Ярость

После этого Шацкий связался с Берутом и приказал составить список пропавших без вести из близкой округи в течение года и взять от их родственников образцы ДНК для сравнительных исследований. Никогда еще в собственной карьере он не сталкивался с серийным убийцей в стиле американских фильмов, с сумасшедшим, который разыгрывает со следователями странные штучки. Например, такие, что ему хочется дополнить костный набор покойника, чтобы не испортить эффект.

Шацкий решил, что прошлым Наймана займется впоследствии, сейчас же необходимо было как-то разобраться с Фальком. Он и сам себе удивлялся, но, говоря по правде, претензий к асессору не имел. И прежде всего потому, что аргументация молодого юриста его убедила.

Он поразмышлял пару минут, глядя на пейзаж за окном, на перемещающиеся в темном тумане огни строительных машин. И посчитал, что нет иного пути, как поехать ко вчерашней «псевдопанде», и, кстати, и что его дернуло дать именно такое определение… Поедет, проведет осмотр на месте, извинится, расскажет о том, что может сделать для женщины Жечпосполита.

В поисках адреса он пересмотрел лежащие на столе бумаги, но вчерашнего протокола найти нигде не мог. Он его писал? Наверняка ведь писал. А что сделал с ним потом? Тогда он спешил в больницу на Варшавской, так может взял с собой? Нет, в этом нет смысла, подобного он не сделал бы, в папке всегда поддерживался идеальный порядок, а в карманах никогда ничего не держал. Для него карманы вообще могли бы и не существовать. Выходит, выбросил.

Он присел на корточки и вытащил из-под письменного стола проволочную корзинку. Находящийся в средине мешок из полиэтилена был пуст, словно домашний бар алкоголика.

Шацкий тяжело вздохнул.

7

У каждого поводка всегда имеются два конца. У капитана крупнотоннажного мореплавания Томаша Шульца совершенно не было желания вытаскивать вторую руку из теплого кармана, так что он воспользовался той, в которой держал поводок, чтобы до конца тянуть молнию непромокаемой куртки и тем самым получше защититься от погоды. Этим движением он потянул за шею своего глупенького лабрадора, который радостно дернулся, из-за чего капитан Шульц поскользнулся и чудом не рухнул в разъезженную грязевую реку, названную каким-то чиновником-юмористом улицей Рувней.^[66]

Жена успела придержать мужа за локоть в самый последний момент.

— А вот знаешь, о чем я думаю? — спросил тот.

— К сожалению, моя жизнь бедна на этот фрагмент знаний.

— Я думаю о том, в скольких местах на свете мы были вместе.

— Если верить нашей карте, то в двадцати восьми странах.

Томаш Шульц кивнул. Он считал вчера, и у него вышло именно столько же. Их карта была чем-то вроде светского домашнего алтаря; на огромном эллипсе с политической картой мира шпильками с цветными головками они отмечали все посещенные ими места. Красная головка — это там, где они были всей семьей, с детьми; оранжевая — если отправились туда вдвоем; синий цвет был зарезервирован для него, зеленый — для нее. Когда дети подросли и уже начали ездить самостоятельно, они прибавили шпильки с белыми головками для дочки, и с желтыми для сына. Шесть цветов с кубика Рубика.

— А хоть где-нибудь видели бы мы место, чтобы дома ставили в чистом поле? Где обложенные песчаником дворцы с коваными оградами и гранитными подъездными дорогами стоят вдоль реки из грязи?

Супруга отрицательно покачала головой.

— И вот скажи мне, ну что в этой чертовой стране не так? Что это вообще за грязеленд, в котором разрешают строить дома, подключать воду и электроэнергию, а дорогу вечно оставляют на следующую декаду? Это что, какой-то заговор? Что, тянут взятки с фирм, производящих машины-внедорожники? Или с мастерских, ремонтирующих подвески? С автомоек? С химчисток?

— И не забудь про ортопедов.

— И зачем мы вообще выходим в такую погоду?

Шульцу тяжело было перестать бурчать, когда уже начал.

— У нас собака.

Это правда, собака у них имелась. В связи с чем, сейчас они бродили по грязи своей малой родины, в самый уродливый, самый отвратительный, наиболее паскудный день в году. Потому что у них имелась собака. По кличке Бруно.

Пара отошла от дороги. Томаш спустил Бруно с поводка. Сейчас они находились в новой части поселка, в это время суток такой же безлюдной, как Припять. Жители пытались заработать на выплату очередного взноса по кредиту, а если дома и остались дети с матерями или бабушками, то наверняка тщательно укрытые перед кошмарной погодой.

Бруно носился по покрытым грязью ямам, разбрызгивая стоячую воду, при этом меняя свой шоколадный окрас на кремовый, потому что грязь в этой части Вармии имела как раз такой оттенок. В какой-то момент пес остановился и залаял.

Пара его хозяев тоже остановилась, обменялась взглядами. Бруно практически никогда не лаял. Хозяева даже спросили у ветеринара, все ли в порядке с голосовыми связками. Врач только посмеялся над ними и сообщил, что лабрадоры бывают малоразговорчивыми.

А вот теперь он остановился перед чьей-то оградой и лаял.

Томаш подошел, успокоил пса, похлопывая его по голове. Он глянул на стоящий за оградой домик. Новый, ничем не выделяющийся. Первый этаж, чердачные помещения жилые с окнами на крыше, вместо гаража — навес. Понятное дело, гораздо больший, чем их старенькая прусская халупка.

Планировка дома была классической, через окно рядом с входной дверью была видна кухня, открытая в сторону столовой и салона. Томаш заметил, что холодильник распахнут. Лампы горели как в кухне, так в спальне наверху.

А еще ему казалось, будто он слышит монотонный детский плач.

— Слышишь? — спросил он.

— Ничего не слышу, у меня уши замерзли.

— По-моему, ребенок плачет.

— Из моего опыта следует, что дети, в основном, этим и занимаются. Пошли, а не то я вся замерзну.

— Но ведь он все плачет и плачет.

— Потому что у него лопнул шарик, или ухо болит, или мама выключила сказку, или не дала сникерс на завтрак. Ты так говоришь, словно у тебя самого никогда не было детей.

Томаш погладил Бруно по голове. Пес все так же глядел на дом, но уже не лаял и не ворчал. Может он, и правда, излишне восприимчив.

— Я позвоню, — казал он, положив палец на кнопке переговорного устройства.

— Да успокойся ты, женщине нужна всего лишь минутка покоя. — Жена ласково взяла супруга за руку, оттянула от калитки. — Вопящий короед и сующий нос не в свои дела сосед — лично для меня этого было бы слишком много.

Тогда Томаш сунул в карман собственную руку вместе с рукой супруги и подумал, что, возможно, он и вправду излишне чувствителен. Всегда он был немножко таким вот папой-квочкой, вся семья над ним смеялась. Ничего его не волновало, только дети и все.

Они прошли мимо трех участков, когда заметили, что Бруно так и не тронулся с места. Пришлось трижды свистеть, чтобы непослушный пес прибежал к хозяевам.

8

Этот день на улице Рувней случился не таким, как все остальные. Это был такой день, когда все может или начаться, или закончиться. А чем больше времени проходило, тем более она соглашалась с тем, что все неотвратимо кончается, сознание же неожиданно возвращалось и исчезало. Когда оно вернулось в первый раз, она еще ничего плохого не предчувствовала, в основном, испытывала злость на того хуя, который, понятное дело, оказался еще и дамским боксером. Мало того, что надавал по морде, так еще и пихнул так, что она ударилась головой и потеряла сознание.