Язычник

Выехали они с постоялого двора еще затемно и к городским воротам подъехали, когда их только открыли. С той стороны уже небольшая очередь из саней скопилась – селяне на торг продукты привезли. В санях громоздились прикрытые рогожей свиные туши, стояли деревянные бадейки с замерзшим молоком, мешки с зерном и мукой.

Из ворот Илья с Бокуней выехали без помех, никто не пытался чинить им препятствий, и Илья перевел дух, поскольку опасался – как бы прорываться не пришлось.

Когда уже отъехали изрядно, Бокуня спросил:

– Ты не мятежник ли?

– С чего так решил?

– Заметил я – на иконы в красному углу трапезной не крестишься, перед едой молитвы не читаешь. Опять же – меч носишь, а не дружинник княжеский. Да и приехал к началу мятежа, а как подавили его, сразу уезжать наладился.

Хм, в наблюдательности Бокуне не откажешь. Глаз острый, а ведь молчал до сих пор.

– Я ни в одного бога не верю – ни в Христа распятого, ни в древних, языческих.

– Во как! Ужель душа не просит?

– Молчит.

Они сами надолго замолчали.

Лошадка трусила рысью. Мороз помягчел, градусов десять. Солнце, снег искрится, под полозьями саней поскрипывает. Воздух чистый, свежий, не то что в городе, где сотни печных труб дымят.

Бокуня двигался одиночными санями, обоз поджидать не стал, потому как разочаровался в попутчиках, да на Илью надеялся.

Уже вечером они остановились на постой. Только комнаты сняли да трапезничать сели, как прибыли два обоза, и на постоялом дворе сразу стало тесно и шумно.

Однако следующий день прошел спокойно, и в сумерках они въехали в Ладогу. Илья показал Бокуне дорогу к своему постоялому двору, где он сам обитал и служил.

Хозяин встретил Илью радостно. И Бокуню уважил, самую хорошую комнату отдал. А уж как Марья обрадовалась Илье! На шею кинулась, обняла, поцеловала горячо.

– Соскучилась я, истосковалась! Сердце изболелось – как там у тебя?

– Сладилось все, как видишь – жив-здоров.

– Ой, а почему у тебя полушубок другой? Твой же еще не старый был!

– Порвал случайно.

Не рассказывать же ей о схватке с волчьей стаей. Зачем попусту волновать девушку?

Илья размяк, напряжение отпустило. Вроде и отсутствовал десяток дней, а как будто давно уехал. Комната на постоялом дворе – не свое жилье, а как родная.

Илья снял верхнюю одежду, умылся.

– Пойдем в трапезную, повечеряем, – предложил он.

– Ой и правда! Ты же голодный!

Они спустились в трапезную и увидели там Бокуню – он махнул рукой, приглашая их за стол. Отказаться было неудобно, вместе из передряги вышли, десять дней вместе прожили, все-таки – небольшой кусочек жизни.

Они не спеша поели, выпили пива. Бокуня разомлел и стал рассказывать о встрече с волками, чего не хотел Илья. Он под столом пнул Бокуню, и тот, хоть и был под хмельком, а сообразил и все перевел в шутку. Когда же из-за стола вставали, откланялся:

– Завтра рано выезжаю. Даст бог – свидимся еще.

Однако женское сердце не обманешь, и когда они легли в постель, Марья спросила:

– Это не волки ли тебе полушубок подрали?

– Да ну, пустое, – отговорился Илья. Да и о чем говорить, когда рядом молодое девичье тело, по которому он так соскучился? А Марья и сама ласкам рада была, чай, не приживалка она, мужняя жена.

И снова потянулись будни. Пьянь и бузотеров Илья давно отвадил от постоялого двора – они ходили в заведения попроще, где можно погорланить и затеять потасовку. И потому служба пошла скучная, заработок не очень, но Илья ожидал весны. Он решил для себя – будет помогать волхву в последний раз. Дважды он уже участвовал в мятежах, а толку? Кроме кровопролития восстания ни к чему не привели, и Илья разочаровался в язычестве. Если бы народ, большая его часть, радела бы за старых богов, был бы смысл ввязываться в драку, помочь людям освободиться от старой религии. Ан – нет, многим пришелся по сердцу единый бог, а не пантеон.

