Юмористические рассказы об актёрах, о любви и глупости
Шрифт:
– Обойдёмся!
– отрезал Пустовидов.
После этого инцидента директор неделю ходил с пластырем на лбу и с загримированным глазом. Опять же злые языки разнесли слух, что директор пострадал от рыжей флейтистки, потому что распустил руки. Кто-то говорил, директор сам себе поставил фингал и заплатил Пирожниковой, чтобы она специально пустила слух, будто бы спит с ним, мол, назло старой и некрасивой жене. Кто-то говорил, что он был замешан в гомосексуальных связях и теперь доказывал всем, какой он супермачо, как девицы не дают ему прохода. Кто-то говорил, что у директора приключилась эпилепсия от эйфории, когда он вдруг увидел юное тело после дряблого тела жены. В общем, сами понимаете, отделить правду от вранья здесь было бы не под силу даже ясновидящей Ванге.
Лерочка вдруг заметила, что коллеги стали реже с ней общаться, мужчины просто раскланивались на репетициях, а женщины натянуто улыбались или ехидно щурились. Зато секретарша Викуся вдруг
– Викуся, ты там одна или с кем?
– позвонил он как-то из кабинета.
– Или с кем, - промурлыкала секретарша.
– Мы с Лерочкой пьём чай с вашими конфетами.
– Замечательно. Тогда ко мне. Обе, - приказал директор.
С тех пор они стали пить чай только с коньяком и только с директором.
Опять же если сейчас просто вспомнить про злые языки, это значит, не сказать ничего. Вы только представьте, до каких гигантских масштабов может дойти человеческая фантазия, когда она описывает двух симпатичных девушек и взрослого мужчину в запертом кабинете, а если об этом фантазируют творческие люди, то уже трудно понять, где реальная история, а где эротические эпизоды из фильмов Тинто Брасса. Честно говоря, даже противно об этом говорить!.. Эти злые языки дошипелись до жены Эдуарда Баяновича, а так как половина крови в её жилах была грузинской, Ламара Зурабовна взрывалась, как триста тонн тротила! И вот однажды её орлиный профиль возник в приёмной директора как раз в тот самый момент, когда за закрытыми дверями разливался звонкий девичий смех. Ламара Зурабовна тут же представила будоражащую картину: муж расстёгивает молнию на одной из потаскушек, другую негодницу щекочет своими холёными пальчиками, третья девица карябает его длиннющими ногтями, а четвёртая уже облокотилась на диван и меланхолично подмигивает ему, как дурацкая скалярия из аквариума, - вся совершенно голая!.. Женщина богатырским движением смахнула со стола факс, который тяжко грохнул об дверь. Из кабинета выскочил взъерошенный Пустовидов с пролитым кофе на брюках. Девушки, перепачканные шоколадом, спрятались за шкаф, толкая друг друга и чертыхаясь.
– Вот это вот, - воскликнула Ламара Зурабовна, поднимая коробку конфет, - было последним звеном в нашей цепи несчастий!
– она швырнула в сторону девушек коробку и вышла с гордо поднятым носом.
Вы наивно полагаете, что после этого скандала весь коллектив отвернулся от Лерочки. Напротив. Теперь каждый старался потрепать её по плечу или рассказать что-нибудь весёлое. Маленький коренастый баянист без возраста Коль Колич завалил её анекдотами на пикантные темы. А вот секретарша Викуся куда-то испарилась, говорили, будто Эдуард Баянович выбил ей блатное место в городской мэрии. Впрочем, это не главное. А главное то, что директор перестал запираться в кабинете, иногда заглядывал в репетиционный зал, а вскорости выделил денег на покупку новых барабанов и танцевальных юбок. Трудно утверждать, что Эдуард Баянович Пустовидов вдруг полюбил музыку или разлюбил своих флегматичных скалярий. Вообще пробиться к нему в душу было так же невозможно, как космическому кораблю попасть внутрь «чёрной дыры». Да, злые языки дали ему кличку «пустой» или «сквозняк», да, говорили, будто у него нет души, но это полная ерунда; Эдуард Баянович был полон внутренней доброты, как кувшин мёдом, он просто не знал, кому её отдать. За то небольшое добро, которое он делал, люди платили чёрной неблагодарностью. Вот и сейчас вместо того, чтобы поблагодарить директора за новенькие барабаны, дирижёр нервно захрустел пальцами и начал жевать свои усы: «Честно говоря, у меня со струнными беда… Барабаны?.. Барабаны, вон, лучше детям отдать». Юбки танцовщицам тоже чем-то не понравились, но Эдуард Баянович решил больше не замыкаться в себе и сделал широкий жест от чистого сердца: он устроил фуршет в честь какого-то юбилея и пригласил всех работников филармонии. За белые столы с пластиковыми стаканчиками и водкой, которые вытянулись вдоль всего мраморного фойе, пришло несколько старушек из гардероба, две уборщицы, три пожилых вахтёра и пьяный электрик. Даже Лерочка стыдливо топталась на балконе и не решалась спуститься к столу. Эдуард Баянович искривил лицо, будто съел что-то кислое, и покачал головой.
