Язык североазербайджанских татов
Шрифт:
— Я не понимаю, почему вам так не нравится мой самовар! Что он, краденый? Хацкель купил его в Умани на честно заработанные деньги… Он ведь не кожевник… С интендантством, слава богу, дела не имел…
— Да отвяжись ты от меня! — огрызнулся Лейбуш. — Не видишь, спешим, а ты со своими дурацкими разговорами… Хацкель заработает сегодня у меня столько, сколько за год не заработает…
— Понимаю… — не успокаивалась она. — Но объясните мне, вы ведь человек коммерческий, к чему, в самом деле, такая спешка? В дождь, в такую темень?.. Потерпите, уже завтра поедете…
— Здрасьте вам
— Это что еще за «Бейля»? — обиженно сказала женщина. — Меня вот уже сколько лет Лией зовут, а тут — Бейля…
— Ладно… Пускай Лия… Хоть царицей Эсфирью называйся, только не морочь мне голову. Иди спать, Хана…
— Опять… Хана!.. Я вам сто раз говорила: Лия, Лия, Лия… Вот человек! У вас, видно, все в голове перепуталось. Но это, как я понимаю, с перепугу… Или, может быть, так зовут ваших полюбовниц?.. Но это не мое дело… Скажите только, куда вы собрались бежать?
— Пристала, как пиявка! — сокрушался Бараш. — Ну что я могу тебе сказать?.. Не зря говорят: волос длинен, а ум короток… Сынок мой и дочурки хотят уехать за границу… Едут на курорты… лечиться… Плохо себя чувствуют, поняла?
— Поняла… Но мне кажется, что туда едут летом, когда виноград поспевает… А теперь к зиме идет… — Подумав немного, Лия спросила: — И вы с супругой тоже хотите за границу? Что, разве тоже заболели? Или там уже идет война и интендантство срочно требует вас туда?..
— Вот напасть на мою голову! — уже не на шутку рассвирепел Бараш. — Все нужно знать этой болтливой бабе! Какое тебе дело? Я плачу наличными за поездку… Ты уже запряг лошадей, Хацкель? Что ты возишься, будто на тот свет собираешься?..
— Ведь вы видите, что я запрягаю! — сердито бросил балагула и неприлично выругался. — Убей меня гром, не пойму, как можно ехать в такое время… Опасно ведь…
— С кем же прикажешь мне ехать, с лоевским раввином, что ли? — перебил его Бараш. — Давай быстрее!..
— Может, вы упросили бы Шмаю-разбойника? — вдруг оживилась Лия. — Без работы сидит, хочет заработать на хлеб. С ним вам веселее будет ехать… У него, может, и винтовка где-то завалялась… С ним не так страшно будет…
— Знаете, пан Лейбуш, что я вам скажу? — отозвался из конюшни балагула. — Вы будете смеяться, но я вам скажу, что она у меня умница, честное слово! Надо взять с собой Шмаю-разбойника! Он человек смелый… С ним мне не страшно даже на край света…
— Нанимай кого хочешь, Хацкель, только скорее! Заплачу втридорога, только быстрее вывезите меня с моим семейством отсюда. Не могу здесь больше быть, задыхаюсь…
Вокруг стояла кромешная тьма. Дождь все усиливался. Когда они подъехали к дому кровельщика, Хацкель осторожно постучал кнутовищем в дверь. На пороге появился Шмая. Он удивленно посмотрел на нежданных гостей, не понимая, зачем они его разбудили посреди ночи. Выслушав Хацкеля, Шмая с усмешкой взглянул на шкуродера и сказал неторопливо:
— Стало быть, я так понял, что надо вас срочно отвезти к границе? И вы мне хорошо за это заплатите? Так вот, скажите мне, пан Лейбуш, когда вы крутились около интендантства и набивали карманы
золотом, наживались на слезах и от жиру бесились, вы тогда тоже приезжали будить людей посреди ночи и смотреть на них такими умоляющими глазами?— Ты что ж, опять принимаешься за свои солдатские штучки, Шмая-разбойник? — остановил его Лейбуш.
— Помолчи! — оборвал его Шмая. — Ты уже забыл, как я вернулся с фронта, раненый, больной, несчастный, голодный, и жена моя пошла к тебе одолжить несколько керенок на хлеб, а ты ее выгнал? Мать моя у вас кухаркой много лет работала, здоровье свое потеряла, а когда свалилась, ты ее выбросил на улицу… Даже фельдшера прислать не подумал! А теперь пришел ко мне просить, чтобы я твою продажную шкуру спасал? Совести у тебя нет!
— Ах, вот как! — дрожа от злости, закричал Бараш. — Ты тоже политикой занимаешься? Тьфу, провались! Весь мир теперь с ума спятил… Одни поедем, Хацкель, дорогой мой! Нужен он нам, этот разбойник, как пятое колесо… Баба с воза — кобыле легче. Айда, поехали!..
Хацкель засунул кнут за пояс, посмотрел на черное небо, на далекие обагренные заревом тучи и отрубил, не глядя на пассажира:
— Никуда я не поеду!.. В такое время ездят только грабители, бандиты или сумасшедшие…
— Боже мой! Они хотят меня погубить! Да ты хоть домой меня отвези. Не видишь, что ли, сердце у меня вот-вот разорвется… Черт понес меня к этому разбойнику, и он всю поездку расстроил… Всегда он воду мутит, чтоб ему добра не было!
— Не ожидал я, пан Лейбуш, от вас такого свинства! — возмутился балагула. — За что вы проклинаете хорошего человека?.. Еще одно плохое слово о нем скажете, и я за себя не ручаюсь! Вы подметки его не стоите!..
— Тише, босяк! Что я такого сказал? Нежно вы все воспитаны, слова вам уже нельзя сказать… Загордились!.. Думаете, что ухватили бога за бороду… Не будет по-вашему! Никогда не будет!
— Поговорите еще немного, пан Лейбуш, и вы у меня пешком домой пойдете… Со мной не шутите… Ну ладно, знайте мою доброту. Полезайте скорее в мой экипаж, я вас домой доставлю… — небрежно бросил Хацкель и сел на облучок.
Нахлестывая застоявшихся лошадок, балагула поехал по пустынной улице, пряча лицо в меховой воротник и проклиная в душе мерзкую погоду, ветер, дождь. Он чувствовал все время за спиной прерывистое дыхание пассажира.
— Сумасшедший, — шипел тот, — зачем ты слушаешь этого разбойника? Отвези меня к границе… Одна ночь — и ты разбогатеешь. Плачу тысячи… Опомнись, паршивец! Буржуем станешь, богачом…
— Нет! Будьте уж вы сами богачом, буржуем!.. Посмотрю я, куда вы нынче денетесь со своими капиталами!..
Взволнованный Шмая еще долго стоял на пороге и смотрел вслед удалявшейся колымаге. Он был доволен, что высказал шкуродеру то, что давно накипело на душе.
Ветер выл, рвал крыши, стучал по стропилам оторванными листами жести. Шмая знал, что после бури у него появится работа, но не это его сейчас занимало.
«Бежать собрался, гнида… — думал он. — Почувствовали, злодеи, что приходит им конец, и бегут, как крысы с тонущего корабля. Лихорадка трясет их, шкуродеров, богачей, кончается их времечко!»