Языческий лорд
Шрифт:
— Почему не добрая женщина? — развеселился Финан.
— Все они добры, — ответил я, — кроме тех, кто нет, а эти еще лучше.
— Боже ты мой, — вымолвил Осферт с укором.
— Слава Господу, — сказал Финан.
— Значит, твой муж, — я снова посмотрел на Ингульфрид, — захочет получить своего сына обратно?
— Конечно, захочет.
— И отправит за нами погоню?
— Он заплатит кому-нибудь, чтобы найти тебя.
— Потому что трус и не отправится за мной сам?
— Потому что как было заведено при лорде Элфрике, лорд Беббанбурга не покидает
— Потому что снаружи одного из них легко убить, — сказал я, — но почти невозможно убить человека внутри?
Она кивнула.
— Так что если он не изменит установленный отцом закон, то пошлет убить тебя кого-нибудь другого.
— Многие пытались, миледи, — тихо произнес я.
— У него есть золото, — возразила она, — он может себе позволить послать много людей.
— Ему и придется, — сухо заметил Финан.
На следующий день мы подошли к островам. Теперь море было спокойным, солнце ярко сияло, а ветер так ослаб, что нам пришлось грести. Мы продвигались очень осторожно, с воином, стоящим на носу и проверяющим глубину веслом.
— Где мы? — спросила Ингульфрид.
— Это Фризские острова, — сказал я ей.
— Думаешь, ты сможешь здесь спрятаться?
Я покачал головой.
— Здесь негде прятаться, миледи. Твой муж знает, что я могу предпринять, и знает, что это один из вариантов.
— Дунхолм, — промолвила она.
Я резко обернулся в ее сторону.
— Дунхолм?
— Он знает, что Рагнар — твой друг.
Я не ответил. Рагнар был мне гораздо больше, чем просто другом, скорее братом. Его отец меня вырастил, и если бы судьба распорядилась по-другому, я бы остался с Рагнаром и сражался бы бок о бок с ним до конца времен, но нашей судьбой управляют три норны, и Рагнар остался лордом на севере, а я отправился на юг, чтобы присоединиться к саксам.
Он был болен, и известие о его смерти пришло прошлой зимой. Оно меня не удивило, хотя и опечалило. Он растолстел и ему стало трудно дышать, он хромал и с трудом передвигался, но умер с мечом в руке, вложенным Бридой, его женщиной, когда Рагнар лежал при смерти.
Значит, он отправится в Вальхаллу, где на веки вечные или пока мы не погрузимся в окончательный хаос останется тем старым Рагнаром, сильным и полным жизни, веселым, щедрым и смелым.
— Лорд Элфрик знал, что ты изгой, — продолжала Ингульфрид, — и что у тебя слишком мало воинов, чтобы напасть на Беббанбург, так что он решил, что ты направишься в Дунхолм.
— Без Рагнара? — я покачал головой. — Без Рагнара мне нечего делать в Дунхолме.
— А жена Рагнара и его сыновья? — поинтересовалась она.
Я улыбнулся.
— Брида меня ненавидит.
— Ты ее боишься?
В ответ я рассмеялся, хотя, по правде говоря, я действительно боялся Бриду. Когда-то она была моей возлюбленной, а теперь — моим врагом, а для Бриды обида была как чесотка, от которой невозможно избавиться.
Она бы расчесывала одно и то же место, пока там не появилась бы рана, а потом ковырялась бы в ней, чтобы
она наполнилась кровью и гноем. Она меня ненавидела, потому что я не сражался за датчан против саксов, и не важно, что она и сама была из саксов. Бридой правили страсти.— Лорд Элфрик надеялся, что прежде чем отправиться в Беббанбург, ты поедешь в Дунхолм, — сказала Ингульфрид.
— Надеялся?
Она поколебалась, как будто опасаясь, что готова открыть слишком многое, но потом пожала плечами.
— Он заключил с Бридой соглашение.
Почему меня это не удивило? Враг нашего врага — наш друг или, по меньшей мере, союзник.
— Он надеялся, что она меня убьет?
— Она обещала отравить тебя, — ответила Ингульфрид, — а он обещал ей золото.
И это меня не удивило. Брида никогда бы меня не простила. Она бы пронесла эту ненависть до самой своей смерти, а если бы смогла с помощью каких-нибудь чар, то и после нее.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил я Ингульфрид. — Почему не убедила меня идти в Дунхолм?
— Потому что если ты отправишься в Дунхолм, — ответила она, — Брида заберет моего сына и потребует больше золота, чем ты. Она хуже.
— И она жестока, — добавил я, а потом позабыл о Бриде, потому что человек на носу прокричал, предупреждая, что мы приближаемся к мелководью. Мы пробирались по каналу, что извивался в сторону пустынной песчаной косы, на которой росла трава.
Канал повернул на запад, потом на север, потом снова на восток, и Полуночник четыре раза задел дно, до того как мы достигли полосы более глубоких вод, что огибали восточный берег острова.
— Подойдет, — сказал я Финану, мы сделали несколько взмахов веслами, и нос корабля уткнулся в песок. — Пока это будет нашим домом, — объявил я своей команде.
Это было мое новое королевство, моя земля, мой кусок омытого морем и продуваемого ветрами песка на краю Фризии, и я буду удерживать его, пока какой-нибудь более сильный враг не решит прихлопнуть меня, словно муху.
А это случится, если я не найду больше людей, но сейчас мне просто нужно было чем-то занять этих, так что я послал сына с дюжиной человек собрать на близлежащих песчаных берегах плавняк, чтобы мы могли построить хижины. На остров уже вынесло несколько бревен, и я смотрел, как Осферт сооружает кров для Ингульфрид.
Мой сын принес еще древесины, достаточно, чтобы развести костер и построить укрытие, и в ту ночь мы пели, усевшись вокруг огромного пламени, изрыгающего искры в звездное небо.
— Хочешь, чтобы все узнали, что ты здесь? — задал вопрос Финан.
— Они и так уже знают, — ответил я. Днем мимо нас прошла пара лодок, и новости о нашем прибытии распространятся по островам и дальше, вдоль болотистого побережья.
Танквард, тот человек, что бросил нам вызов прежде, возможно, снова появится, хотя я сомневался, что он захочет драться. Несколько дней мы пробудем тут в мире, как посчитал я.
Я заметил, что Финан беспокоится обо мне. Он мало говорил весь вечер и не присоединился к пению. Ирландец все время бросал на меня взгляды.