Югославская трагедия

— Недопонимание! — сокрушенно развел руками Катнич.

— Вот то-то и оно. А вы приведите им в пример хотя бы отца Владо, [68] нашего министра, или, еще лучше, майора генштаба Радослава Джурича: был командиром у Михайловича, а теперь помощник начальника штаба у меня, и неплохой! Я, впрочем, мог бы и этого Куштриновича взять к себе в штаб. Мне нужны военные специалисты, но в батальонах они еще нужнее.

— Вы, безусловно, правы, — согласился Катнич.

68

Зачевича.

— Воздерживайтесь от всего, — продолжал Попович, — что может произвести на бойцов неблагоприятное впечатление. Я имею в виду в данном случае Куштриновича. Тем не менее вы, конечно, найдете возможность использовать знания и опыт кадрового офицера… Все же остальное, связанное с его выдвижением на соответствующий пост, должно произойти естественным образом. Ясно?

Катнич молча наклонил голову, втайне пугаясь этой ясности.

— Третье… Мелочь, но приходится заниматься… — Комкор, потянувшись, сорвал с дерева зеленую ветку и шумно вдохнул в себя ее свежий аромат. — Весна, — проговорил он томно. — Кстати, как настроение этого вашего русского: нервничает?

— Нисколько, — заверил Катнич.

— Это хорошо. Дело в том, что к нам прибыла Советская военная миссия. Мы ей очень рады, но пока этого не следует разглашать. Не стоит будоражить людей. Так вот, в отношении русского. Будьте более осторожны. Обстановка меняется, черт возьми, ежеминутно! Ласка, внимание… Короче говоря, он ни в коем случае не должен отлучаться из батальона куда бы то ни было. Тем более самовольно… Проявите о нем заботу. Человек он молодой и, кажется, хороший боец.

— Уже командир взвода. Назначен Вучетиным.

— Вучетиным? Н-да… Вместо того, чтобы выдвинуть своего… Этот русский все равно уйдет к своим. А наших придется потом учить. Лучше учить их сейчас.

Попович умолк, прислушался. В небе нарастал прерывистый гул. Шли самолеты.

Маккарвер вышел на веранду. Руки Цицмила, как рачьи клешни, тянулись вслед за ним.

— Во славу и похвалу! Американец, брат мой! Не обижай! — бормотал он, расплескивая вино из бокала.

— Летят! — обрадовался Катнич. — Союзники! Опять сбросят что-нибудь. Браво нашим западным союзникам!

Попович напряженно вглядывался в самолеты.

— Транспортники, как будто. Но почему они не снижаются? — трезвым голосом спросил Маккарвер.

И вдруг он поспешно перемахнул через перила террасы в сад и побежал к щели. Он узнал по звуку моторов немецкие «юнкерсы», и ему сразу же почудилось, что самолеты, повернув тупыми носами вниз, с ревом нацелились на село, и бомбы уже летят, летят, завывая и качаясь.

Попович тоже спустился вниз с террасы.

В этот момент раздался пьяный голос Цицмила:

— Пролетели на Коницу.

Вскоре со стороны города донесся гул бомбовых взрывов, точно по земле колотили гигантскими молотами.

Американец, кряхтя, стал выбираться из щели.

Попович стоял наверху, посмеиваясь и бравируя. Он-то сразу догадался, куда летят самолеты, хотя струхнул все же порядочно. Проклятые нервы! Совсем расшатались.

— Бомбят, кажется, Коницу, — объявил он смущенно улыбавшемуся Маккарверу. — Значит, город уже у нас. Можете поздравить. — И он помог ему выбраться из щели.

Пантера делал отчаянные знаки Катничу, подзывая его к калитке. Кто-то настойчиво стучал снаружи. Катнич с опаской отодвинул щеколду: Вучетин. За ним, заполняя почти всю улицу, толпились бойцы. В радостном возбуждении они окружили верхового. Тот повернул голову, и Катнич узнал комиссара бригады Добривое Магдича.

— Можно к командиру корпуса? — Вучетин отстранил несколько растерявшегося политкомиссара и быстро вошел в садик.

— Друже генерал-лейтенант, — со сдержанным нетерпением обратился он к Поповичу. — Комиссар бригады привез замечательные новости… Оказывается, советская военная миссия уже два месяца находится при верховном штабе! Почему от нас это скрыли? Как только наши узнали об этом, они штурмом взяли Коницу. Город нужно удержать. Я получил от Перучицы приказание идти к нему на поддержку. Разрешите выступить?

Попович, сведя брови, смотрел в сияющие глаза Вучетина.

— Перучица взял Коницу? — Он сказал это почти равнодушно. — Я и не сомневался, что он ее возьмет. Выступить? Разрешаю. И немедленно! Немедленно! — повторил он патетически. — Пусть русские узнают, что мы умеем не только брать города, но и удерживать их.

— Есть!

— Я уверен, — добавил Попович, щеголяя своею властью военачальника, — что вы крепко ухватитесь за успех в Конице, а то как бы он от вас не упорхнул!

— Мы разовьем успех!

— Одобряю, и помните, что военное счастье — это женщина. Ни на минуту не выпускайте его из рук, обращайтесь с ним грубо.

Но Вучетин уже не слышал этих выспренных сентенций Поповича. Ему не терпелось скорее воспользоваться разрешением выступить в поход.

— Постойте, командир! — вдруг воскликнул Маккарвер.

Он провел пальцами по щетинистым усам, очищая их от комочков земли.

— Я тоже скоро отправлюсь в Коницу. Сейчас же пошлю радиограмму в Бари. Надеюсь, на этот раз наш Билл Эллиот без ошибки пришлет все, что вам нужно для закрепления успеха. Все будет о’кэй! До встречи в Конице.

И Маккарвер благосклонно потрепал командира батальона по плечу.

— Они уже знают о советской миссии? — опасливо озираясь, тихо спросил у Поповича совершенно отрезвевший Катнич.

— Да, как видите, слухом земля полнится, — улыбнулся Попович. — И это к лучшему, — повысил он голос, чтобы слышали все. — Присутствие русских нас вдохновляет на подвиги!

20

«…Стрекочущий звук моторов впивался в уши… Со свистом летели мелкие бомбы. По ветвям деревьев, сбивая листья, хлестали струи пулеметного огня. С резким воем проносились «Пикатело» — маленькие невзрачные самолеты-разведчики. Они неутомимо сопровождали нас, почти касаясь вершин леса, высматривали людей на полянах и, как в мешок, метко опускали бомбы. От «Пикатело» трудно спрятаться даже в лесу. Преследовала и пехота. Немцы и четники заходили и слева и справа, пытаясь зажать нас в клещи, не допустить в Коницу. Но мы упорно рвались к городу. От осколка бомбы погиб Томислав Станков. Еще одним верным бойцом, коммунистом, стало меньше в батальоне.

Наконец, лес стал гуще, и к вечеру нам удалось оторваться от противника. Мы едва шли, путаясь в сухом папоротнике, застревая в кучах валежника, скользя по сырым корням.

И вдруг, что такое? Вышли на широкое, совсем ровное асфальтированное шоссе. Великолепное шоссе в глухом лесу, вдали от населенных мест! С удивлением все смотрели по сторонам. Чудеса! Вдоль шоссе тянулись роскошные виллы, на балконах стояли люди, приветствовали нас, некоторые даже бежали к нам навстречу с котелками и мисками в руках; донесся запах пищи.