Ящик Пандоры

Голубоглазый человек в бежевой юбке отворачивается и уходит по тропинке с пляжа.

Рене остается один. На песке стоит дверь. Он проходит через нее. Снова он в коридоре с дверями, на каждой медная табличка с цифрой. Он находит дверь 112, переступает порог своего бессознательного, видит лестницу.

Он поднимается по ступенькам.

Снаружи звучит женский голос, ведущий обратный счет:

– 10, 9, 8…

18.

– …2, 1, 0.

Он не открывает глаз.

– Ноль, – повторяет она.

Он соглашается медленно разжать веки и первым делом смотрит на часы. На них 23:23.

– Ну? Как все было в этот раз?

Коридор обладает большой силой. Коридор очищает. Коридор все проясняет. Коридор оказывает невероятное действие.

Он задает гораздо более широкую перспективу. Даже фраза «я убийца» утрачивает важность. Да, я убийца, но далеко не только.

Я также молодой солдат Первой мировой войны. Еще я разочарованная старая графиня. И полный надежд галерник с Сицилии.

И еще я – 111 других жизней.

Я начинаю понимать. Теперь мое сознание расширяется от нового понимания: я – не только сам я. Я гораздо больше этого.

Гипнотизерша волнуется:

– Все хорошо, Рене?

Рене встряхивается. Он старается вспомнить все подробности своего последнего погружения.

– Прогресс продолжается. С Ипполитом я мог видеть то, что видел он. С Леонтиной я мог видеть ее глазами и слышать ее мысли. Став Зеноном, я мог видеть, как он, слышать его мысли, беседовать с ним извне. Геба я не только видел, не только с ним говорил. Он тоже меня видел, и мы беседовали, как два разных человека.

Она приглаживает свои длинные рыжие пряди.

– Вы слышали наш диалог? – спрашивает он.

– Вы каждый раз описываете то, что видели, пересказываете, что говорили и что вам отвечали. В этот раз все это было удивительно, ведь все происходило, как вы утверждаете, гораздо раньше III века до нашей эры.

– Кое-что от вас, наверное, ускользнуло: насколько Геб непринужденный. Никогда еще не видел такой непосредственности и расслабленности. От него исходит поразительная беззаботность и такая же сила. Я могу измерить это спокойствие, сравнив его со стрессом солдата Ипполита, с отвращением графини де Виламбрез, с болью Зенона. Геб был совершенно безмятежен. Ничто его не страшит, ничто не заботит. Не знал, что можно быть настолько расслабленным. Я просил спокойной жизни, но это превосходит мое воображение. Как описать вам эту степень довольства? Можно подумать, что Геб с самого рождения не знал ни малейших трудностей…

– Ваши достижения поражают.

– По сравнению с другими испытуемыми?

– Я уже вам говорила, вы первый, до вас никого не было. Вы видели, как провалилась Каролин, сегодняшняя доброволица. Ее бесстрашие не увенчалось успехом: то ли скепсиса было многовато, то ли одаренности маловато, не то, что у вас.

Помявшись, она продолжает:

– Я должна кое в чем вам признаться. До вас я знала весь этот протокол только в теории, изучать изучала, но никогда не пробовала применить. Поэтому вы – самый настоящий первопроходец. Я думала, что броситься в воду – верный способ поплыть, но теперь убеждаюсь, что с такими опытами можно и утонуть. Бывает – как сегодня, с женщиной, – что ничего не получается, сами видели.

– Вы отправляете людей к их зарытым воспоминаниям, не имея представления, что они там раскопают. Воспользуюсь вашим сравнением: вы – как инструктор подводного плавания, впервые отправляющий новичков под воду.

– Потому я и согласилась вас «отремонтировать». Я не отдавала себе отчета, что при исследовании самых глубоких слоев можно наткнуться на чудовище из преисподней. Пожалуй, я поменяю название своего представления. Хватит слова «гипноз», обойдусь без «погружения в прежние жизни». В этом погружении всё во власти случая и, судя по вашему опыту, чревато травмами. Я не смогу обеспечить послепродажное обслуживание всем тем, кто случайно угодит в свое ужасное прошлое.

– Каким же будет новое название?

– «Гипноз и иллюзионизм». Ну и магический суперфокус, я научилась ему от отца, называется «Помимо меня». Он успешно заменит регрессию. Этим волшебством я, по крайней мере, отлично управляю.

Рене все это одобряет, и она продолжает:

– Я очень вам признательна, Рене. Благодаря вам я поняла, что исследование своих прошлых жизней – деликатное и порой опасное занятие. Причина проста: в жизни наших предков чаще было мало приятного. А вот вам повезло: вы попали к предку, достигшему истинного спокойствия.

Он согласно кивает.

– Ну как, теперь довольны?

– Теперь – да.

– Уверена, сегодня вечером вы уснете как дитя. Теперь вы понимаете, как происходит погружение в вашу память, и можете спуститься туда самостоятельно и продолжить общение с Гебом.

Гипнотизерша надевает куртку и гасит прожектор. Рене уже ее не задерживает. Она дает ему свою визитную карточку.

Он читает:

Опал Этчегоен

Психолог-гипнотизер

06 хх хх хх хх

7, улица Орфевр

75001 Париж

Она смотрит на него:

– Буду рада, если вы мне позвоните, мсье Толедано.

– Чтобы отчитаться, сумел ли я уснуть?

– Чтобы рассказать, где и когда жил этот Геб. Простое любопытство. Хотя нет, не только: мне будет приятно знать это в точности. Не возражаете?

19.

Он идет по набережной Сены.

Вот здесь я его убил.

Он тяжело вздыхает.

Этот скинхед, с которым меня свела судьба, – кем он был раньше? И кем он будет потом?

Он смотрит на воду, на всплывшую дохлую крысу: течение несет ее наискось.

Хватит жалеть о своей судьбе. Теперь я знаю, что память не лежит в одном месте. Мест много. Открыв другие залежи своей памяти, я превратился в человека, способного на убийство.

Он возвращается домой и ложится, надеясь, что в этот раз уснет.

Он вспоминает Геба – такого спокойного, флегматичного, отрешенного. Даже то, что он просто его видел, говорил с ним, обменивался взглядами на мир, раскрыло перед ним новые перспективы. Благодаря этой простой встрече он почувствовал, что… в жизни ничего не страшно.

Пока ты жив, любые сложности – всего лишь рябь на потоке жизни. Без них было бы скучно.

Эта встреча, такая короткая, преобразила Рене. Она оказала на него влияние, диаметрально противоположное влиянию двери номер 109, впустившей его в Ипполита Пелисье. Выходит, знание прошлых жизней порой приносит вред, а порой оказывается благословением.