Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья

Информанты по большей части отмечают, что крымско-татарский и урумский близки между собой, однако стремятся уточнить это утверждение (см. подробнее в главе 7). Оценки взаимопонятности языков зависят, в первую очередь, от престижа идиома и отношения к соседней группе, а татарский оценивается урумами достаточно низко. Среди урумов встречались полярные утверждения о близости идиомов и возможности понимать крымско-татарский. Язык, на котором происходит коммуникация урумов и татар, те и другие непоследовательно называют как татарским, так и греческим. Точнее, представители каждой из групп используют титульную номинацию для своего идиома, но чаще прибегают к наименованию «свой язык».

Если не рассматривать языковые контакты в Крыму, о которых почти нет надежных данных, то предысторией взаимодействия этих идиомов может считаться преподавание крымско-татарского языка в урумских школах в 1930-е гг. (см. главу 2). В поселке Гранитное использовали учебники крымско-татарского языка, однако учителями были местные уроженцы – носители урумского, на уроках допускавшие устную форму урумского языка наравне с крымско-татарским. По воспоминаниям учеников, в стихах и заданиях дети могли произнести и их, и урумские дублеты.

Начало языковых контактов урумского и крымско-татарского языков относятся к концу 1950 – началу 1960-х гг. (первые татарские семьи переехали в Гранитное в 1957–1958 гг., то есть вскоре после реабилитации). Новые переселенцы из Пермской области, Казахстана и Узбекистана продолжали прибывать вплоть до конца 1980-х гг., однако в 1970-е гг. уже сложился основной состав татарской общины. Приехавшие позднее мотивировали свой выбор наличием в Гранитном родственников или друзей либо же просто ссылались на необходимость поселиться среди татар, чтобы избежать смешанных браков. Первых поселенцев привлекли, в первую очередь, климат и территориальная близость Приазовья к Крыму, однако в одном из интервью упоминалось и сходство языка как причина выбора места жительства.

Сейчас с татарами на «своем языке» общаются в основном представители самой старшей возрастной группы, то есть те, кто учился в греко-татарской школе в 1930-е гг. (урумы среднего возраста и молодые информанты предпочитают разговаривать по-русски с татарами). Пожилые урумы и татары, являющиеся соседями или родственниками через браки, как правило, общаются на родных языках. Каждый из собеседников использует в подобном взаимодействии свой родной язык. Единицы контактирующего языка составляют пассивную компетенцию и урумов, и татар, и вне ситуации взаимодействия информанты затрудняются воспроизвести другой вариант. Пожилая урумка не задумываясь распознает те или иные татарские языковые единицы в речи собеседницы-татарки, отвечая ей по-урумски, но не помнит соответствующий аналог в других обстоятельствах. Исключение составляют слова, запоминаемые именно как примеры татарского, демонстрирующие различие идиомов.

Повторяя реплику собеседника, урумы и татары произносят ее в соответствии с орфоэпическими нормами своего идиома. Это особенно заметно в тех случаях, когда информант предполагает дословно повторить слова другого участника коммуникации для собирателя, не расслышавшего или не понявшего предыдущей реплики. Рассмотрим подобную коммуникацию на примере диалогов урумки и татарки.

Информант 1. Xalatyn temele [88] [халат-2Sg застегивать-Imp [89] ].

Собиратель. Что?

Информант 2. Xalatyn d"ugmele [90] [халат-2Sg застегивать-Imp].

(Сведения об информантах: (1) МБЛ, татарка, 1954; (2) ВПК. урумка, 1924.)

88

Застегни халат (татар.).

89

В соответствии с Лейпцигскими правилами глоссирования сокращение 2Sg обозначает форму 2-го лица, единственного числа; Imp – императив (см.: www.eva. mpg. deAingua/resources/glossing-rules. php).

90

Застегни халат (урум.).

