Язычник

Мы вновь вошли в лифт и провалились еще ниже, в бездну преисподней.

– А ну-ка, Паганус, догадайтесь, кто перед вами: человек с животной душой или наоборот. Даже нам, творцам, трудно разобраться. И все потому, что волновая генетика относительно новая наука. Относительно, потому что уже несколько тысячелетий назад ею владели атланты, а после и их наследники, египетские жрецы. Все эти монстры и химеры, кентавры, русалки и тритоны – результат их экспериментов. Операции под микроскопом – это всегда насилие. Волновая генетика дает результат, схожий с трансгенными мутациями, при этом методика ее проста и элегантна.

В наше время все началось с опытов Дзяна Каньджена. Он под гусыню подложил куриное яйцо, а из яйца вылупился цыпленок с ластами на ногах! Эдакий «гадкий утенок». Оказалось, что это же можно делать и в инкубаторе, а источник волнового воздействия может соединяться с ним дистанционно обычным волноводом. Мы установили, что информационно-генетическая матрица человека деформируется не только при межрасовом и внутривидовом скрещивании, но и при близком проживании представителей разных рас. Явление телегонии, иначе «закон первого самца», также имеет волновую природу. Поэтому трудно отличить духовное смешение от физического. Любое смешение крайне вредно и для тела, и для души. Тело начинает мутировать, интеллект и особенно нравственность стремительно вырождаются. Многие великие империи и страны гибли ИЗ-ЗА смешения, ИЗ-ЗА массовой порчи крови. Таковы были Рим и Византия, Франция и Польша. На очереди Америка и Россия, если не одумаются. А вот и памятник нашему чижику-пыжику.

Абадор ткнул пальцем в кнопку. Голографическая проекция цыпленка размером с гондолу воздушного шара зависла в центре зала. Лапы его, как и положено, были украшены неуклюжими ластами…

– А теперь пройдемте в сад химер.

В углу вольера, за стеклянной перегородкой, по-лягушачьи восседало голое человекообразное существо с серой пузырчатой кожей. Оно смотрело сквозь нас выпуклыми желто-прозрачными глазами. Выгнутую спину украшал гребень игуаны. Перепончатые лапы были непомерно велики для короткого горбатого тельца.

– Человек-амфибия во всей красе. Тась-тась-тась…

Существо очнулось, повело мордой и вдруг, резво подпрыгнув, подхватило с пола бурый комок и с размаха метнуло в Абадора.

– Дерьмом бросается, нечисть, – Абадор инстинктивно отряхнул пылинки с белоснежного пиджака. – Хорошо, хоть стекло непробиваемое. А здесь прячется наша Цирцея. Не пугайтесь, это направление опытов было признано бесперспективным. Эта особь останется единственным экземпляром.

На соломенной подстилке корчилось существо, покрытое редкой белесой шерсткой. На копчике топорщился розовый завиток хвоста. При виде нас Цирцея пошевелилась, пытаясь спрятать свой живот с двумя рядами сосков, а то, что обычно называют лицом, стеснительно прикрыла рукой. Ее короткие пальцы оканчивались копытцами вместо ногтей, такое строение конечностей сохранилось у тапира. Абадор постучал в стекло. Цирцея отняла от лица пальцы-копыта. Силясь что-то сообразить, она всматривалась в наши лица. Ярко-голубые глаза сочились слезами, с клыков опадала наполовину пережеванная морковь. Женщина-свинья с трудом поднялась на кряжистых задних ногах, подковыляла к прозрачной стенке вольера. Приблизив к стеклу мутное пятно лица, она смотрела в мои глаза с человечьим выражением боли и мольбы. В теле свиньи тлел живой человеческий разум и плененная черными колдунами душа.

– Человек и свинья оказались очень близки генетически, даже волновая матрица почти не меняется, – Абадор приплясывал на месте от избытка сил.

Его прямо-таки распирало от радостного возбуждения.

– А вот наша удача: почти ручная кошечка. Настоящая Бастет. Очень распущенна и сексуальна. Мы использовали в качестве волновой присадки бенгальскую кошку и, как видите, успешно.

Женщина-кошка, заметив нас, грациозно потянулась, повела телом, плавно прошлась по клетке и повернулась узкой спиной. На ее коже вдоль позвоночника отчетливо проступали темные овальные пятна. Она, как и все «модули», была почти безволоса. Острые хрящеватые ушки высоко поднимались над лысой макушкой. Скуластое лицо умильно жмурилось на яркий свет. Большие изумрудные глаза с узким вертикальным зрачком не мигая следили за нами.

– Синклит творцов порекомендовал нам тиражировать только совершенных особей, вроде этой киски. Никаких «волкодлаков», говорящих ослиц и кентавров нам не нужно. В будущем нам понадобятся привлекательные разновидности модулей для беззаботного развлечения и экзотического отдыха в живописных уголках планеты.

