Юность крейсера

Но Елене сейчас были не интересны женские секреты, и она перевела разговор на то, что ее больше всего волновало:

– А как ты упросишь мужа оставить Каневского в столице?

– Скажу ему, что мичман – твой племянник, и все.

– А Анатолий Сергеевич ничего не заподозрит?

– Если у него возникнут подозрения, то скорей всего ко мне, а я к ним давно уже отношусь равнодушно.

Графине Паленой было не совсем уж безразлична ревность мужа, но за годы совместной жизни она так научилась управлять ей, что извлекала из рогов адмирала одну только пользу. Желание помочь Елене тоже проснулось в Анне не бескорыстно: если мичман будет рядом с подругой, то та больше не будет читать нравоучения и строить из себя невинность.

Обнадеженная мадам Клод расцеловалась на прощание с Анной, пообещав почаще навещать ее и, воспользовавшись экипажем графини, отправилась домой. Все мысли Елены были о будущей встрече с Алексеем, в глазах светился радостный огонек. Она и не предполагала, что он может находиться всего в нескольких десятках метров от нее. И если бы судьбе заблагорассудилось, они могли столкнуться друг с другом уже сегодня. Но фатум, улыбнувшись загадочной улыбкой, повернулся к ним спиной.

В это время Каневской выходил из гостиницы на Невский проспект, по которому только что пронесся экипаж с Еленой Васильевной. Мичман мучился жуткой головной болью, но был полон решимости прервать отпуск и немедленно отправиться на броненосец.

Вчера после встречи с Леночкой Клод он в расстройстве чувств зашел в ресторан. Алексей не желал ни с кем общаться, но как назло к нему за столик подсели армейские офицеры. И изрядно выпивший мичман принялся жаловаться им на невезение в любви. Потом он рассорился с ними чуть ли не до драки, не сойдясь во мнении на стратегию ведения войны. Унимая скандал, половые под руки отвели Алексея в гостиничный номер. Каневского душила обида на весь белый свет, и он, едва двигая пером, написал прощальное письмо Елене Васильевне.

Сегодня Алексей вспоминал вчерашний день, и ему было неловко перед самим собой: «Как вчера я мог раскрывать душу и кому?! Серым армейским офицерам! И писать плаксивые письма женщине, отвергшей мою любовь. Позор! На свете есть вещи поважней любви. Да лучше умереть под японскими снарядами, чем страдать от любви как паршивый студент!»

Каневской с веселой злостью смотрел на громады броненосцев, столпившихся на рейде Кронштадта.

«Вот она – сила России, которая победит всех на свете!»

Разорванное мичманом в мелкие клочки письмо к Леночке Клод поплыло по волнам Финского залива.

Катер прижался к борту броненосца «Ослябя». Поднявшись по трапу, Каневской отдал честь вахтенному офицеру.

– Как погулял в отпуске, Алеша?

– Отлично, – не останавливаясь, ответил мичман.

В голове Алексея вертелась уже ставшая за сегодняшний день навязчивой идея: «Скорее на войну!»

Зайдя в свою каюту, он быстро написал рапорт о переводе на Дальний Восток. Поднявшись на мостик и отдав честь, Каневской протянул рапорт капитану броненосца.

– Вы уже из отпуска, Алексей Петрович, вот и славно, – как бы пробуждаясь от сна, произнес капитан первого ранга Бэр. Прочитав бумагу, поданную мичманом, он поднял на него хмурый взгляд. – Куда это вы собрались? После неудачной попытки двадцать восьмого июля прорваться во Владивосток Первая эскадра заперта в Порт-Артурской «луже». Владивостокские крейсера после боя в Корейском проливе второго августа и потери в нем крейсера «Рюрик» тоже надолго встали у пирса. Так что главный бой и прорыв блокады Порт-Артура ляжет на плечи нашей эскадры. А списываться с корабля перед походом я считаю бегством от войны.

Рапорт в руках капитана первого ранга превратился в обрывки. Стоявший на вытяжку мичман покраснел от смущения. Находясь в деревне, он читал сообщения телеграфных агентств о ходе боевых действий, но для него в то время важнее были личные переживания. Резкие слова капитана спустили молодого офицера с небес на землю.

– Не беспокойтесь, Алексей Петрович, повоевать нам придется и довольно скоро, – смягчил тон Бэр. – Через два дня броненосец уходит в Ревель, там в течение нескольких недель соберутся корабли, готовые к походу, – он немного помолчал, рассматривая крепкую фигуру мичмана. – Теперь о главном: наш броненосец избран контр-адмиралом Фелькерзамом в качестве второго флагмана. Порядок во всем должен соблюдаться пуще прежнего. И еще, Алексей Петрович, вам, как командиру батареи мелкокалиберной артиллерии, необходимо повысить подготовку по отражению минных атак. Есть данные, что во время похода на эскадру могут напасть японские миноносцы.

Круто развернувшись, Каневской покинул мостик и отправился к батарее сорокасемимиллиметровых орудий.

– Здравия желаем, ваше благородие! – хором встретили мичмана матросы.

– Здорово, черти полосатые! – приветствовал их офицер. – Что, совсем без меня распустились, орудия даже не чищены? – проведя платком внутри ствола, хмуро заметил Алексей. На платке серело лишь несколько соринок, но он накинулся на квартирмейстера. – Выгайло, почему за порядком не следишь? Чтобы через полчаса все блестело!

– Есть, ваше благородие, – вытянулся квартирмейстер.

– И еще, ежедневные тренировки по отражению минных атак, через три дня проверю, не дай Бог, не уложитесь по времени, всех сгною под винтовкой.

Сорвав зло на матросне за испытанный стыд перед капитаном, Каневской с чувством выполненного долга направился в Кают-компанию.

– И угораздило же наш броненосец опять ходить под адмиральским флагом. Офицеры снова землю носом рыть будут, выслуживаясь перед начальством, – тоскливо вымолвил наводчик Петров, драя банником ствол орудия.

– Благодари Бога, что «Ослябю» не облюбовал адмирал Рожественский. Фелькерзам по сравнению с ним – божий одуванчик. Сидит себе в каюте да винцо потягивает, а не зубы кулаком матросам считает, – ободрил наводчика квартирмейстер.

Графская чета Паленых собиралась на бал в великокняжеский дворец. У адмирала было прекрасное расположение духа. Граф предвкушал уже, что Анна Николаевна отправится танцевать, а он усядется в буфете за дальний столик с кем-нибудь из старых сослуживцев, где, хорошенько нализавшись коньяка, можно будет с упоением предаться воспоминаниям о былой службе при покойных императорах Александре Николаевиче и Александре Александровиче, ругая все нововведения нынешнего царствования.

– Послушай, кисик, – прервал голос жены благие мысли графа Анатолия, – сегодня утром к нам заходила Леночка Клод и просила за своего племянника, мичмана с броненосца «Ослябя». Он единственный сын у ее тетушки и сейчас собирается в поход на Дальний Восток. Нельзя ли его оставить при штабе или адмиралтействе в Петербурге?

Хорошее настроение адмирала начало улетучиваться.

– Милочка, вакантных мест сейчас нет, и не предвидится, тем более для мичманов.

– Так возьми и быстренько продвинь его производство в лейтенанты.