Юг в огне

Едва Семен переступил порог родной хаты, как сейчас же со всей станицы сбежались многочисленные родственники.

Служивого, как самого дорогого, почетного гостя, усадили в передний угол, под образа. На стол выставили угощения. Родственники расселись вокруг него, и началась гульба.

Гуляли шумно. Меланья Никитична вынула из сундука бережно хранимую там сыновью двухрядку и передала ему.

– Ну-ка, Сема, поиграй гостям. Не забыл ли, сынок?

– Нет, мама - улыбнулся Семен.
– Такое никогда не забудется. Да и на фронте доводилось поиграть иной раз.

Он заправил ремень за плечо, раза два рванул мехами, пробуя - не рассохлась ли. А потом, лукаво подмигнув смущающейся девушке, пробежал пальцами по перламутровым ладам. Низкая хата наполнилась звонкой, веселой мелодией. Буденный был искусный гармонист, играл еще в юности. Когда был парнем, то, бывало, ни одна казачья свадьба или крестины без него не обходились. Всюду был желанным гостем.

– А ну-ка, бабоньки, - кивнул он двум молодым женщинам, сидевшим на лавке и не спускавшим с него глаз, - пойдите-ка, попляшите.

Те будто только того и ждали. Замахав белыми кружевными платочками, они закружились по хате, выбивая каблуками дробь на земляном полу.

– Мой миленок темноус, - запела одна из них, высокая, пригожая, черноокая женщина, улыбчиво поглядывая на служивого.

– А я его не боюсь, - тоненько закончила вторая, бросаясь вприсядку.
– Ух, ты!..

Семен усмехнулся.

– Ух и бабы!
– покачал он головой.
– Оторвиголовы.

К нему подсел тщедушный пьяный старичок, дальний родственник, дед Трифон.

– Гляжу я на тебя, Семен, - пьяно загнусавил он, - ну, який же ты, к чертям, служивый, а?.. Ни погонов у тебя нема на плечах, ни крестов-медалей на грудях... Ну разве ж так положено служивому?.. Ведь я слыхав, будто ты бантист... четыре креста да четыре медали имеешь... И будто чин у тебя немалый - старший унтер-офицер. А ничого того не бачим у тебя... Куда ты свои заслуги подевал, а?.. Як кочет общипанный сидишь... Тьфу, прости меня, господи! Вот так надысь и мой Мишка со службы пришел, гол, як сокол... Ни погонов на нем нема, ни заслуг... Прямо-таки срамота глядеть... Кажу ему: "Мишка, сгинь с моих очей! Зрить не могу такого. Иде, говорю, подевал свои погоны и заслуги?" А вин, нет щоб утешить мое родительское сердце, смеется, проклятущий. "Батя, каже, все свои заслуги я, мол, в посылочку запаковал да царю на память отослал..." Вот и пойми его: чи смеется, чи правду балакае... Я так розумию, Семен, що вы с моим Мишкой - сукины сыны... Продались вы не за понюх табаку лешему на рога...

– Дядя Трифон, - таинственно прошептал Буденный на ухо старику, чего тужить о царских погонах да крестах! Ты знаешь, какие теперь при советской-то власти нам погоны да заслуги дадут?..

– Ни!
– пьяно моргая, уставился на него старик.
– Якие же, Семен, а?..

– Золотые...
– смеясь, сказал Буденный.
– Обсыпанные драгоценными камнями. Вот это будут погоны! А медали, знаешь, будут какие?

– Якие?

– Золотые, вот с эту тарелку.

– А не брешешь, Семен?

– Правду говорю.

– Вот це правильно, - обрадовался старик.
– Повесил ее одну на грудь и всю пузу прикрыл... Кум Леон!
– заплетаясь ногами, побежал старик сообщить куму новость.
– Слышишь, що Семен-то каже?..