И что еще не нравилось Илье в язычестве – жертвоприношения, причем наравне с животными на жертвенном камне убивали людей. Неважно, ради высоких целей это делалось или нет, убийство есть убийство. Илья еще мог оправдать убийство врага – противника из другой страны, напавшего с оружием в руках, или убийство разбойника, татя – но лишать человека жизни из-за веры? И вообще – он женатый человек: пора вести оседлый образ жизни, бросать якорь. Избу купить, на службу устроиться или купцом стать, детишек нарожать. Жить на селе и хлебопашествовать – не по нему, характер требовал активных действий.

На покупку избы деньги есть, не растратил то, что у Вышаты забрал. И даже лавку можно купить, товар приобрести на первое время хватит, а то сейчас – как перекати-поле. Марья, правда, недовольства кочевой жизнью не высказывает, куда муж, туда и она – как нитка за иголкой. Но Илья видел, чувствовал – не по душе ей такая жизнь. Своего угла хочется, спокойствия, впрочем – как и любой нормальной женщине. Однако он понимал и то, что с этим придется повременить до весны. Илья слово Макоши дал и сдержит его, поможет волхву в последний раз. Была неудача в Суздале, и ее можно списать на случайность. Второй раз, в Новгороде – это уже закономерность. Но если и в Ярославле бунт закончится тем же – все! Тогда распрощается с волхвом Илья, семейной жизнью займется. Живут же другие – тот же Бокуня. Торгует, на жизнь зарабатывает, никакой князь ему не указ, и соглядатаи княжеские или воеводы его не разыскивают. А что до экстрима, так Бокуне схватка с волчьей стаей надолго запомнится.

Приняв важное для себя решение о дальнейшей жизни, Илья успокоился, обрел душевное равновесие, поскольку поставил перед собой цель. Он даже город себе для жительства подобрал – Псков. Там он еще не был, никому не насолил, врагов не приобрел. И город к Ростово-Суздальскому княжеству не относится, в нем разыскивать Илью не будут.

Постепенно стало теплеть, день удлинился, солнце уже реже пряталось за тучи. Через месяц снег стал днем подтаивать; ночью его прихватывало морозом, и образовывался наст. Обозы, кому надо было срочно, передвигались по ночам – торопились торговые люди вернуться в отчие края. Еще две седмицы – и дороги развезет, непроезжими станут. Тогда все, движение замрет надолго – на месяц, пока дороги не просохнут и реки не вскроются. Да и когда лед сойдет, судоходство не сразу наладится – половодье, когда по рекам мусор несет, а то и деревья поваленные. Столкновение с таким «топляком» грозит повреждением обшивки и гибелью судна, команды и товара.

Постояльцев на постоялом дворе убавилось, а вскорости и совсем не будет.

Илья чувствовал беспокойство, томление в груди. Высохнут дороги – в дальний путь отправляться придется. Одному – привычно, а с женой – другое дело. Надолго бросать Марью в Ладоге Илья не хотел. В Ярославле на постоялом дворе – опасно, неизвестно, чем бунт обернется. Вдруг погром или опять неудача?

Один он выбрался из Новгорода удачно. В случае, если бы его попытались задержать, он не колеблясь взялся бы за меч. Но его возвращение больше походило на бегство. Струсил? Нет! Но в бою на Горбатом мосту участия не принял, толпу язычников защищать не стал. Единственная польза для древней веры – спас волхва. Да, Борг – жрец на Северо-Западе Руси известный, идут за ним люди. Но он только жрец, своеобразный посредник и толкователь между паствой и пантеоном богов. А кто их хоть раз видел? Да, идолы на капищах стояли, ликом иногда грозные, как Перун. Деревянная фигурка Макоши при Илье всегда, и голос ее он в своей голове слышал. Но ведь не видел никогда, даже в снах. Может, голос – только галлюцинация, бред воспаленного мозга? Мало ли что могло случиться во время переноса во времени? Умом повредился?