лет службы. Пилот, скаля зубы, начал рассказывать, как прошлый раз заглох мотор, а в позапрошлый – сразу два, а неделю тому оторвался бензобак…

Рэмбок бледнел, волосы вставали дыбом. С ужасом глядя на беспечного пилота, спросил:

– И как же вы летаете?

– Да так и летаем.

– Но это же опасно!

– Жить везде опасно, – заметил пилот философски.

– Только не у нас, в Америке!

Пилот покосился с насмешкой:

– Мы не в Америке, дружище.

– Но есть же права пилотов, – сказал Рэмбок. – Вы не должны летать!

– А мы не хотим ползать, – ответил пилот. – Выбор прост: либо летаешь на том, что есть, либо ползаешь там, внизу.

Рэмбок все еще не понимал:

– Ползать? Но тот, кто ползает, тот живет!

Пилот покосился с усмешкой. На его лице была та усмешка превосходства, что раздражала и бесила Рэмбока.

– У нас есть притча о соколе и вороне. Ворон живет триста лет, потому что жрет падаль, а сокол – всего тридцать, ибо питается горячей кровью и теплым живым мясом.

Рэмбок стиснул челюсти, а после долгой паузы процедил:

– Да-да, я слышал. Умом Россию не понять.

Командир корабля прислушался, покрутил верньер. Из динамиков донесся могучий надменный голос, словно вызывающий на ссору:

– …нам нужна великая Россия! Но не может быть великой страна, где народ мелок и труслив, где растерял гордость и достоинство. Не научил Афганистан? Не научила крохотная Чечня?.. Да, сейчас рушится самый мощный бастион тоталитаризма, который превращал русский народ в рабов… и превратил в такое подлейшее и покорное быдло, что мне просто стыдно называться русским!.. Да, ислам уже принимают наши русские ребята. И они сразу выпрямляют спины и гордо разводят плечи, ибо Аллаху в отличие от нашего иудейского Яхве нужны не рабы божьи, а гордые мюриды!.. Я хочу, чтобы даже самые тупые поняли: приняв ислам, Россия останется Россией, но только не покорной и богобоязненной, как всегда о ней писали и говорили, а сильной и гордой… Что?.. Почему нельзя?.. Возможно, это единственный случай в мировой истории, когда гордость вырабатывается не веками, а привносится извне… так сказать, в сжатые сроки!.. Православие тысячу лет вытравляло гордый дух славян, превращало стаю яростных русичей в покорное стадо русских, кротких и богобоязненных… а также князебоязненных, царебоязненных, секретареобкомобоязненных, просто всего боязненных.

Десантники в глубине салона чему-то ржали, зазвенело стекло. Командир поморщился, сделал звук громче. Рэмбок бросил пренебрежительно:

– Да переключи на музыку!.. Сейчас на сто сороковой волне идет концерт Фак Ануса.

Командир, не слушая, сделал звук еще громче. Рэмбок усмехнулся, протянул руку к верньеру. Командир вдруг оттолкнул, заорал:

– Ублюдок! Это мой самолет!!!

Его перекосило от ярости, лицо стало бледным, из перекошенного рта полетели слюни. Рэмбок отшатнулся, выставил ладони:

– Ради бога! Что угодно!.. Слушай что угодно. Я просто хотел помочь…

– Пошел, – сказал командир. Его трясло, плечи вздрагивали, лицо дергалось как у припадочного. Пилоты смотрели с удивлением, никогда таким его не видели, а штурман и бортинженер ничего не видели и не слышали, их глаза были на динамике, откуда шли тяжелые слова.

– В армии восстановить зачисление посмертно… – гремел гневный голос Кречета. – Молодое поколение не знает, напомню… Еще во времена Петра или Екатерины, не помню, один из казаков, видя, что соратники полегли, а враги окружили со всех сторон, схватил горящий факел и с криком: «За Русь!» – бросился в пороховой погреб. В память о его подвиге в русской армии была выбита медаль с надписью: «Ребята, помните мое славное дело!», а его навечно внесли в списки полка и ежедневно вызывали на перекличке, на что левофланговый отвечал, что такой-то пал смертью храбрых за Отечество. Этот воинский обычай был восстановлен в Красной Армии, где на перекличках вызывали Матросова, Гастелло и многих других героев… Но перестройка, мать ее, осмеяла героизм и честь, а взамен поставила рубль… хуже того, доллар. Приказываю с этого дня восстановить этот благородный обычай!