Информантка ВПК владеет крымско-татарским, так как семь лет училась в греко-татарской школе. Несмотря на это, она перекодирует татарские варианты на урумский лад. Для подобных случаев двустороннего пассивного билингвизма, когда каждый из коммуникантов говорит на своем языке, но понимает идиом другого, иногда применяется термин «дуалингвизм» (англ. dual-lingualism) [Беликов, Крысин, 2001, с. 58]. Знание близкородственного языка (татарского или урумского соответственно) входит в пассивную языковую компетенцию каждого из коммуникантов, однако они не используют его сами. Продолжительный опыт подобных комуникаций позволяет увеличивать пассивную компетенцию прежде всего за счет накопления новой лексики, различающей идиомы.

Лексические различия в наибольшей степени осознаются носителями. Именно слова различают идиомы. Часть лексики воспринимается как периферия своего языка, часть осознается как лексика соседей. Информанты допускают мысль, что смутно знакомые слова (грамматически правильные, но не используемые в языке формы, которые конструируют исследователи, или архаические, крайне редко употребительные формы) могут принадлежать другой группе: «Так татары говорят».

Утверждение информантов-урумов о том, что татары чаще используют родной язык, в целом подтверждается наблюдениями. На рынке собеседники могут вести разговор по-татарски, иногда – на татарском и урумском, но практически никогда продавец-урум и покупатель-урум не будут общаться друг с другом на урумском.

Можно говорить об отличиях в языке тех, кто учился в греко-татарской школе и поныне общается с татарами. Сложность в выделении контактных явлений состоит в том, что бывшие ученики греко-татарской школы являются также наиболее компетентными носителями урумского языка в поселке. Преподавание велось в 1930-е гг., и наиболее пожилые информанты обучались в школе именно тогда. Трудно судить, связаны ли отличия форм в их речи от используемых другими носителями с изменениями в структуре языка, происходившими в процессе языкового сдвига, или с образованием на крымско-татарском языке.

Можно предположить, что присутствие соседей-татар, говорящих на близком языке, косвенно способствует поддержанию урумского языка. Хотя урумы нередко стремятся отделиться от татар и подчеркивают, что не являются одной с ними группой, они, тем не менее, общаются с татарами на «своем языке» или слышат, как те говорят по-татарски и поддерживают, таким образом, пассивное владение языком у урумов. Порой именно татары оказываются наиболее вероятными собеседниками для пожилых носительниц урумского.

Итак, часть сообщества вовлечена в контакты на «своем языке» с татарами, и для них соседи или родственники-татары могут оказаться постоянными, а в некоторых случаях – наиболее вероятными собеседниками. Те урумы, которые не общаются постоянно с татарами «на своем языке», слышат разговоры татар, и это поддерживает их пассивное знание татарского. Разумеется, сама по себе коммуникация с носителями близкородственного языка не обеспечивает сохранности идиома, однако контакты с крымскими татарами – одна из немногих ситуаций, когда в сообществе используется урумский язык.

* * *

На протяжении XX в. нарастает расхождение в стратегиях использования языка и языковой компетенции греков, относящихся к разным поколениям, то есть формируется континуум носителей по степени владения языком, что характерно для постепенного языкового сдвига. Это характерно как для румейского, так и для урумского сообществ, однако можно выделить некоторые расхождения между данными языковыми ситуациями. Языковой сдвиг среди урумов Приазовья начался, по-видимому, несколько раньше (в связи с большей урбанизацией), но протекал относительно медленно. В сообществе выработались представления о престиже русского и урумского языков и стратегии общения, предполагающие относительно стабильное распределение этих языков между официальной и неофициальной обстановкой, степенью знакомства собеседников и темой разговора. В румейском сообществе, в небольших поселках, русский язык был распространен несколько меньше. В местах, где произошло резкое изменение демографической ситуации, как в Ялте, превратившейся в русскоязычный курорт, можно говорить о почти полном исчезновении румейского языка. В небольших поселках, таких как Малый Янисоль, выработались конвенции использования румейского и русского языков.