Ящик Пандоры

– Ничего, – ответил Гриффин. Потом добавил: – Последнее время она была очень взволнованной.

– Это нормально, – успокоила его Джеки. – Мандраж перед выставкой.

– Хм, возможно вы и правы, – согласился Гриффин, но по его голосу не похоже было, что он в это верит.

В зале было не протолкнуться. Конор смотрел, как Гриффин снимает «Костяшку» со стены. Это показалось странным, ведь, как правило, проданные работы оставляли висеть на протяжении всей выставки, и будучи женатым на художнице, Гриффин должен был об этом знать.

Гриффин был уже на полпути к выходу, когда его окружила толпа людей. Конор внимательно следил за тем, как он улыбается, пожимает руки, непринужденно общается и говорит, что гордится своей женой. Один из собеседников оказался репортером и держал в руках блокнот. Конор подумал, не это ли Майк Бушар. Гриффин вел себя оживленно, был полон энтузиазма и выглядел как человек, рожденный баллотироваться на пост губернатора.

Затем Гриффин выскользнул на улицу, держа панно-витрину под мышкой, подошел к своей машинные, открыл багажник и положил туда «Костяшку». Конор наблюдал за этим и опять почувствовал уже знакомое волнение.

Глава 3

Клэр

Мы с Гриффином знаем друг друга целую вечность. Моя влюбленность в него началась еще в восьмом классе. Он был долговязым мальчиком, достойным спортсменом, способным футболистом и теннисистом, который заставлял толпу ахать, когда забивал мяч в ворота или зарабатывал очки. У него были точеные скулы, глубоко посаженные зеленые глаза – внимательные глаза, которые иногда ловили мой взгляд, и мне казалось, будто он хочет спросить меня о чем-то. По ночам я лежала без сна и гадала, что за вопрос это мог быть.

Он всегда встречался с классными девчонками из загородного или пляжного клубов. Они посещали частные школы, водили спортивные машины и носили кашемировые свитера, повязанные на плечах. Иногда мы с Гриффином играли в теннис в одном и том же групповом этапе или виделись у костра на пляже, но на этом, пожалуй, и все.

Однажды туманным вечером, во время летних каникул перед старшими классами средней школы, он вместе с группой парней из загородного клуба заявился на песчаную парковку Хаббардс-Поинт. В багажнике Джимми Хейла стоял портативный холодильник, и мы с Гриффином одновременно потянулись за пивом. Пальцы Гриффина коснулись моих.

– Привет, – произнес он.

– Привет, – ответила я. В его глазах снова появился этот вопрос, но я так смутилась, что отвела взгляд. После этого долгое время ничего не происходило, вплоть до окончания колледжа.

Гриффин учился в Уэслианском университете, как и Эллен Филдинг, девушка из нашего города. Когда они начали встречаться, никто не удивился. Она принадлежала к потомственной аристократии, как и Гриффин, и жила в доме морского капитана на Мейн-стрит. Хотя ей не нужно было беспокоиться об оплате колледжа или покупке учебников, каждое лето Эллен работала официанткой в гостинице «Блэк-Холл Инн» вместе со мной и Джеки. Ее семья считала, что это поможет ей воспитать характер. Она работала так же усердно, как и мы, и заставляла нас смеяться, передразнивая пьяного шеф-повара и похотливого управляющего. Она все время носила тяжелый золотой браслет с подвеской, похожей на старинную золотую монету. Эллен сказала мне, что он принадлежал ее бабушке.

Тем летом, перед выпускным классом, когда Гриффин забирал ее после работы, я старалась не смотреть на него. Я боялась, что Эллен или, еще хуже, сам Гриффин заметит мое еле сдерживаемое влечение к нему. Но иногда мне приходилось здороваться, проходя мимо его винтажного спортивного автомобиля MGB («Британский гоночный зеленый»). Он сидел в машине с опущенным верхом и работающим двигателем и смотрел на меня своими серьезными глазами. А затем выходила Эллен, и они уезжали.