В салоне кто-то фыркнул. Бортинженер оглянулся в гневе. Рэмбок презрительно посмеивался. Поймав взгляд бортинженера, пояснил:

– Дикарский обычай, верно?

– Вер-но, – сказал бортинженер по складам. – Скифский обычай…

– Что?

– Говорю, скифы это…

Командир свирепо цыкнул. Он осторожно подправлял верньер, слышались хрипы, но голос Кречета доносился все еще ясно, в нем были сила, мощь и прорвавшаяся ярость:

– Черт, мы ведь однажды врезали в зубы этому НАТО! Да так, что зубы посыпались. Почти всех натовцев перетопили в Чудском озере. А кто спасся, того с веревкой на шее в Новгород привели. Но в этом деле есть один очень серьезный момент, о котором помалкивают патриотические историки… Битва на Чудском озере была в самый разгар так называемого татаро-монгольского ига. И в войске Невского были и мобильные отряды татарских конников, что преследовали бегущих рыцарей. Именно они и нахватали их в плен… Что? Говорите громче… Да, вы правы, именно это я и хочу сказать. Ислам уже тогда помогал нам противостоять Западу. Точнее, не просто Западу, а именно НАТО. Ведь в наши пределы вступила не отдельная страна, а вторгся Тевтонский орден – военный союз псов-рыцарей всех стран Европы. Они уже тогда пытались захватить наши богатства!.. Верно, мы тогда были другие. Сейчас смешно было бы слышать, что русские бросались с факелами в пороховые погреба, чтобы не дать захватить их врагу, капитаны не покидали мостик тонущего корабля, а офицеры стрелялись, чтобы не попасть в плен… Но это было совсем недавно! Наши отцы и деды в Отечественную… Все, что мы делаем, это возрождаем честь и достоинство россиянина! Помните, какой нелепой и безжизненной оказалась программа горбачевского «ускорения» без политических свобод, точно так же бесполезными окажутся все наши реформы без подъема духа нашего народа!

Постепенно голос слабел, а шорохи становились громче, пока не заглушили голос президента полностью. Они еще успели услышать:

– Какой-то король после сокрушительного поражения писал домой: «Все потеряно, кроме чести». Ему было тяжко, как и его стране, но теперь это могучая страна, с нею считаются! Но если бы он потерял честь, то карта мира была бы иной… А мы… наша честь…

Командир в отчаянии крутил верньеры, подстраивал, глаза стали безумными и жалкими. Рэмбок посматривал брезгливо. Любой приемник сам настраивается и держит заданную волну, откуда у русских такое допотопное чудище? Хорошо бы сторговать для музея. Но вряд ли продаст, какие-то все здесь сумасшедшие…

Наконец Савельевский перестал терзать несчастный приемник, вышел из рубки. Он слышал, как за спиной штурман внезапно спросил бортмеханика:

– Слушай, а Гастелло служил не в нашей эскадрилье?

– Тю на тебя, – донесся недоумевающий ответ. – Ты что, рухнулся? Он же летчик-истребитель, а мы – транспортники!

– Да? – переспросил штурман. Добавил с сожалением: – Жаль.

И мне жаль, подумал Савельевский вдруг. Был бы и в нашей части свой герой. На утренней перекличке за него отвечали бы, что пал смертью храбрых…

Рэмбок, чувствуя некоторую неловкость, очень уж непонятно вспылил русский командир корабля, подсел, сказал сочувствующе:

– Ничего… Вот выберут другого президента… ну, мы подскажем, конечно, кого выбрать… дела в России пойдут лучше. Кредит дадим, порядок начнем наводить. Вон в Германии и Японии навели свои порядки, американские! Теперь те страны чуть ли не богаче нас!..

– Богато живут, – вздохнул за их спинами бортинженер.

– Не придется летать на ветхих самолетах, – утешил Рэмбок. – Автопилоты, электроника, кибернетика… А ты лети себе, положив ноги на пульт! И ни над чем голову сушить не надо.