Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья
Шрифт:
Родители, как правило, утверждают, что обращаются к детям по-русски: «Они еще маленькие, подрастут – конечно, будут говорить». Меньшее единодушие проявляется в ответе на вопрос: «Понимают ли дети по-гречески?». Чаще всего родители предполагают частичное понимание. Родители и сами дети говорят, что дети слышат румейский в основном от бабушек и дедушек и значительно реже – от родителей.
Большинство детей оценивают свое пассивное знание румейского достаточно высоко, а активное – крайне низко. Дети утверждают, что овладевают румейским не для того, чтобы говорить на нем, и не потому, что к ним обращаются по-румейски, но из-за того, что другие разговаривают при них по-румейски. Однако дети чаще, чем их родители, утверждают, что дома взрослые обращаются к ним не только по-русски, но и по-румейски. Отвечают дети всегда по-русски. Как и родители, они считают, что будут говорить по-румейски, когда вырастут.
Родители не сомневаются в том, что дети «все понимают по-гречески», хотя с ними подростки по-румейски не разговаривают, а усваивают язык от друзей. В возрасте старше 14
Дети 14–17 лет, то есть до окончания школы, утверждают, что разговаривают друг с другом только по-гречески. Большинство в основном подразумевают использование греческого мата (это первый пласт румейского языка, владение которым моментально переходит из пассивного в активное) и активное употребление некоторых других клише. Большинство подростков в 14–17 лет не могут разговаривать по-румейски, но принимают участие в таких клишированных диалогах, как: «Pupajs? [Куда идешь?] – Su than [В магазин]» и т. п. или вставляют отдельные румейские слова в высказывания на русском языке. Словарный запас растет в основном за счет названий предметов и простых глаголов. Те, кто после школы находят работу в колхозе, уже через год-два, а то и раньше легко разговаривают по-румейски в своей компании на бытовые и производственные темы. Со старшими они предпочитают говорить по-русски, хотя ничего не имеют против того, чтобы к ним обращались по-румейски. Люди старшего возраста не видят никаких различий между собственной речью и речью этого поколения; некоторые отмечают, что младшие знают меньше слов, но такое мнение не очень распространено.
Подростки, которые не собираются оставаться в селе после окончания школы, не хотят говорить по-румейски, боясь за свой русский язык: «А в город поедешь, и тут такой местный наш греческий вперемешку. Поэтому стараемся на русском. У нас в классе все мальчики: Эээ, bar [конечно], как начнут говорить ‹…› видно сразу наш греческий: e, i» (PPP, румейка, 1990, Малый Янисоль). Таких высказываний, однако, не так много. Абсолютное большинство молодых людей предполагают, что будут использовать румейский, если останутся в селе. По-видимому, на начальной стадии активного овладения румейским – в 14–15 лет, когда возникает желание противопоставить себя не взрослым, а младшим, – он берет на себя функции тайного языка, сленга: игровую функцию и функцию самоидентификации.
Для следующей возрастной группы – молодых носителей языка существенным признаком оказывается не только возраст, но и тендерная принадлежность. Молодые женщины владеют румейским языком хуже, чем мужчины, вероятно, потому, что женщины раньше переходят в семейный статус, то есть просто не успевают провести достаточно времени в игровой обстановке, общаясь со сверстниками по-румейски. У них рождаются дети, занимающие большую часть их времени, а с детьми не говорят на румейском. Женщины никогда не упоминают, что используют румейский язык на работе; чаще всего в роли наиболее вероятного собеседника на румейском для них выступает свекровь. Женщины много времени проводят дома, тогда как оставшиеся в поселке мужчины продолжают тесно общаться с друзьями детства (теперь уже не в игровой, а в рабочей обстановке) и, следовательно, говорить по-румейски. Начав работать, они проводят больше времени с людьми значительно старше себя, которые лучше владеют румейским и охотно разговаривают на этом языке между собой, давая, таким образом, молодым людям возможность восполнить пробелы в знании языка.
Абсолютное большинство мужчин, родившихся в 1960 – первой половине 1970-х гг., владеют румейским. На вопрос о том, в каких ситуациях они его используют, отвечают, что обычно с друзьями и на работе, реже – дома, с родителями.
Для подавляющего большинства людей, родившихся в 1940-1950-е гг., родной язык – русский, но они не испытывают никаких сложностей, говоря на румейском, могут выразить любую мысль и не делают ошибок. Даже две женщины, родившиеся в 1952 и 1953 гг., обе уехавшие из Малого Янисоля в возрасте чуть старше 20 лет и живущие одна в Мариуполе, а другая в Москве, могли переводить лингвистические анкеты и почти не делали ошибок. У них не было возможности значительно улучшить знание языка после отъезда из Малого Янисоля, то есть все свои знания они приобрели до 20 лет. Видимо, следует сделать вывод, что в 1960-1970-х гг. румейский в Малом Янисоле использовался шире, чем сейчас, потому что в настоящее время никто к 20 годам не овладевает румейским в таком объеме.
Для информантов, родившихся в Малом Янисоле в 1930-х гг. и раньше, румейский – первый язык; русский большинство из них выучили позже. Они утверждают, что говорят по-румейски с ровесниками (и наблюдения свидетельствуют о том же) и с представителями младшего поколения, если те понимают румейский, но с детьми – только по-русски. Многие из них говорят по-русски с сильным акцентом, в чем и они, и представители младшего поколения полностью отдают себе отчет. Роль румейского в их языковой компетенции несравненно выше, чем в языковой компетенции других его носителей. Это связано как с их абсолютным, так и относительным возрастом: с одной стороны, они провели детство в языковой среде, благоприятной для усвоения румейского, в отличие от тех, кто родился в период активной экспансии русского языка, с другой стороны, сообщество отводит пожилым людям роль хранителей
этнических традиций вообще и языка в частности, ожидая, что в некоторых ситуациях они будут говорить по-румейски, поэтому у них больше возможностей совершенствовать активное владение языком.Необходимо рассмотреть отдельно еще две категории носителей румейского языка. Выделение этих групп не связано (или связано только косвенно) с возрастом: это приезжие, оставшиеся жить среди румеев, и те, кто знают НГР (выучили его в учебных заведениях Приазовья или спонтанно овладели во время поездок в Грецию или на Кипр).
