Юмористический журнал «Сатирикон 18+» № 1, 2024
Шрифт:
– А может, и поэма, – подхватил шустрый Татарин.
Борису уже самому интересно стало, какие новые мысли появятся о поэте. Не зря ведь мать книжонку подсунула.
– Значит, так, – издалека начал тракторист, – американец когда падал, попал к нам на весеннюю пашню, в аккурат ёб…ся в самую жижу.
– Какой американец?
– Ну тот, с самолёта, который ракетой наши зае…шили… Я из Поварни возле Свердловска, после дембеля гулял две недели, тут Первое мая, ещё повод, так мы всей компанией и побежали к нему на парашют разноцветный…
–
– Ну да, вроде… Помню, он как толпу нашу увидел, так снова на жопу сел и пистолет в грязь выкинул. А мы без понятия были: думали, наш налетался…
– А Маяковский при чём?
– Ну… как при чём, он это… про человека и самолёт стих написал… – (Пауза.) – Вроде, – уже менее уверенно добавил тракторист.
– Эх ты, грамотей, – Борис вернулся на свой топчан и убрал бутылку, – твой Пауэрс ещё сперматозоидом был, когда Маяковский застрелился.
Но конкурс на этом не закончился. С той половины ещё подошёл более взрослый топик Николай. Он положил на стол истёртое письмо. Все знали его грузинскую жену Изольду Ноевну и сына – семиклассника Славу.
– Вот, Боря, с Маяковским напрямую связано, – Николай был в бригаде самым грамотным, на Большой земле он работал учителем.
– Так ты сам прочитай. От кого письмо?
– От Изольды, – грустно сообщил бывший учитель, – пишет про Славку.
– И чего там? Про Маяковского?
– Давай я своими словами расскажу, Изольда тут всё слезами залила…
В школе показали открытку и предложили написать по ней сочинение. На открытке пионеры сидели у костра в лесу. Славик, мальчик своеобразный, поставил не как другие эпиграф «Взвейтесь кострами, синие ночи…», а нашёл где-то у Маяковского: «Пете некогда гулять. С час поковыряв в носу, спит в двенадцатом часу. Дрянь и Петя и родители: общий вид их отвратителен».
Видимо, не выпустив таким образом до конца пар плохого настроения, Славик предложил неожиданное развитие сюжета. По дороге к месту, обозначенному на открытке, не обошлось без жертв. Пытливый автор в подробностях изложил утопление части пионеров в болоте и загрызание другой части дикими зверями. Но и оставшиеся у костра недолго пели свои пионерские песни: упавшим деревом всех их придавило насовсем.
Борис подвёл итоги чрезвычайно творческого конкурса по Маяковскому. Он достал снова свою бутылку, подумал и извлёк из рюкзака вторую, теперь вправду последнюю, и обе выставил на стол, покрытый ватманом.
Первый и единственный тост шесть человек выпили за пролетарского поэта.
Сергей Гордеин
На память
Почти весь день Толик косил траву у бабы Маши. Триммер работал исправно, но визжал как недорезанный кабан, особенно когда приходилось срезать не только высокую и жёсткую траву, но и засохшие кусты смородины или крыжовника. Голова от него отдыхала, когда заправлял его бензином.
Скосил не только во дворе и за двором, но и вдоль и поперёк огорода. У дороги, ведущей от трассы к её дому, тоже скосил – вдруг приедут к ней гости или, не дай бог, скорая помощь. Пусть у бабушки вокруг и около будет полный порядок.
Конечно, Толик устал. И плечо от ремня побаливало. Но это была ерунда. Главное было помочь бабульке и, что греха таить, малость подкалымить. Всё дорожает, и лишней копейки
теперь не бывает.– Ну вот вроде и всё, баб Маш, – весело сказал Толик. – Принимай работу.
– Спасибо, сыночек. Слава те, Господи, – перекрестилась старушка, – вот и хорошо, вот и умничка. Сколь я должна?
– Два рубля, – просто сказал Толик – Не дорого?
– Что ты, что ты, – засуетилась старуха, – я сейчас, сейчас…
Она достала из кармана фартука старенький кошелёк и, высыпав на ладонь всю мелочь, протянула ему пятирублёвую монету.
– А сдачей не надобно. Пусть тебе. Вон сколько сделал!
Толик подумал и, широко улыбнувшись, взял монету.
– На память, – сказал он.
Секрет
Три друга любили в выходной день за бутылочкой вина поговорить о смысле жизни.
Один считал, что главное – это хорошая жена. Второй уверял, что важнее всего – иметь свой собственный дом. Третий же утверждал, что ценнее дружбы нет ничего. Но в одном они были согласны – в скоротечности бытия.
– Вот умру и больше никогда не увижу своей жены, – грустно улыбнулся один.
– А я не переступлю порог своего дома, – задумчиво сказал другой.
– А я не увижу вас, – вздохнул третий.
В их городке жил один старый дед.
– Ему уже сто лет, а он всё живёт и живёт. Даже, говорят, выпить не дурак. Видать, знает какой-то секрет долголетия.
Пришли к нему.
– Принимай, дед, гостей!
– Да поведай нам, как это ты умудряешься столько лет небо коптить?
– Небось, знаешь какой-то секрет, а? – шутили друзья, ставя на стол угощение. – Рад гостям-то?
– Отчего же не радоваться, коль гости хорошие, – суетился дед, довольно поглядывая на бутылку коньяка и расставляя стаканы.
Выпили, закусили.
– А хозяйки нет?
– Так померла.
– Болела?
– Так был у нас дом, хороший дом, крепкий, из дуба! Так сгорел.
– Как сгорел?
– Дотла, – дед смачно закусывал, – со всем добром. Ну сгорел, думаю, и чёрт с ним. А жена не сдюжила, померла, дура. Ну померла, думаю, и чёрт с ней.
Друзья переглянулись. Что-то старик им не понравился.
– Да у тебя друзья-то хоть есть?
– Был друг, – вздохнул дед, – так помер. От водки. Да чёрт с ним! – он крякнул и потянулся к бутылке. – Помянем его грешного.
А вскоре он начал клевать носом. Друзья обиженно ушли, решив, что старик напился специально, чтобы не выдать им секрет долголетия.
Сергей Гороховир
«В том измерении…»