Явление тайны
Шрифт:
– У меня есть один порок, – сказал Рауль, усадив Теслу на единственный стул. – Унаследовал от отца.
– И что же это?
– Курю сигареты. По одной в день. Не покурите со мной?
– Я курила, – начала Тесла, – но бросила.
– Но сейчас вам надо, – Рауль сказал это категоричным тоном, как само собой разумеющееся. – Мы покурим за отца.
Он достал из консервной банки свернутую вручную сигарету и спички. Пока он зажигал свою самокрутку, она изучала его лицо. Все, что удивило и напугало ее при первом взгляде, оставалось без изменений. Его черты не были ни обезьяньими, ни человеческими, но наихудшим сочетанием тех и других. Но в то же время его речь, манеры,
– Флетчер не ушел совсем, вы это знаете? – спросил он, протягивая ей сигарету. Она нерешительно приняла ее, не решаясь коснуться замусоленного окурка губами. Но он не спускал с нее глаз, в которых плясали блики, отражающиеся от свеч, пока она не подчинилась. – Он стал чем-то еще. Чем-то совсем другим.
– Я курю за это, – сказала она, затягиваясь. Только тут до нее дошло, что этот табак значительно крепче, чем тот, что она курила раньше. – Что это?
– Травка. Вам нравится?
– Они и это тебе приносят?
– Они же сами ее выращивают.
– Ловкие ребята, – и она сделала еще затяжку, прежде чем вернуть сигарету ему. Табак был, действительно, крепким. Теперь она могла донести до губ только половину того, что рождалось у нее в мозгу.
– Как-нибудь вечером я расскажу моим детям... правда, я не хочу никаких детей... ладно, тогда внукам... расскажу, как сидела тут с человеком, который был обезьяной... ничего, что я тебя так называю? Больше не буду, хорошо?.. что мы сидели и говорили про его друга... и моего... который был человеком...
– И когда вы скажете им это, то что вы скажете о себе?
– О себе?
– Что будет с вами? Чем вы станете после этого?
Она удивилась.
– А чем я должна стать?
Рауль передал ей остаток сигареты.
– Чем-нибудь. Сидя здесь, мы становимся...
– Чем?
– Старше. Ближе к смерти.
– Нет уж, ближе к смерти я не хочу.
– Выбора нет, – просто сказал он. Тесла покачала головой. Она долго не могла остановиться.
– Хочу понять, – сказала она наконец.
– Что?
Она помолчала, пытаясь ухватить нужное определение, и нашла его.
– Все.
Он засмеялся – точь-в-точь как дверной звонок. Она хотела спросить, как это у него выходит, и тут поняла, что звук идет откуда-то извне.
– В миссии кто-то есть, – услышала она его голос.
– Пришли зажечь свечи, – предположила она, пытаясь совладать с клонящейся набок головой.
– Нет. Они не ходят там, где звонок.
Она продолжала смотреть на огонь, пока он не потянул ее за руку вперед, в темноту. Возле миссии он шепотом попросил ее остаться, но она не послушалась и побрела за ним. Свеченосцы уже побывали здесь; в комнате с портретами мерцал тусклый свет. Хотя сигарета Рауля порядком затуманила ее мысли, она смогла вспомнить о своем поручении и поругать себя за медлительность. Почему она сразу не нашла этот Нунций и не швырнула его в океан, как просил Флетчер? Злость на себя прояснила ее сознание, и она нагнала Рауля у порога лаборатории, где тоже горели свечи.
Нет, это были не свечи, а тот, кто пришел сюда, не принес даров.
В центре комнаты горел небольшой костер, и какой-то человек – она видела только согнутую спину, – рылся в сваленном в кучу оборудовании. Она не удивилась, когда он поднял голову и она узнала его. За последние несколько дней она познакомилась со всеми героями этой драмы, если не по имени, то в лицо. Имя этого она запомнила. Томми-Рэй Магуайр. Правильные черты его лица искажала странная, полубезумная ухмылка –
наследство Джейфа.– Привет, – сказал он. – Я ждал тебя. Джейф сказал мне, что ты здесь.
– Не трогай Нунций. Это опасно.
– Я этого и хочу, – бросил он все с той же ухмылкой.
Она увидела что-то у него в руке. Он уловил ее взгляд.
– Да, это он, – сосуд был точно таким, как описал его Флетчер.
– Оставь его, – она пыталась говорить спокойно.
– Ты этого хочешь?
– Да, да, прошу тебя. Это смертельно опасно.
Она увидела, что он перевел взгляд на Рауля, который хрипло дышал рядом с ней. Томми-Рэя, казалось, вовсе не заботило численное превосходство неприятеля. Может ли что-нибудь согнать с его лица эту ухмылку? Сделает ли это Нунций? Господи, чего же может пожелать этот варвар, получив такую силу?
Она снова сказала:
– Уничтожь его, пока он не уничтожил тебя.
– Нет уж. У Джейфа свои виды на него.
– А что же ты? До тебя ему нет дела?
– Он мой отец, и он меня любит, – сказал он с убежденностью, которая могла бы выглядеть трогательно... у здорового человека.
Она подошла к нему, продолжая говорить:
– Только послушай меня, ладно?
Он сунул Нунций в карман и достал из другого кармана револьвер.
– Как ты назвала эту штуку? – осведомился он, направив на нее оружие.
– Нунций, – она замедлила шаг, но не остановилась.
– Нет. Еще. Ты сказала что-то еще.
– Что это смертельно опасно.
Он усмехнулся.
– Вот. Смертельно. Это значит, что он может убить тебя, так?
– Так.
– Вот и хорошо.
– Нет, Томми...
– Не спорь. Я говорю, что мне нравится смерть, и я знаю, что говорю.
Она внезапно поняла, что сцена не соответствует законам жанра. В любом сценарии он держал бы ее на мушке, пока не ушел. Но у него был свой сценарий.
– Я Парень-Смерть, – сказал он и нажал на курок.
6
После случившегося в доме Эллен Грилло попытался заняться работой – еще и затем, чтобы отвлечься от всей этой массы неприятных событий. Сперва писать было легко. Он ступил на твердую почву фактов и изложил, их как можно проще, по заветам старика Свифта. Потом стал выжимать из этого статью, которую можно было бы послать Абернети.
На середине работы ему позвонил Хочкис, который предложил выпить вместе и поговорить. Он объяснил, что в городе два бара. Поприличнее – заведение Старки в Дирделле. Через час, вывалив на бумагу то из событий предыдущей ночи, что не слишком явно свидетельствовало о его умственном расстройстве, Грилло вышел из отеля и поехал в указанном направлении.
Бар был почти пуст. В одном углу развалился старик, что-то напевая себе под нос, а у стойки сидели двое парней, слишком юных для выпивки. Несмотря на отсутствие публики, Хочкис снизил голос до шепота.
– Вы ничего не знаете обо мне, – начал он. – Я это понял прошлой ночью. Пора вам объяснить.
После этого он уже не умолкал. Он говорил без эмоций, но с таким глубоким чувством, что на глазах у него выступили слезы. Грилло был рад этому – это избавляло его от необходимости уточнять и задавать вопросы. Сперва Хочкис рассказал о дочери – так же ровно, не осуждая и не оплакивая ее, – просто рассказал о ней и о том, что с ней случилось. Потом он перевел разговор на других, коротко описав Труди Катц, Джойс Магуайр и Арлин Фаррел и рассказав об их дальнейшей судьбе. Грилло пытался запомнить детали, выстроить семейное древо, корни которого уходили туда, куда так часто указывал Хочкис: под землю.