Ящик водки
Шрифт:
– Да. Совершенно верно. Латыши жили в основном в деревнях, были крестьянами и работали на немцев. А в
1918 году немцы в соответствии с Брест-Литовским договором (его Троцкий подписал) забрали эту территорию. Далее в 18-м году кончается Первая мировая война. Немцев оттуда выгоняют. Не отдавать же территорию Советской России! И так на освобожденных от немецкой оккупации землях в отсутствие претензий России возникают независимые прибалтийские государства. И в итоге вся эта их государственность длилась двадцать лет – с 18-го по 39-й год. Все!
Потом, при Советах, для того чтоб держать
– А вот американцы бы их не отпустили, с землей, а в резервацию бы, как индейцев, и чтоб они отрабатывали фольклорную тематику, за бабки.
– Нет у меня желания никого в резервацию загонять. А пускай они сами себя попробуют прокормить! Вот мы им сейчас перекрыли кислород, Сема Вайншток («Транснефть») перестал нефть качать через Вентспилс – и они уже заверещали, херово им стало. А европейские братья не шибко им стремятся помогать.
– Да, у них там все бедно как-то.
– Уровень бизнеса – абсолютно кооперативный. Никто не стремится никуда инвестировать.
– То есть у них бабок хватает купить иномарку – их полно на улицах, – и все?
– У их предпринимателей? Ну да. На машину ведь несложно заработать. А на большее они не способны.
– Значит, ты доволен, что они отделились?
– Да. Да!
– А мне как-то обидно – по старой памяти.
– Я не могу понять – откуда это в тебе?
– Не знаю сам. Может, я до какой-то степени обрусел? И мне привились какие-то великорусские штучки – вот, империю типа жалко… Хотя хохлам она уж никак не была родная.
– А мне они не нужны, которые поотделялись. Я всегда подозрительно относился к нахлебникам. Я никогда не верил в их искренность, когда они говорили, что сильно меня любят. Но когда нахлебник еще на меня и бочку катит, то совсем не хочется иметь с ним дело. Я тогда вообще не понимаю, зачем ему плачу. Вот прибалтов я отношу к такого рода нахлебникам. Если вы такие крутые, так и идите на хер.
– Вот они построились и пошли.
– Да.
– А дальше и Магадан отделится.
– Магадан не отделится.
– Что так?
– А так, что не сможет он сам жить. Его мгновенно поимеет мировое сообщество. Оно нас всех вместе-то е…, а уж поврозь – и подавно, в одну калитку.
– А покойник Цветков, губернатор колымский, говорил мне: «Будем зарабатывать, у нас свое золото и все такое…»
– Вот он и покойник теперь… Зато еще в 88-м году было впервые объявлено, что бюджетный дефицит – семь процентов. Опа! О так от! А вы говорите – Гайдар!
– О чем это говорит, что семь процентов?
– Да о том говорит, что инфляция пошла! Началась-то она раньше, но официально этого не признавали. Поскольку цены регулировались и никто не решался их освободить, а товара не было, все и началось. Дефицит всегда у нас был, но тут – на самое
необходимое. Понимаешь? Очень просто. Если цены регулируются и начинается печатание денег, то это приводит к исчезновению товара.– Ну это мы знаем, диалектику учили не по Гегелю, а на своей шкуре.
– И Горбачев зарплаты поднимал.
– Странно, он же вроде экономист… А еще в 88-м твой товарищ Чубайс занялся политикой. Про него начали газеты писать…
– Это не он. Это его брат. Это не А. Чубайс, а И. Чубайс.
– Да? Гм. А настоящий Чубайс чем занимался?
– Мы с ним в Питере семинары проводили. К нам Гайдар с Авеном приезжали. Это как раз в 88-м началось…
– Ты в кооперацию не пошел, а глобально взялся решать вопрос, значит?
– Да. Во Дворце молодежи мы собирались. И ездили в лагерь на базу отдыха финэка, на Змеиную горку – это на Карельском перешейке. Вот там мы проводили семинары.
– А много вас было, таких умных?
– Ну, человек двадцать. Финансисты, социологи… Симон Кордонский, который сейчас в администрации президента работает. Потом, Андрей Илларионов.
– Тот самый?
– Да. Мишка Дмитриев, который сейчас у Грефа. Егор Гайдар.
– А кто у вас был самый главный?
– Чубайс с Гайдаром. Один от питерских, другой – от московских.
– А это был у вас такой чисто научный интерес? Или практический план перестройки мира?
– Научный. И прикладной.
– Типа – сборища в мюнхенских пивных?
– Да-да.
– Вы верили, что возьмете власть?
– Тогда начинали уже задумываться. Начинали понимать, что все дело к тому идет.
– Ну да, вы же видели, кто ваши оппоненты: Зайков там, Слюньков… Сонная такая была публика…
– Типа того. Да мы с ними не боролись. Тогда еще не боролись. А бороться стали, когда выборы начались. А в 88-м про выборы еще никто не говорил.
– Но ты уверен, что это у вас было осознанно? Может, вы просто ездили на турбазу пить водку, по пьянке болтали о том о сем, а теперь преподносите это как мюнхенские пивные?
– А, пили-пили, и однажды я рассказал политический анекдот. И пошутил, что мы будем сидеть в Кремле. Нет, все было серьезно. Плана прихода к власти у нас не было, но мы обсуждали, что делать дальше. Вполне серьезно! Теперь, задним числом, я понимаю, что мы рассуждали очень наивно. Слепо верили в невидимую руку рынка… Которая все поставит на свои места.
– Это я очень понимаю. Я в те годы в одной компании виделся с Ларисой Пияшевой – царствие ей небесное, померла недавно от рака.
Комментарий Свинаренко
В свое время Лариса открыто поддержала Сергея Мавроди. Подкрепила его пирамиду своим авторитетом перестроечной активистки. Выступала по ТВ и требовала от него отстать, а когда его стали сажать, давала гневные отповеди. Я тогда еще у нее спрашивал: как же так, ты же ученый, экономист, и вдруг кинулась защищать пирамиду, на которой много темного народа погорело?