Ярость

— Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — сказала она.

Энджи зашла спереди и все увидела. Губа Джины была разбита. Под левым глазом красовался синяк, на который больно было смотреть. Неудивительно, что парень за стойкой ненавидит Майкла.

— Что, черт побери, с вами стряслось? — спросила Энджи.

— Я упала, — ответила Джина и попыталась пройти, но Энджи загородила ей дорогу.

— Он избил вас?

— А вы как думаете?

— Господи…

Джина прищурилась и наконец узнала Энджи.

— Вы трахались с моим мужем.

— В общем, да. — Энджи понимала, что лучше не врать. — Если вас это утешит, у меня были мужики намного лучше его.

Джина засмеялась, но тут же вздрогнула, потому что разбитая губа лопнула и из нее снова начала сочиться кровь. Она прижала ладонь ко рту и взглянула на испачканные кровью пальцы.

— Боже! — простонала она. — Давайте уйдем отсюда.

Она распахнула дверь в женскую комнату отдыха, и Энджи последовала за ней. Джина была женщиной миниатюрной — ростом где-то метр пятьдесят пять при весе меньше пятидесяти килограммов. Майкл был минимум на тридцать пять килограммов тяжелее. С его стороны это было все равно что ударить беззащитного щенка.

— Я познакомилась с ним, когда мне было пятнадцать, — сказала Джина. Она стояла, опершись на умывальник, и рассматривала разбитую губу в зеркале. — Он интересовался моей кузиной. Она была на год младше меня. Я тогда думала, что защищаю ее.

Энджи знала, что нужно дать ей выговориться.

— Он казался таким милым, — сказала Джина. — Когда он был на войне в Заливе, я получала от него письма. Он писал, что любит меня и хочет заботиться обо мне. — Она в зеркале посмотрела Энджи в глаза. — Вот так он теперь и заботится.

Энджи принялась рыться в своей сумочке.

— Все они сначала милые.

— Вы это на себе испытали?

— У меня даже есть залитая кровью футболка.

Джина вынула из контейнера бумажную салфетку и намочила ее под краном.

— После рождения Тима, — начала она, — все изменилось. Он начал злиться по любому поводу. Он больше не хотел прикасаться ко мне. По ночам уходил из дома, и его не было по нескольку часов. — Она промокнула кровоточащую губу. — Иногда он уезжал на весь уик-энд. Я проверяла по спидометру: он наезжал на машине по пять, а иногда и по шесть сотен миль.

Энджи наконец нашла в сумочке то, что искала.

— И куда он ездил?

— Получишь несколько раз по физиономии и перестаешь задавать вопросы.

— Повернитесь, — сказала Энджи. Она нанесла немного какого-то крема на губку и аккуратно постучала ею вокруг подбитого глаза Джины. — Это «Клиник», — сказала она. — Если будет немного светлее, чем ваши обычные тени, размажьте их немного, это поможет замаскировать синяк.

— Он и вас тоже бил?

— Нет, — ответила Энджи, сосредоточившись на том, чтобы скрыть синяк.

На самом деле она была слишком пьяна и точно не помнила, что делал Майкл. Наверняка она знала только то, что на следующее утро проснулась на заднем сиденье своего автомобиля со следом глубокого укуса на груди и острой болью между ног, которая прошла только через пару недель.

Нельзя сказать, что это было впервые, чтобы с ней происходило что-то плохое в таком роде, но это было в первый раз с мужчиной с ее работы.

— Он говорил мне, что был с Кеном.

— С Возняком? — спросила Энджи. Напарник Майкла в их убойном отделе. — И что же он делал вместе с Кеном?

— Он сказал, что они ловили рыбу в горах.

Энджи сжала губы, чтобы удержаться от комментариев. Она просто не могла представить Кена с удочкой в руках, к тому же Кен и Майкл были совершенно разными людьми.

Голос Джины упал почти до шепота:

— Он был груб с вами?

Энджи кивнула. Потом взяла Джину за подбородок и повернула ее к свету, чтобы оценить свою работу.

— Он негодяй, — сказала Джина по-прежнему шепотом. — Я просто хотела уйти.

Энджи добавила еще немного тонального крема.

— Вы бросили его?

— Два дня назад.

— И где вы теперь живете?

— У своей матери, — ответила она. — Он сказал, что доберется до меня.

Энджи взглянула на свою работу еще раз. Отлично!

— Вы написали заявление?

Она рассмеялась.

— Вы же коп. И знаете, насколько это бессмысленно.

— Чушь! — уверенно сказала Энджи. — Едете в округ Де-Кальб и пишете заявление. Если он коп, никуда они не денутся. Они только взглянут на вас разок и возьмут его в оборот.

— А что потом? Что будет, когда он оттуда выйдет?

— Запросите запретительный судебный приказ.

— Посмотрите на мое лицо, — сказала Джина. — Вы думаете, судебный запрет его остановит?

Она права. Энджи сама была простым патрульным и очень живо помнила, как однажды вынимала окровавленный запретительный судебный приказ из руки женщины, забитой до смерти собственным мужем. Он воспользовался для этого молотком. На глазах у детей.

Джина вымыла руки.

— Почему вы здесь?

— Я хотела передать Майклу сообщение.

Она закрутила кран и взяла полотенце.

— Вы думаете, он меня послушает?

— Нет, — призналась Энджи и вынула из сумочки визитку. — Хочу оставить вам свой телефон. Позвоните, если он что-то вам сделает.

Джина карточку не взяла.

— Он все равно сделает то, что захочет. И телефон меня не спасет. — Она еще раз посмотрела на себя в зеркало и пригладила волосы. — Спасибо за косметику. «Клиник», говорите? — Энджи кивнула. — Куплю сегодня в обеденный перерыв. Если Майкл узнает, что я разговаривала с вами, она мне, похоже, понадобится.

— Я ему не скажу.

Джина открыла дверь и на секунду прислонилась к косяку.

— Он все равно узнает, — сказала она. — Он всегда обо всем узнаёт.

Энджи на несколько минут задержалась в дамской комнате, стараясь рассуждать хладнокровно. Она собиралась поговорить с Уиллом, но что она могла ему сказать? Я поехала в больницу, чтобы пригрозить жене Майкла? Он постоянно колотит ее, и — ах да, кстати, чуть не забыла! — в ту единственную ночь, которую мы провели вместе, он был так груб, что мне еще месяц больно было писать? Уилл научился контролировать свой тяжелый характер — как и прочие эмоции в своей жизни. Но Энджи знала, что он никуда не делся, он здесь, только и ждет возможности вырваться наружу. Если Энджи когда-нибудь расскажет ему, что на самом деле произошло у них с Майклом Ормевудом, Уилл просто убьет его.