Ящик Пандоры

– Тебе лучше не знать.

Я – единственный ребенок, родители любили меня безоговорочно. Мы «ездили на пляж», когда заканчивались занятия в школе в июне. Мама была учителем рисования в государственной школе, а отец – профессором экологии в колледже Истерли. Он научил меня всему, что я знаю о лесах, а мама призывала рисовать то, что я видела. Когда мне было девять, она погибла в автокатастрофе: не справилась с управлением во время гололеда, врезалась в дерево и скончалась мгновенно.

Мы с отцом были подавлены горем и обратились к природе. После школы, работы и по выходным мы бродили по лесу, забирались на скалу между Хаббардс-Поинт и Катамаунт-Блафф. В этих лесах проживали представители племени пекотов. На вершине холма, испещренного валунами, располагались их захоронения. Мой отец велел мне всегда относиться к этой земле как к священной.

Он научил меня прокладывать тропу в лесу: замечать камни, деревья, сломанные ветки и использовать их как ориентиры, чтобы не потеряться. По ночам он показывал мне Полярную звезду и вообще научил ориентироваться по звездам. В конце того лета мы построили хижину на краю болота на дальней стороне холма, в почти непроходимой чаще. Однажды мы остались там ночевать и услышали жуткий, леденящий кровь крик.

Существовал устойчивый миф, что горные львы, вытесненные фермами из лесов на севере Коннектикута (их естественной среды обитания), были вынуждены переместиться на юг через зеленые долины и природоохранные земли в долину реки. Название Катамаунт-Блафф, данное этой местности в девятнадцатом столетии, свидетельствовало о многовековой истории этой легенды. Мы с отцом прочесывали выступы скал. Искали следы, останки белохвостых оленей, любые признаки того, что горные львы тут обитали.

Отец умер от аневризмы, когда мне было двадцать. Семья его брата в Дамарискотте, штат Мэн, приютила бы меня, но мое горе было слишком велико, чтобы принять помощь, присоединиться к другой семье. Я бросила колледж. Лесная хижина напоминала мне о папе и стала моим убежищем. Там я буквально ощущала его присутствие. По ночам я искала Полярную звезду и чувствовала, что он со мной. Я начала делать панно-витрины из предметов, которые находила поблизости: лишайники, гальку, высохшие водоросли, раковины мидий, мышиные косточки в совиных фекальных комочках.

В ту августовскую ночь (тем летом, когда Гриффин окончил учебу в колледже), когда метеорный поток Персеиды должен был достичь своего пика, Гриффин позвонил мне и попросил встретиться с ним в бухте, укромном уголке среди скал, расположенном между Хаббардс-Поинт и Катамаунт-Блафф.

Я подумала, что он имел в виду нашу компанию.

– Мне позвать Джеки? – спросила я.

– Нет, Клэр, – ответил он загадочным голосом. – Только ты. Я хочу посмотреть с тобой на падающие звезды. Ты не против?

– Нет, – произнесла я.

– Встретимся там, – сказал он.

Я бежала по лесной тропинке со стороны Хаббардс-Поинт, не переводя дыхание и зная, что он шел из своего дома, чтобы встретиться со мной. Я не могла в это поверить. На полпути я остановилась и всмотрелась в крутой холм, густо заросший дубняком, белыми соснами, восковницей и илексом. В глубине этих лесов были могилы пекотов, а за ними – моя хижина.

Гриффин ждал в бухте. У меня колени подогнулись, когда я увидела покрывало, которое он расстелил над линией прилива, и поняла, что мы будем лежать на нем вместе. Мы находились в уединении от города или домов, вокруг не было ничего, кроме сотен акров гранитных уступов, лесов, болот и соленой воды. В темном безлунном небе сверкали звезды.

Темно-каштановые волосы падали ему на глаза. Белая прядь рассекала левый висок – шокирующе, учитывая, что ему был всего двадцать один год. В свете звезд его глаза были изумрудно-зелеными, а взгляд – вопрошающим, как и всегда.

