Язверь

В дверь к Фонтану вломились длинноволосые хиппи. На рукаве каждого красовалась нашивка с отрубленной головой леопарда. Двое подскочили к Гере, но Фонтан остановил их окриком:

— Бабки гоните. Речь шла о ком? О лемурге. Птичка стоит дороже.

Один из мургхантеров огрызнулся:

— Так не пойдет. Торговались конкретно. В каком виде нам ее отдадите — с крыльями или без, по барабану.

Пререкания братвы затянулись. Геру обступили, но за руки хватать перестали, и это дало ей свободу маневра. Она осторожно попятилась, отступила к стене.

Постучала кулаком по панели. Стук звонкий, полости нет. Еще один шаг — то же самое. Окна бронированные, не пробить. Вокруг толпа охотников, в дверях бойцы с автоматами. Других выходов нет.

В углу звук изменился. Она надавила, и дверь приоткрылась, впустив в кабинет поток свежего воздуха. Только Гера собралась скрыться за дверью, в кабинет затолкали Никиту.

— Этот вам бонусом, — продолжал торговаться Фонтан. — Ну что, по рукам?

Никиту толкнули, началась перестрелка. Первая пуля досталась Фонтану. Он закатил глаза, кровь текла из раны между бровей. Другие обезвредили четырех братков с автоматами. Братки ответили очередью из коридора. Слышались крики. К кабинету подтягивалось подкрепление.

Никита прикрыл Геру собой.

— Выход не искала? — спросил. — Мысли есть?

— За спиной комната, — прошептала она. — Гардеробная. Или лестница.

— Выбора нет.

Потайная дверь приоткрылась. Они шагнули в неизвестность с уверенностью, что там найдется спасение. Свет из кабинета чертил контрастные линии, как будто кто-то вырезал световую дорожку. Ни окон, ни стен. Только эхо шагов.

Впереди проступил силуэт. Женщина двигалась в такт с ударами сердца. Гера узнала ее. Это она танцевала в костюме колдуньи на вечере выпускников, она говорила в лачуге с отцом.

Темнолицая Мамбо мечется возле шеста в стенаниях, сыплет под ноги то ли муку, то ли снег. Плачет, поет, взывает к лоа: «Папа Легба, открой ворота!».

— Лоа открыл для тебя ворота, идем! — приказала колдунья.

* * *

Гера взмолилась, чтобы Ник появился где-нибудь неподалеку. Вокруг пустота, темень такая, что даже пальцев у носа не разглядеть. И холодно так, что живое превращается в пыль.

Но она-то жива!

Нет ни опоры, ни ориентиров. Где они? В сингулярности — месте, где все началось?

— Любимая, где ты?

Она развернулась на звук. Вытянутая рука наткнулась на мужскую ладонь. Кожа теплая. Ник не нервничал.

— И все-таки ты сангвиник.

Он подтянул ее, сжал в объятиях.

— Здесь мы оба — обыкновенные.

— Если мы люди, замерзнем же.

— Не уверен, что мы еще живы. Останемся, умрем окончательно.

Она обхватила его, уткнулась губами в щетину.

— Ты опять не побрился.

Ник поцеловал ее — нежно, спокойно. В полном безмолвии. Холод отзывался дрожью в ногах. Они целовались бесконечно — так долго, что тела слились, делая общими мысли, и она перестала понимать, где проходит граница.

Мощная сила снова разделила их, как когда-то в аномалии на Аркаиме. Взрыв отбросил их в стороны, и космос растворился, образовав в песке невероятных размеров воронку. Волны песка быстро затвердевали. Гера оказалась в центре огромного купола, наблюдая, как всполохи взрыва уносятся прочь. Купол превратился в дымку и, исчезая, осыпался.

Ник подошел, обнял ее.

Тонкие нити сочились из пальцев. Они потянулись к границе невидимого купола, раздвинулись, зазмеились дальше, к горизонту. С каждым вдохом нити утолщались, росли и вскоре, словно мыльные пузыри, наполнились воздухом, став похожими на туннели.

Гера стряхнула с кончиков пальцев невесомые пленки, взяла Ника за руку.

Транспорт стал ее частью, она чувствовала его невероятный размах, силу импульсов перемещения. Она могла бы сейчас перескочить в любую точку пространства, но вместо этого тихо спросила:

— Куда ты хочешь попасть?