– Ого… – Абадор взглянул на часы, – нам надо поторапливаться, не то мы опоздаем к ужину.

Глава 10 Охотники на снегу

Один иле захотел стать шаманом. Он ушел на гору Пайва и стал призывать Духа Горы. Тот явился и вручил ему деревянную палочку, сказав при этом:

– Продырявишь палочкой камень, обретешь свою Тропу.

Черные волосы иле стали белыми в тот день, когда камень был просверлен насквозь. И Дух Пайвы открыл ему секрет бессмертия и подарил великую силу. На берегах Молочного моря не было шамана равного ему. Удивляясь его чудесам, сиртя поклялись изловить его, чтобы силой выпытать его секреты. Было известно, что прежде, чем явиться этому могущественному шаману, с севера прилетали два серых гуся. Сиртя принялись палить по летящим птицам (из ружей), но только старые пимы упали с неба.

Помощь духов Верхней Тундры всегда справедлива.

Из рассказов Оэлена

Липкий дух мертвечины пропитал одежду. Я судорожно вдыхал посвежевший воздух. Вечерние звезды рассыпали свой свет над волнистыми песками ливийской пустыни.

– Устали? Слишком много впечатлений? – с ядовитым сочувствием поинтересовался Абадор. – А раз так, все формальности отложим до завтра. Служащие концерна не подписывают контрактов: у вас возьмут лишь немного крови, заморозят и положат в банк. Самые верные договоры пишутся кровью. А сегодня нас ожидает культурный отдых в традициях восточного гостеприимства. Я приготовил вам сюрприз. Лучшие танцовщицы Египта приглашены в нашу… Простите, в вашу резиденцию. Клянусь яйцами Купидона, их пляски способны воспламенить даже мумию. Первую зовут Айше. Она еще ребенок, девочка тринадцати лет. Этот возраст особенно ценится на Востоке. Ее груди крепки, как незрелый виноград, а лоно еще не знало гаремных щипцов. Вторая: царственная Белит. Ее кожа благоухает ширазскими розами, а волосы подобны горному потоку. Третья – Вевиль, знойная нубийка. Все, что есть в женщине животно-чувственного, опьяняющего, страстного… Ну, не буду пересказывать вам путеводитель для состоятельных туристов.

В темноте дворцового парка плескали фонтаны и резкими голосами перекликались павлины. Мальчик-прислужник помог мне принять душ и переодеться в затканный золоченой нитью халат, колючий даже сквозь рубашку и тонкие брюки.

В полутемной зале стояли две лежанки-софы. На криволапых столиках ожидали гостей вина и фрукты, дымились блюда с мясом. Восточные курительные трубки: наргиле или кальяны, не знаю точного названия, пускали затейливый дымок. Слуги зажгли несколько факелов.

Управляющий возлег на широкую софу, подпихнул под себя полдюжины шелковых подушечек и, взяв в зубы трубку, плотоядно подмигнул мне.

На круглый ковер выбежала хрупкая девочка и остановилась в нерешительности. Покрывало из желтой кисеи взлетало над ней, как крылья первой весенней бабочки. Айше принадлежала к редкому среди арабов рыжеватому типу. Мелкокурчавые волосы, заплетенные в длинные косы, отливали медью. Карие прозрачные глаза смотрели по-антилопьи, немного врозь и бестолково. Детское молочно-белое личико посерьезнело и напряглось, как на экзамене. За шелковой портьерой заныла флейта и страстной дрожью рассыпалась барабанная дробь. Айше пугливо вздрогнула и вскинула унизанные браслетами руки. Ее движения были робки и по-детски угловаты, но именно в этом, по мнению Абадора, таился неотразимый искус. Мне же она казалась ребенком, старательно выделывающим заученные, взрослые па.

Следующей танцевала Белит. По-восточному пышная, роскошная, она вошла в зал немного тяжеловатой поступью. Половина ее лица был скрыта сверкающей тканью. Но глубокие темные глаза влажно заблестели, когда во мраке залы она скорее почуяла, чем разглядела зрителей… Танец начался нарочито медленно. Белит по-змеиному раскачивала полноватый обнаженный стан с двумя лоскутками, скрывающими груди, поводила гладкими плечами. Смуглый живот лоснился от легкой испарины. Когда в танце она запрокидывалась назад, ее надушенная грива кольцами ложилась на пол. Перевитые жемчужными нитями пряди струились и подрагивали в такт музыке. Сочная женственность Белит увлекала властно и безвозвратно. Ее пляска оборвалась внезапно, в ту минуту, когда я забылся под ее чарами.