На второй день утром Семен вышел во двор. Только что выпал мягкий, пушистый снег. От яркости снега ломило глаза. Воздух стоял чистый, прозрачный - не надышишься. Буденный стал бродить по двору, внимательно заглядывая в каждый закуток, в каждый сарайчик. И все-то здесь, на что бы он ни натыкался, было до того обветшалое и непрочное, что, кажись, дунь на все эти строения - и они рухнут. Семен укоризненно покачал головой.

К нему подошел отец, Михаил Иванович, еще крепкий, кряжистый старик.

– Чего, Сема, бродишь по базу-то? Взял бы ружьишко да пошел за зайцем погонял. Зараз охота-то - прям красота!.. Пороша-то, глянь, яка!

– Не хочу, - отозвался Семен.
– Что вы тут, папаша, плохо хозяевали?.. Неужели вы добрых сараев не могли поставить?..

Отец изумленно посмотрел на сына.

– А на шута оно все это сдалось?.. Ныне времечко такое - абы день прошел, а завтра що бог даст... Сколько годов война шла, а зараз революция зачалась...

– А разве это вам помеха? Удивляюсь я вам, всю-то жизнь вы с дедом имели стремление на свои собственные ноги стать. А теперь вроде у вас и всякое желание к этому отпало. А ведь сейчас-то, когда провозглашена советская власть, вам самый бы раз об этом подумать: сыновья подросли, да и сам еще крепкий. Неужто, папаша, вам не надоело самому батраком у кулаков жить и детей своих батраками видеть?..

Слушая сына, отец виновато теребил бороду.

– Да это ты правду кажешь, - проговорил он.
– Сыновья-то есть у меня, а где они были?.. Ты уже пятнадцать годов на военной службе служишь, а Григорий совсем отбился от двора. Куда-то уехал и не пишет... Емельян же с Дениской еще малы были. А потом их на войну тоже забрали... Вот и выходит, что я один, как перст... А мне одному не под силу это дело... Да и зачем все это нам?..

– Нет, отец, - решительно заявил Семен.
– Так нельзя рассуждать. Теперь времена переменились, и мы по-новому заживем. Вот установилась советская власть, она нам поможет на ноги встать.

– Дай бог, - вздохнул отец и перекрестился.

– Все дело в том, батя, - ласково похлопал Семен по плечу старика, надо скорее установить в нашей станице советскую власть. А то до сих пор атаманит богач Докучанов. При нем, конечно, на ноги не станешь. Вот свергнем атамана, изберем Совет рабочих, крестьянских и казачьих депутатов, отберем у кулаков землю и разделим между бедняками. Вот тогда будем трудиться и по-человечески жить... Хату новую поставим, ребят своих женим, внуков будете пестовать...

– Ты прямь сказки балакаешь, сынок, - засмеялся Михаил Иванович. Разе ж они отдадут нам землю?.. Да ни в жисть они того не сделают... В кровь по колено станут...

– Заставим отдать, отец, - убежденно сказал Семен.
– Советская власть заставит.

– Дал бы бог!
– снова набожно перекрестился старик. О чем-то подумав, он с опаской взглянул на сына.
– Сынок, а ты, того, сам-то не большевик ли?

– Большевик, - подтвердил Семен.
– А ты их боишься, отец?

– Да не то что бойсь, - замялся старик.
– Чего их бояться? Небось, люди... Только вот разговор-то по станице промеж казаков ходит нехороший о большевиках... Вроде они грабители, воры...

– Врут, папаша. Не верьте им. Большевики - самые честные и справедливые люди. Они блага трудовому народу желают добиться. Конечно, богатым казакам они не нравятся. Боятся, как бы в их закрома не засели да бедноте не раздали их добро... Не слушайте их, отец.

– Да я и так не особенно-то прислушиваюсь к их брехне...

* * *

В Платовской Буденный убедился, что не только в этой станице, но и во всем Сальском округе население никакого понятия о советской власти не имеет. Всюду было засилие контрреволюции, по хуторам и станицам у власти находились атаманы.