Йеллоуфейс

— О боже мой, — выдохнула она. — Джун. Ты не поверишь. Мне самой не верится.

Затем она рассказала мне о предложении, а я ахнула, и мы обе визжали друг на дружку добрых полминуты.

— Господи боже, Афина, — прошептала ей я. — Это ведь происходит. Все, что ты хотела…

— Я чувствую себя так, словно стою на обрыве и вся моя жизнь передо мной.

Я так ясно помню этот ее сиплый шепоток — потрясенный, полный надежд и уязвимый одновременно.

— Я чувствую, что все вот-вот изменится.

— Так оно и будет, — заверила я ее. — Афина, ёшкин кот, ты ведь станешь звездой.

Мы еще немного повизжали, наслаждаясь присутствием друг друга по ту сторону провода, — ведь так приятно чувствовать соседство того, кто досконально знает и сопереживает твоей мечте; знает, как простые слова могут слагаться в предложения, а те — превращаться в законченный шедевр, который может запустить вас в совершенно иную, неузнаваемую вселенную, где у вас есть всё — мир, который вы создали под себя.

Я снова влюбляюсь в писательство. Снова начинаю видеть сны. С той поры как появились твиты @AthenaLiusGhost, я действовала во многом из страха, защитной реакции и неуверенности в себе. Но теперь я вновь проникаюсь предвкушением издательских перспектив и того, что этот мир может мне дать. С учетом обстоятельств Бретт продаст книгу Даниэле за гораздо меньший аванс, чем «Последний фронт». Но это будет внезапный удар. Еще перед официальным релизом будет готов второй тираж. Жернова печати закрутятся под неумолчный говор о немыслимой дерзости этого проекта. Стремительный дискурс повысит продажи, и свой аванс я отобью за считаные недели. А планка моего гонорара в сравнении с прежней удвоится.

Я чувствую себя настолько хорошо, что впервые за несколько недель захожу в Instagram и, игнорируя множество хэйтерских комментов ко всем моим предыдущим постам, выкладываю свое фото сегодняшнего дня — за деревянным столиком у окна кафе в «золотой час»; на лице легкие веснушки, волосы мягкими волнами ниспадают на плечи. Одна ладонь подпирает щеку, другая касается клавиатуры ноутбука, готовясь священнодействовать.

«Прямо в момент создания рукописи, — комментирую я внизу. — Любой негатив должен жестко пресекаться, ибо для писателя самое главное — это история внутри. Мы и так припозднились с переходом к следующей главе. И теперь мне не терпится поделиться этим со всеми вами».

Той ночью в Instagram вдруг активируется старый аккаунт Афины.

Этот пост я б даже не заметила, если бы не скролила свои уведомления в поисках лайков. Кто-то хвалит мою безупречную кожу и интересуется, как я за ней ухаживаю. Кто-то восклицает, что ему нравится кофейня, где я нахожусь. А кто-то еще выдает: «Новинка от Джунипер Сонг? Жду не дождусь!»

К нему есть пуш-уведомление с незамысловатой подписью: «Ты думала, что сможешь от меня избавиться?» Предположение, что это просто какой-то «левый» пост, наталкивается на знакомое изображение ногтя большого пальца, а в аккаунте стоит синяя галочка подтверждения, поэтому я нажимаю на просмотр.

И чуть не роняю телефон.

Это аккаунт Афины с постом, опубликованным впервые после ее смерти. На фотографии она сидит за своим письменным столом с милой улыбкой, но в ней все не так — глаза раскрыты чересчур широко, зубастая улыбка настолько натянута, что выглядит мертвенной, а кожа призрачно-бледная, несмотря на льющийся в окно солнечный свет. Она похожа на одно из изображений пресловутой «крипипасты» [70] : все вроде нормально, но при этом мурашки по коже. Справа от нее лежит раскрытый пэйпербэк «Последнего фронта». Слева — тоненькая «Мать-ведьма» в твердом переплете.

70

«Крипипаста» — жанр интернет-фольклора, представляющий собой небольшие рассказы, цель которых напугать читателя.

Я кликаю на заголовок.

«Ты думала, что сможешь от меня избавиться? Прости, Джуни, но я по-прежнему шевелюсь. Рада, что у тебя был хороший писательский день! У меня он тоже неплох — вот, листаю в поисках вдохновения кое-какие старые работы. Слышала, ты фанатка:)))».

Мой ужин подкатывает к горлу. Я бегу в ванную. Проходит почти полчаса панических дыхательных и умственных упражнений, прежде чем я успокаиваюсь настолько, чтобы опять подойти к телефону.

Я вбиваю в Twitter несколько поисковых запросов: «Instagram Афина Лю», «Instagram Афина», «Афина инста», «Афина призрак» и все другие варианты, которые приходят в голову. Пока никаких пересудов нет. В посте не было никаких хэштегов или меток для других аккаунтов. Более того, у аккаунта, который когда-то располагал почти миллионом подписчиков, теперь их ноль. Некто, стоящий за ним, либо заблокировал, либо отправил всех подписчиков Афины в теневой бан. Единственный, кто видит этот пост, — это я. И кем бы та личность ни была, она не пытается стать вирусной, а просто хочет привлечь мое внимание.

Как такое вообще возможно? Разве компании в соцсетях не закрывают аккаунты со смертью их владельцев?

Дурь несусветная, но я гуглю «Афина Лю жива» — на предмет убедиться, что она, типа, не воскресла без моего ведома благодаря какому-нибудь медицинскому чуду. Этот поиск, само собой, не дает ничего путного: самым «адекватным» результатом является статья о недавнем мероприятии на английской кафедре в Йеле, посвященном сохранению памяти Афины. Афина мертва, исчезла, обратилась в прах. Единственный человек, кто убежден, что она все еще рядом, — это я.

Надо просто заблокировать учетную запись и забыть о ней. Скорее всего, это какой-нибудь мерзкий тролль, публикующий всякую небыль, чтобы меня подначивать. Это сказали бы Бретт и Даниэла. Это сказала бы Рори, если бы я попыталась объяснить причину своего расстройства. «Троллинг — самое очевидное и рациональное объяснение». Я повторяю это в уме снова и снова, вдыхая и выдыхая в кулак, поскольку самый раздражающий симптом тревоги — это именно отказ верить очевидному и рациональному объяснению.

«Не придавай этому значения, — убеждаю я себя. — Просто прогони, и дело с концом».

Но я не могу. Это как заноза, что впивается в ладонь; даже если она крошечная, я все равно не могу успокоиться, зная, что она у меня под кожей. В ту ночь я не смыкаю глаз. Лежу с экранчиком айфона возле самого лица, уставясь воспаленными глазами на натянутую, злобно-озорную улыбку Афины.

Перед мысленным взором всплывает непрошеное воспоминание, которое, я надеялась, во мне угасло: Афина в своих черных сапожках и зеленой шали, в первом ряду на моем вечере в топ-клубе; сидит и выжидательно улыбается своими ягодно-красными губами. Афина — необъяснимо, противоестественно живая.

Сейчас ночь с пятницы на субботу, а значит, на Бретта и промогруппу мне не выйти раньше, чем через два дня. Да и что они могут сделать? С точки зрения рекламы это вряд ли проблема. И вообще, кого волнует этот пост, кроме меня? Я даже сама не могу объяснить, почему этот аккаунт так меня волнует. «Видите ли, дело в том, что я действительно украла „Последний фронт“ и меня мучает совесть. Так что поймите сами: эти посты напрягают меня аж до рвоты».

Но надо же делать хоть что-то, и я тянусь к трубке, набиваю и отправляю сообщение Джеффри Карлино.