Говорят, будто бы он отомстил и понизил премию всему коллективу за месяц, но это абсолютная чушь. Сплетни! Если бы он был таким мстительным и никчёмным человеком, его бы не забрали на повышение, которое случилось буквально через месяц. А если взять удручающее обстоятельство, что его жена Ламара Зурабовна ходила жаловаться на него к самому главе, что несколько кляуз
от коллектива было отправлено аж в министерство, то выходит, повышение это было божьим спасением за долгие мучения и страдания. Выходит, Эдуард Баянович его чем-то заслужил!..Говорили, что среди чиновников Эдуард Баянович просто расцвёл и доброта его лилась через край! Ламара Зурабовна тоже успокоилась, так как теперь певички и танцовщицы остались в ненавистной ей филармонии. Все работники филармонии перекрестились и глубоко вздохнули, и только одна Лерочка Пирожникова не могла понять, добрый или злой был человек Эдуард Баянович Пустовидов и зачем он кормил её конфетами и давал денег, ведь между ними ничего не было. Ответ знала только одна Викуся, но она молчала, как рыба, пойманная на крючок.
Маленькая стерва
(Из жизни провинциальной актрисы)
В театре актрису Сонечку Подрезкину считали стервой. Отчего так случилось, все уже забыли, но мнение осталось. Старый театральный парикмахер Самсон припоминал, будто лет десять назад Сонечка во время репетиции укусила заезжего премьера за то, что тот поцеловал её прямо в губы. «Другая бы радовалась, - качал головой Самсон, - а эта!..» Кто-то говорил, что у неё абсолютно стервозный подбородок в виде такой длинной пимпочки. Кто-то рассказывал, как она отбрила вахтёра, который спросил, зачем она пришла в выходные: «Потому что я люблю театр и хочу быть с ним всегда!» - заявила она, высокомерно задрав нос. Слухов было много.
Внешность у Сонечки была обманчивой, и это всех ещё больше настораживало и отпугивало, с первого взгляда этакая маленькая девочка с пухлыми губами и голубыми глазами, как говорится, повесь ей на голову большой капроновый бант и - перед вами школьница. Правда, у этой «школьницы» дочь училась в восьмом классе и ростом уже обогнала свою мать. В общем, Сонечка была травести и большей частью прыгала в сказках: то зайчиком, то мышонком, то ещё какой-нибудь козявкой.
Уборщица Капа, глядя, как Сонечка на очередной репетиции прыгала рыжей обезьянкой, громко цокая языком и вереща, как это делают мартышки, сокрушённо покачала головой и сказала:
– Господя, бабе уже сорок лет, а она всё трещит да скачет. Не приведи бог такую жисть!
– Капа перекрестилась и пошла в фойе, что-то бормоча под нос.
Кстати, некоторые считали, что Подрезкина и стала-то стервой благодаря такой вот горемычной жизни, хотя сама она убеждала всех, что играть в сказках ей нравится, мол, она любит деток и «готова для них скакать по сцене хоть до ста лет».
– Это полная чушь, - говорила заслуженная актриса Горчишникова, поправляя на голове жестяную корону, - я собственноручно видела, как Подрезкина просто рыдала, просто умоляла дать ей роль в чеховской «Чайке». Говорит, дайте мне хоть раз в жизни сыграть что-нибудь серьёзное, что-нибудь величественное!
– А что главный?
– спросил премьер Халкидаев, обтачивая пилочкой свои холёные ногти и изредка бросая на себя взгляды в зеркало.
Лена Горчишникова вскинула брови, огляделась по сторонам, будто за ними кто-то следил и произнесла:
– А главный ей сказал, я, говорит, вас нигде не вижу! Я, говорит, не могу себе позволить, чтобы у меня в классике кнопки бегали.
– Господи, и что она везде лезет?!
– актёр Халкидаев сунул пилочку в карман и провёл рукой по подбородку.
– Дала тебе судьба от горшка два вершка, так сиди и помалкивай. Нет - она будет в глаза лезть, будет на мозги капать!..
– Я же говорю, - подвела итог Горчишникова, - маленькая обаятельная, но стерва!
Ради объективности надо сказать, что встреча Подрезкиной с главным режиссёром, действительно, была, но происходила она несколько в другой форме. Главный режиссёр Кусай Дугуевич говорил, что в его жилах течёт кровь персидских жрецов, поэтому считал себя прозорливым человеком, он всегда прищуривал левый глаз во время разговора и качал головой, отчего собеседнику становилось не по себе, собеседник начинал путаться и, в конце концов, конфузливо умолкал с одной мыслью: «Вот чёрт, насквозь видит!» Кусай Дугуевич держал паузу как можно дольше: чесал себе лысину, хрустел пальцами, вздыхал, мычал, тёр лоб - в общем, собеседник уже забывал о своей просьбе и думал только об одном, как бы поскорее улизнуть из кабинета. В этот раз было примерно так же: Сонечка, путаясь и теребя конфетный фантик, говорила, что она очень хорошая актриса, что когда-то её приглашали играть в столицу, но из любви к родному городу она отказалась это сделать, что у неё растёт дочь и берёт с неё пример… Со стороны смотрелось, будто школьница оправдывается за полученную двойку перед строгим отцом. Кусай Дугуевич, слушая Сонечку, выстраивал брови домиком, вытягивал их по горизонтали, сводил в одну линию, нависал одну бровь над другой - в общем, устроил на лице высший акробатический пилотаж, отчего у Сонечки в груди всё сжалось и похолодело. «Какая же я дура!
– мысли отчаянно носились в голове актрисы.
– Ну вот, теперь точно обиделся!.. Ах, что я наделала!.. Надо попросить прощения и заплакать!.. Ох, дура!»