– В чем дело? – спросила я, нервно рассмеявшись. – Мне кажется, ты о чем-то размышляешь.

– Да, – ответил он. – Я все время об этом думал. Я всегда чувствовал, что ты – мой лучший друг. И не только.

– Мы же почти не общались, – удивилась я.

– Не словами, – ответил он и приподнялся на локте.

Гриффин потянул меня на покрывало. На этот раз, когда он посмотрел на меня, вопрос исчез из его взгляда. Я слышала, как волны разбивались о скалы и растекались по песку. Гриффин повернулся ко мне и обнял. Прижался всем телом и поцеловал. Наш первый поцелуй: нежный, затем более страстный. Я почти чувствовала волны под нами, казалось, они поднимают нас, словно песок превратился в море.

Я прикоснулась к его лицу, провела пальцами по шее, ощутила, как бешено колотится его пульс, как и мой. Из воды доносился странный резкий звук, но я была слишком взволнована, чтобы обращать на него внимание.

– Ты слышала это? – спросил Гриффин.

– Что это? – прислушалась я. Это был такой скрежещущий звук, словно кто-то шлифовал древесину грубой наждачной бумагой.

– Не знаю. Впрочем, какая разница? – отозвался Гриффин.

Он притянул меня, крепко прижал к себе и снова поцеловал. Скользнул рукой по моему боку и подцепил пальцем пояс джинсов. Мне хотелось, чтобы он продолжал, но я не могла перестать слышать этот звук.

Теперь уже он больше походил на пощелкивание и, казалось, шел со стороны небольшого водоема, оставленного приливом. Это место было очень низким с горными глыбами и скалистыми выступами, которые обычно омывались потоками воды, а приливы в новолуние мощны. Я встала с покрывала и направилась к скалам.

– Клэр, – крикнул Гриффин. – Осторожно.

В свете звезд я увидела белые гребешки небольших волн, блестящие завитки бурых водорослей и скопление каменных крабов, которые полностью покрывали какой-то округлый объект в мелком приливном водоеме. Крабы двигались так, словно были единым организмом, а не тысячами особей, привлеченных из скалистых расщелин тем, что гнило под ними. Их клешни безостановочно щелкали. Щелк-щелк-щелк.

Я подумала, что это, наверное, была мертвая рыба, большая, может полосатый окунь. Или даже тюлень – они жили тут всю зиму до весны. «Пожалуйста, только не тюлень», – подумала я. – «Впрочем, как и любое другое морское млекопитающее, будь то дельфин или детеныш кита». Запах разложения был бы невыносимым.

Приближаясь, я потопала по мокрым камням, чтобы отпугнуть крабов, и увидела, что лежало под ними. Ослепительно белые кости. Длинные каштановые волосы спутались, как водоросли. Наполовину съеденное левое запястье сверкнуло чем-то золотым. На предплечьях все еще виднелись клочья плоти, но запястья и кисти были изглоданы до костей. Это были руки скелета; костяшки пальцев длинные, тонкие и изогнутые.

Я закричала. Это была Эллен Филдинг.

Я бросилась к крабам, смахивая и отпихивая их ногами с тела Эллен. Они бросились врассыпную, затем снова покрыли ее.

– Клэр, – воскликнул Гриффин, оттаскивая меня от трупа Эллен. Я зарыдала, глядя на золотой браслет на этом жутком запястье со старинной золотой монетой, свисающей с толстых звеньев, который Эллен подарила ее бабушка.

Гриффин хотел, чтобы мы вернулись к нему домой и оттуда вызвали полицию, но я отказалась уходить. Я не хотела оставлять ее одну. Мог начаться прилив и смыть в море все, что осталось от ее тела. Я сидела на мокром песке и сторожила ее. Свет звезд отражался на черно-зеленых панцирях крабов, их клешни разрывали ее на части.