Я поступила в Школу дизайна в Род-Айленде и влюбилась в мир искусства и художников. Я встречалась со скульптором, который вырезал записи своих сеансов терапии на полированной стали, затем с художником-перфомансистом, который изображал на сцене Орфея, спускающегося в подземное царство. Но я по-прежнему мечтала о Гриффине.

Они с Эллен расстались сразу после окончания университета. Вместо поездки в Лондон в июле, как планировалось, она вернулась домой с родителями. Гриффин начал появляться в гостинице после того, как заканчивалась моя смена, хотя Эллен там больше не работала.

– Эллен изменилась, Клэр. Она уехала на весенние каникулы, и после ее возвращения все стало по-другому, – признался он.

– Почему?

– Понятия не имею. Она не хочет говорить о том, что случилось. Хотя знает, что может рассказать мне все, что угодно. Теперь она даже видеть меня не хочет.

– Мне жаль, – сказала я.

– Угу, – ответил он. – Хуже всего то, что там случилось что-то плохое. Она тебе что-нибудь говорила?

– Нет. Что, например?

– Не знаю, – промолвил он. – Ты уверена, что она ничего не говорила?

– Абсолютно, – ответила я.

Мы с Джеки подружились с Эллен, пока работали в гостинице, и переживали за нее. Я чувствовала себя виноватой, сблизившись с Гриффином, поэтому именно Джеки подошла к ней, чтобы узнать, как у нее дела. Она ездила с друзьями семьи в Канкун отдохнуть на пляже и в последний раз повеселиться перед окончанием учебы. Эллен спросила Джеки:

– Ты веришь в злые силы?

– О чем она говорила? – спросила я.

– Без понятия. Она просто смотрела на меня, Клэр, в ее глазах была пустота.

– Господи, бедная Эллен, – произнесла я.

Гриффин был подавлен, и я стала его доверенным лицом. Поначалу он был всего лишь парнем с разбитым сердцем, а я – девушкой, которая его утешала. Но все начало меняться, и я не могла в это поверить. Мы жили в одном городе, но происходили из абсолютно разных миров.

Я жила в Хаббардс-Поинте – чудесном пляжном районе, где время остановилось. Небольшие крытые дранкой коттеджи, построенные в двадцатых-тридцатых годах двадцатого столетия семьями рабочих, расположились на скалистом выступе на краю пролива Лонг-Айленд. Окна обветшалых коттеджей неизменно были украшены геранями и петуньями, а также яркими ставнями с резными узорами в виде морских коньков и парусников.

Семьи в Хаббардс-Поинте устраивали совместные пикники. Друзья детства становились друзьями на всю жизнь, как мы с Джеки. Каждый год на День независимости жители организовывали веселую вечеринку на морском берегу и детский велопарад. По воскресеньям и четвергам на пляже в форме полумесяца проводили кинопоказ. Все приносили шезлонги и смотрели классические фильмы на экране, который так колыхался от ветра, что мог сойти за парус. В конце пляжа была тайная тропинка, которая петляла через лес и вела к скрытой бухте. Я могла пройти по ней с завязанными глазами.

Гриффин вырос по другую сторону этой узкой тропы, на элитной, закрытой территории под названием Катамаунт-Блафф, где на частной дороге располагались всего четыре дома. Дом Чейза (тот, в котором мы сейчас живем) был построен на мысе его прадедом по отцовской линии, Декстером Чейзом. Он основал «Парфенон Иншуранс» – крупнейшую страховую компанию в Хатфорде, после чего баллотировался на пост губернатора и занимал его в течение двух сроков. Его сын, дед Гриффина, три срока был сенатором, представляя штат Коннектикут. Отец Гриффина был адвокатом, штатным юристом в «Парфеноне». Они использовали «лето» как глагол – они летовали/проводили лето в Катамаунт-Блафф. Когда я спросила Гриффина о его матери, он ответил: