Ящер

Где это ее вообще носит вместе со всем семейством.

Боев сказал, что живет с матерью и двумя младшими сестрами.

Судя по району и дому в общем и их обшарпанной в конец двери в частности, явно не в шоколаде-то моя девочка вынуждена существовать.

Ну ничего, чуток терпения, Лизок, и заживем хорошо.

Снова глянул в окно, ощущая, что внутри что-то натянулось уже до высокочастотного звона, прямо на разрыв.

За*баный был все эти дни, да, Лизка у меня где-то на границе сознания, кипящего от всего свалившегося, дрейфовала, но при этом его собой, будто границей какой-то нерушимой, окружила.

Такой, что чуть только дерьмо все откатит, и вот она, куда извилиной ни шевельни.

Встает сразу колом, прям намертво, да еще все нутро тянет, как нервы и так изжеванные на кулак наматывает.

К ней хотелось, в нее, хоть на минуту, на пять, насовсем и по самое глубже не влезть.

Чтобы опять смотрела так пьяно-бешено, принимая и выжимая.

— Нам что, еще и с Ленкой в одной комнате жить придется?

Голос твоего ребенка совершенно неуместен там, где ты мысленно уже вовсю наяриваешь девушку, по которой оголодал зверски.

Передернувшись, как от лопаты снега за шиворот, я заметил, что вода уже закипела, и, отлипнув от подоконника, взялся за пельмени.

— А в чем проблема?

— Я не хочу жить с этой мелкотой в одной комнате!

— снова перешел на повышенный тон сын.

— У бабы и деда у нас были свои!

Хочу свою комнату!

— Хотеть не вредно, — я снова начал раздражаться на его закидоны.

— Поживете пока в одной, ничего страшного.

— Ленка со светом засыпает, потому что боится!

— Потерпишь.

Ты же мужчина, привыкай.

— Не хочу-не хочу-не… — А ну кончай мне тут визжать чуть что!

— рявкнул я.

— Не все в жизни подчиняется нашим хотелкам, понял?

Пока мы поживем вот так, потом что-то изменится.

Но одно останется без изменений — я не буду терпеть вот такого твоего поведения, Иван!

Я говорю — так надо, ты делаешь и не возмущаешься!

— С мамой было в миллион раз лучше, чем с тобой!

Она нам все покупала и ничего не запрещала!

Угу, а зарабатывал на все я, и не запрещала, потому что видела вас изредка, скинув на предков.

— Что поделать, отныне все станет по-другому.

Привыкнешь.

— Ненавижу тебя!

— заревев опять, выкрикнул Ванька и ломанулся вглубь дома, едва не снеся сестру.

— А я тебя люблю, сынок.

— Па, у нас вещей никаких с собой же нет.

Пижамы даже, — проводив брата печальным, больно резанувшим меня по сердцу, взглядом, сказала дочь.

— Не страшно, малыш.

Сегодня поспишь в трусах и маечке, а завтра всем необходимым вас обеспечим.

Естественно, на мой призыв к столу Ванька не явился, разозлив еще сильнее, но я решил сегодня больше не обострять.

Просто разрешил Лене отнести ему порцию не слишком удавшихся мне развалившихся через один пельменей, как только она терпеливо проглотила десяток.

Зараза, давно я сам готовкой не занимался, подзабыл курсантские времена.

— Все, теперь отбой, детвора, — сказал, ощущая все набирающую обороты досаду на то, что Лизка до сих пор так и не появилась.

Я ее адрес потребовал у Андрюхи еще на подъезде к городу и рассчитывал прибыть в Камневский дом уже вчетвером.

Но ее, видишь ли, где-то нелегкая носила.

И с того времени, как записку оставил, прошло четыре… да уже все пять часов.

Какого хрена, Ерохина?

Уже смеркается, а ты не соизволила еще домой заявиться и мою записку найти?

Где можно столько шататься, а главное — с кем?

Только попробуй мне на сторону глянуть, я… — Па, а сказку перед сном?

— жалобным голоском спросила Лена.

— А ты не слишком уже взрослая для сказок?

— проворчал я.

— Мне шесть, пап.

— Ванька, сказку сестре расскажешь, — велел я, выходя из комнаты.

— Будь хорошим старшим братом.

— А ты тогда станешь хорошим отцом, да?

— ехидно шепотом огрызнулся сын мне вслед.

Не слишком он языкатый для девяти?

Сука, я понятия не имею, как с этим быть, и пока у меня совершенно нет времени и сил разбираться с его этими взбрыками.

Так что придется ему просто проглотить свои обидки и научиться подстраиваться под меня.

Я вернулся в кухню и глянул в окно — и все вокруг и во мне перевернулось, как по щелчку.

Ерохина приоткрыла калитку и заглядывала во двор, явно не достучавшись и не дозвавшись.

Я сорвался с места, как если бы меня со всей дури пнули под зад, не забыв и отвесить тяжелый удар и по вмиг опустевшей башке.

Все проблемы из нее вынесло враз, образовав полную пустоту, которую в следующую секунду заполнило обжигающим концентратом похоти.

— Ну привет, господин Лебедев, — махнула Лизка ладошкой, завидев меня, носорогом прущего к ней.

У меня язык как присох от обуявшей жуткой жажды нажраться ее вкусом, так что на слова я размениваться не стал.

Налетел, захапал, загреб пятерней волосы, лишая возможности ускользнуть, и сожрал ее рот, и не думая хоть чуть сдерживать себя.

Лизка открылась навстречу сразу, выдавая с потрохами свою жажду — зеркальное отражение моей.

Позволила ее буквально трахать языком, отвечая с таким же жаром, раня от жадного нетерпения зубами и добавляя жгущей последние тормоза соли в поцелуй.

Меня от первого же этого жесткого контакта прямо размотало всего, не буду в ней сейчас же — и конец мне реально.

В башке и паху гудит бешеное полымя, соображать и тормозить нечем.

Оборвав поцелуй, со свистом втянул воздух и подхватил Лизку под ягодицы, вынудив обхватить ногами и руками, бешено оглянулся вокруг и попер ее за дом.

— Лебедев, я поговорить вообще-то… — начала Лизка, слегка начавшая трезветь за десяток секунд экстренной транспортировки в относительно укромное местечко.