Юмористический журнал «Сатирикон 18+» № 1, 2024

«Грёзы винного подвала…»

Грёзы винного подвалаЗабегаловки пивнойВознесут на пьедесталыРазольют в душе покойРазговорами полечатАнекдотом развлекутДракой рожу искалечатПодремать под стол толкнут

«Мне немного остаётся…»

Мне немного остаётсяпутешествовать по светуЭта доля старикашкамотпускается с запретомспотыкаться, волноватьсянапиваться и шалить…Но так хочется, ребятапо планете побродить!Повидать друзей старинныхПовстречать девиц невинныхПосвятить им пару строкне создав переполохНасмотреться всяких всячинПозабыв про неудачинасмеяться от душикак умеют малыши…

Ирина Дронова

Если бы дядюшка Онегина был греком…

Предисловие

Стихи были написаны к заседанию Литературного клуба в Греции на тему «Алкоголь в литературе». Послать Онегина к греческому дядюшке не было моей прихотью – сам Пушкин намекнул на это, зацепив строчкой с «волею Зевеса». К тому же Пушкин, как известно, сам любил если не Грецию, так гречанок, по крайней мере – одну точно. Так что без обид, да, Александр Сергеевич?

* * *

«Мой дядя – был он чистым греком…Когда не в шутку занемог, пил узо, тсипуро с цурекомИ лучше выдумать не мог!Досадно то, что пил он многоИ, вздумав резко помирать,Блеснув коварством и притворством,Призвал подушки поправлять!» —Так думал молодой повеса,На миг о радостях забыв,Всевышней волею ЗевесаНаследник всех своих родных.Он знал: Talon ему не светит,Не будет пробок в потолокОт вин кометы и иных —Таких привычных и родных.И точно. В дядюшкином шкафеНашёл наливок только стройИ с горя выпить наш геройХотел всё это, но одноПредпочитал сему бордоИ, захватив с собой «Моет»,Подумал – с этим проживёт!В недоуменьи свет элладский:«Сосед наш неуч; сумасбродит;Он фармазон; он пьёт одноСтаканом красное вино!Водой, как наши, не разводитИ с нами дружбу не заводит».То был почти что приговор.Но вот накрыт в таверне столИ все вокруг приглашены,Причуды Жене прощены.Едят барашка, кофий пьют,Не знают даже слова «брют».Несут игристое вино.«Не из Шампани ли оно?» —Ехидно спрашивал ЕвгенийИ полагал, что он-то генийПо части ставить всех в тупик —К другому он и не привык.Но тут гречанка молодаяСвоей изящною рукойДаёт ему напиток мутный —Какой-то странный, колдовской.Евгений глаз с него не сводитИ усмехаясь говорит:«Меня ничто уж не заводит!Иди и ты, моя Лилит!»Однако узо выпивает,Назло себе или толпе,И как-то сразу забывает«Вдову Клико» и каберне.Прошла печаль, не ранят слёзыСтоличных дев и чьих-то жён,Теперь Онегин озадачен,Что дома пить-то будет он?

Александр Евтюшкин

Автор и муза

То ли во второй бутылке шампанского пробка оказалась чуть больше стандартной, то ли он охладил бутыль сильнее, чем обычно. Так или иначе, пробка застряла, и её не удавалось ни сдвинуть, ни прокрутить – ни пальцами, ни при помощи махрового полотенца.

Пока автор ходил за плоскогубцами, бутылка, видимо, прогрелась, и, как только удалось вытащить пробку, шампанское – добрая каталонская кава – полезло пенной струёй наружу, как он ни старался дуть поперёк горлышка и даже прижать его ладонью. Последнее было вовсе бесполезно, что он знал давно, и только ухудшило ситуацию: пузырящаяся жидкость залила стол и принялась растекаться, шипя и брызгаясь.

Пришлось прежде всего убрать со стола ноутбук, а потом автор надрал из пакета салфеток и занялся осушением незапланированного болота.

Муза, мокрая насквозь, с трудом вылезла из лужи и принялась отряхиваться. Автор сходил за бумажным полотенцем, оторвал от рулона изрядный кусок и протянул ей. Такого презрительного взгляда он не удостаивался даже от уличных кошек.

Тем не менее крошечная девица со стрекозиными крыльями в первом приближении обтёрлась и брезгливо кинула комок пористой бумаги на стол.

– Нормально? – осторожно спросил автор.

– Липнет всё, – пожаловалась муза. – Ты бы на водку, что ли, перешёл, а то эти вина…

«Обижает, – подумал он. – Я только брют пью, чему там липнуть?»

Вслух же сказал:

– У меня влажные салфетки есть. И минералка. Дать?

Муза подумала и потребовала три влажные салфетки. Протёрла первой лицо, руки и ножки, а второй тщательно очистила крылышки.

Третья салфетка пошла на приведение в порядок лиры.

– Ты сегодня надолго? – поинтересовался автор.

Муза поискала глазами часы. Когда-то, на второй или третий её визит, пришлось их купить и повесить на стену, так как капризная крошка не признавала цифровые дисплеи.

– Максимум через двадцать пять минут улечу, – ответила она неприязненно. – Сам виноват: мне сушиться вон сколько времени пришлось.

– Ну ты же раньше на несколько часов оставалась, а иногда и до утра? – обиженно спросил автор.

– Раньше ты меня сразу выпускал и не поливал этой дрянью.

Конец ознакомительного фрагмента.