Языческий лорд
Шрифт:
Пригвожденный бог не особо помог ему в тот день, и его тело разрезали на куски, но поскольку он был святым и королем, люди собрали эти окровавленные останки и сохранили их. Я знал, что левую руку святого отдали лорду Элфрику, а задолго до того я сопровождал отрубленную голову Освальда через северные холмы.
— Священники говорят, что если тело Освальда будет собрано воедино, — продолжала Ингульфрид, — всеми землями саксов будет править один лорд. Один король.
— Священники никогда не перестают болтать чепуху.
— И Этельред Мерсийский просил лорда Элфрика
Это привлекло мое внимание. Я поднял глаза на ее лицо, освещенное пламенем.
— И что ответил Элфрик?
— Сказал, что обменяет руку на твое тело.
— Правда?
— Правда.
Я рассмеялся, затем смолк, задумавшись. Этельред хотел собрать воедино тело Освальда? Такова его цель? Быть королем всех саксов?
Неужели он верил в эту церковную чепуху, что того, кто владеет телом святого Освальда, невозможно победить в битве?
Легенда гласила, что большую часть останков Освальда забрали в монастырь в Мерсии, монахи которого отказались принять мощи, потому что, по их словам, Освальд был врагом их королевства, но той ночью небеса пронзил яркий луч и осветил тело, лежавшее за монастырскими воротами, и этот столб света убедил монахов принять останки святого.
Затем монастырь захватили датчане, которые включили его земли в состав Нортумбрии. Этельред хотел найти высохший труп? Будь я правителем той части Нортумбрии, я бы уже давно выкопал труп, сжег его и развеял пепел по ветру.
Вероятно, Этельред верил, что тело все еще в могиле, но чтобы потребовать его, надо было биться против лордов Нортумбрии. Неужели он планировал войну против Кнута? Сначала Восточная Англия, затем Нортумбрия? Это безумие.
— Ты полагаешь, Этельред хочет вторгнуться в Нортумбрию? — спросил я Ингульфрид.
— Он хочет быть королем Мерсии, — ответила она.
Он всегда жаждал этого, но никогда не осмеливался бросить вызов Альфреду, а Альфреда уже давно не было в живых, и королем был Эдуард. Этельред мучился под властью Альфреда, и я мог только представить себе, как он противится быть вассалом молодого Эдуарда.
И Этельред старел так же, как и я, и размышлял о своей славе. Он хотел, чтобы его запомнили не вассалом Уэссекса, а королем Мерсии, более того, королем, который присоединил к Мерсии земли Восточной Англии.
Зачем на этом останавливаться? Почему бы не вторгнуться в Нортумбрию и не стать королем всех северных саксов? Как только Этельред добавит восточно-английских танов к своей армии, он станет достаточно силен, чтобы бросить вызов Кнуту, а обладание телом святого Освальда убедит христиан на севере, что их пригвожденный бог на стороне Этельреда, и эти христиане могут восстать против датских лордов.
Этельреда запомнят как короля, снова сделавшего Мерсию сильной, возможно, даже как человека, объединившего все саксонские королевства. Он подожжет всю Британию, чтобы вписать свое имя в исторические хроники.
И самым большим препятствием на пути к этой цели был Кнут Ранульфсон, Кнут Длинный Меч, человек, владевший Ледяной Злобой. Жена и дети Кнута пропали, возможно, их держали
в заложниках. Я спросил Ингульфрид, слышала ли она об их похищении.— Разумеется, слышала, — ответила она, — вся Британия знает об этом. Она смолкла, а затем произнесла: — Лорд Элфрик думал, что это ты схватил их.
— Тот, кто забрал их, — ответил я, — хочет, чтобы люди думали именно так. Они ехали под моим знаменем, но то был не я.
Она смотрела на крошечные языки пламени.
— Больше всех от их захвата выиграет твой кузен Этельред, — сказала она.
Ингульфрид, как я понял, была умной женщиной, умной и утонченной. Мой кузен, думал я, был дураком, что презирал ее.
— Этельред не делал этого, — ответил я, — он не настолько смел. Он бы не рискнул злить Кнута до тех пор, пока не станет сильнее.
— Кто-то рискнул, — промолвила Ингульфрид.
Кто-то, кто выигрывал от бездействия Кнута. Кто-то достаточно глупый, чтобы спровоцировать жестокую месть со стороны Кнута. Кто-то достаточно умный, чтобы держать это в секрете. Кто-то, кто сделал бы это при поддержке Этельреда, возможно, за большое вознаграждение в виде золота или земель и кто-то, кто обвинил бы меня.
И тут словно сухой трут попал в тлеющие угли. Осознание было таким же ярким, как столб света, спустившийся с небес, чтобы озарить расчлененное тело Освальда.
— Хэстен, — произнес я.
— Хэстен, — Ингульфрид повторила это имя так, словно давно все знала. Я уставился на нее, а она смотрела на меня. — Кто же еще? — просто спросила она.
— Но Хэстен… — начал было я, но потом умолк.
Да, Хэстен был достаточно смел, чтобы бросить вызов Кнуту, и достаточно вероломен, чтобы заключить союз с Этельредом, но стал бы он на самом деле рисковать местью Кнута? Хэстен не был дураком.
Он терпел поражение за поражением, но ему всегда удавалось улизнуть. У него были земли и люди, хотя и того и другого было мало, но все же они были. Если жену и детей Кнута похитил действительно Хэстен, тогда он потеряет все, главным образом, свою жизнь, и конец этой жизни не будет легким. Он последует за многими днями пыток.
— Хэстен со всеми дружен, — мягко произнесла Ингульфрид.
— Но не со мной, — добавил я.
— И со всеми враждует, — продолжала она, проигнорировав мое замечание. — Он выживает, потому что клянется в верности тому, кто сильнее его. Он таится, лежит, как собака у очага, и виляет хвостом, когда кто-нибудь подходит к нему. Он клянется в верности Кнуту и Этельреду, но ты знаешь, как говорят христиане. Никто не может служить двум господам.
Я нахмурился:
— Он служит Этельреду? — я покачал головой. — Нет, он враг. Он служит Кнуту. Уж я-то знаю, я встретил его в доме Кнута.
Ингульфрид тайком улыбнулась, помолчала, а затем промолвила:
— Ты доверяешь Хэстену?
— Конечно, нет.
— Мой отец впервые приплыл в Британию, когда служил Хэстену, — сказала она, — и он перешел от него к Сигтрюггу. Он говорит, Хэстен заслуживает доверия не больше, чем змея. Если он берет тебя за руку, говорит мой отец, пересчитай свои пальцы.