В Малом Янисоле считается, что все приезжие очень скоро выучивают румейский хотя бы пассивно, потому что это необходимо для нормальной коммуникации. Правда, некоторые наблюдения свидетельствуют о том, что неизбежность овладения приезжими румейским – не более чем стереотип. Однако среди приезжих действительно есть люди, овладевшие румейским не хуже, чем их ровесники – местные уроженцы. В Малом Янисоле, как и в неблагополучном поселке Ялта, распространено мнение, согласно которому говорить на румейском при тех, кто не понимает этого языка, считается неприличным, и информанты утверждают, что они никогда так не делают. Тем не менее, если в Ялте действительно по этим или другим соображениям не говорят по-румейски в присутствии тех, кто не понимает языка, в Малом Янисоле, по-видимому, иная речевая практика: мужчины, работающие в колхозе, используют румейский, в том числе – в присутствии русскоязычных. При этом новичкам ничего не остается, как выучить румейский, в чем им готовы помочь: «Вот парень приехал из Тверской области, женился, жена уехала в Грецию, он остался с ее родителями и навострился, понимает все. Такие слова знает, которые я не знаю. Он на тракторе работает, там начальник, сварщики, они все местные. Они разговаривают на работе, он раньше подойдет и слушает. И вот так он потихоньку-потихоньку. Первое, говорит, я мат выучил. А потом уже все остальное. Едем в автобусе, он мне говорит: „Как будет поцеловать там девушку?“ Как-то… Я ему записал, он учил» (АПА, румей, год рождения неизвестен, Малый Яинсоль).
В первую очередь к этой группе относятся люди, побывавшие в Греции. За последние 15–20 лет отъезд на постоянную или временную работу в Грецию стал обычным для тех, кто может доказать свое греческое происхождение. Уезжающие на временную работу проводят в Греции от полугода до нескольких лет, то есть достаточно времени для того, чтобы в какой-то степени овладеть НГР «естественным путем»: никаких льгот на обучение греческая сторона не предоставляет. Как правило, это люди 1960-х гг. рождения и младше, преимущественно женщины, так как востребованными оказываются традиционно женские специальности: сиделка, прислуга, нянька. Для людей этого возраста румейский уже не является первым языком. Часто они говорят, что знают румейский хуже, чем НГР, и, как правило, низко оценивают румейский в сравнении с НГР. Те, кто выучил НГР в вузах, крайне низко оценивают собственное знание румейского и относятся к нему скорее негативно. Дети, изучающие НГР в школах, иногда используют новогреческие слова и конструкции при переводе анкет, однако употребление этих слов и конструкций в обычной речи не зафиксировано.
Так выглядят основные группы носителей румейского языка в Малом Янисоле. Проводя границы между группами, я опиралась на возраст в первую очередь, но, разумеется, на уровень знания румейского языка влияет не собственно возраст, а связанные с ним параметры, которые можно разделить на два типа: (1) характеристики, определяемые годом рождения (от них зависит, знали ли родители информанта русский язык, учился он в греческой или русской школе, был ли в Греции); (2) характеристики, связанные с ожиданиями сообщества, согласно нормам которого каждому возрасту соответствует определенное поведение: подростки должны вести себя не так, как дети, старики – не так, как молодые, и т. п. В число этих ожиданий входят и нормы употребления языка. От детей ожидают незнания румейского; о подростках существует мнение, что они понимают по-румейски и разговаривают на этом языке между собой; старикам полагается знать румейский хорошо, даже лучше, чем русский. При выделении возрастных групп мы старались указать конкретные механизмы, определяющие частоту использования и степень владения румейским языком носителями внутри группы (такие, как стремление подростков использовать румейский в качестве игрового языка, общение с более старшими носителями языка внутри коллектива и пр.). В лингвистическом отношении внутри группы расхождения между идиолектами отдельных носителей, с точки зрения стороннего наблюдателя, минимальны. В других румейских поселках носители также делятся на группы с разными нормами использования и владения языком, хотя сами группы (их границы и характеристики) могут отличаться от выделенных в поселке Малый Янисоль. В каком-то смысле благополучные и неблагополучные с точки зрения языковой ситуации поселки различаются механизмами, определяющими использование языка людьми определенного возраста. Например, в поселках Ялта, Сартана, Византия подростки не употребляют румейский в качестве игрового (тайного) языка и пассивное владение им, если даже оно есть, не переходит в активное.
Для подавляющего большинства румеев первым языком румейский не является, а степень владения им как вторым языком зависит от социолингвистической ситуации в конкретном поселке и от жизненных обстоятельств. Люди, выучившие румейский в подростковом возрасте как второй язык, также могут стать полноценными носителями румейского или считать себя таковыми.
Языковую ситуацию в большинстве урумских поселков формируют русский, украинский и урумский. Для некоторых поселков важно также преподавание новогреческого (например, это верно для поселка Старый Крым), однако, в отличие от румейских поселков, было бы преувеличением считать, что новогреческий участвует в формировании языковой ситуации в урумских поселках. Для одного из поселков (Гранитное) важным дополнительным фактором является крымско-татарский язык, поэтому положение здесь будет рассмотрено отдельно.