Юность Куинджи
Шрифт:
Архипа удивила неожиданная доброта брата и ласковость его жены в последнее время. Золовка сшила ему холщовую сумку, а Спиридон самолично положил в нее две купленные тетрадки и грифельную доску с карандашом.
— От меня гостинец, — сказал он. — Старайся, брат. Грамотному легче в жизни.
В сентябрьское, по–летнему теплое утро жена Спиридона подала Архипу выстиранные накануне и выглажен–ные клетчатые штаны, красную рубаху и черный жилет, расшитый зелеными и синими крестиками на груди. Парнишка смутился, взглянул исподлобья на свою чистую одежду и неторопливо оделся.
На деревянном,
За порогом низкой хаты золовка поправила на Архипе холщовую сумку и тихо проговорила:
— Ну, с богом.
По своей улице он шел степенно, чуть покачиваясь на коротких ногах в кожаных чувяках. Спустился в лощину, отделявшую Карасевку от города, и с присвистом кинулся бежать по узкой тропе, пробитой среди пожухлой травы. Легкая сумка болталась за спиной, расстегнутый жилет и рубаха навыпуск топорщились парусом. Архипа словно подгоняла мысль о том, что в школе будут учить рисовать. А ради этого парнишка готов был мчаться хоть на край света.
Тропинка вывела Архипа на окраинную улицу Мариуполя. Дома здесь стояли вразнобой. Облезлые, с маленькими окошечками, они, как и в Карасевке, были покрыты красной полукруглой черепицей. Неровная длинная улица отлого подымалась вверх к центру города.
Впереди Архип увидел группку ребят, видимо, тоже направлявшихся в школу. Мимо него прошмыгнул мальчишка в белой рубашке и зеленом картузе. Он догнал друзей и что-то им сказал, показывая рукой в сторону Архипа. Ребята остановились и стали поджидать его.
Их было пятеро, они стояли на противоположной стороне канавы, пересекавшей улицу. Верховодил ими рыжеволосый веснушчатый парнишка Лет двенадцати. Он и обратился к Архипу:
— Эй, ты! Чего забрался на нашу улицу?
— Еще чего! — отозвался спокойно Куинджи.
— А ничего! Зачем трогаешь наших? Моего брата и Ваньку Карася побил.
— Я видел! — вдруг радостно выкрикнул худой нескладный мальчишка. — Ну и здорово дал им!
— Пусть не мучают кошек и собак, — сказал глухо Архип. — Им тоже больно, как и людям.
— Его правда! — снова крикнул худенький мальчишка. — Грех обижать всяких тварей. В божиим писании так сказано.
— Не тварей, а животных и птиц. Если увижу мучителей, эт-то… Кулаки у меня сильные, — сказал Куинджи и легко перепрыгнул через канаву. Ребята шарахнулись в разные стороны. — Да не бойтесь. Лучше давайте дружить.
В это время на Марии–Магдалиновской церкви ударили в колокола.
— К заутрене звонят, — испуганно проговорил рыжий, стянул с головы картуз и перекрестился.
Осенили себя крестом и остальные. Худой мальчишка подошел к Архипу. Глядя на него доверчивыми синими глазами, сказал:
— Ты сильный. Мне нравятся сильные. А я вот ведра воды не могу поднять. Смеются надо мной.
— Ну и зря.
— Не ем гарбузячую кашу, оттого и такой.
— Эт-то, ты ешь.
— Не люблю. Она на медузы похожа.
— Кирьян выдумщик, — вмешался в разговор рыжий. — Как соврет что-нибудь! Ты его не слушай. Как тебя зовут?
— Архипом.
— А я — Гришка Каракаш. Ты тоже в школу?
— Как видишь.
— Теперь вместе будем! —
опять выкрикнул Кирьян. — Сядешь со мной на парту.— Как учитель решит, — ответил Архип.
Мариупольское–Александровское двухклассное приходское училище горожане называли школой. Оно было открыто в честь императора Александра I в доме греческого суда: в июне 1818 года здесь останавливался самодержец всея Руси, когда ехал из Таганрога через Мариуполь в Крым. Три года спустя училище перевели в нынешнее здание — одноэтажный дом с двумя большими комнатами для полусотни учеников, с небольшим директорским кабинетом, учительской, служившей одновременно и библиотекой, в которой было 105 книг шестидесяти шести названий.
На невысоком крыльце училища ребят встречали смотритель купец Константин Григорьевич Попов, старший учитель Семен Степанович Косогубов, законоучитель священник Харлампиевской церкви Илия Юрьевич Юрьев и учитель Федор Федорович Серафимский. Они стояли по обе стороны открытой двери, чопорные и торжественные. Длинный и тощий отец Илия держал в руках массивный крест, прижав его к животу. Тучный и бородатый Попов в начищенных до зеркального блеска сапогах–бутылках переминался с ноги на ногу. Серафимский в клетчатом костюме безразлично глядел поверх голов проходивших мимо мальчиков. Приземистый и широкоплечий Косогубов с коротко подстриженными черными усами во всю губу отвечал на приветствия учеников наклоном лысеющей головы.
Стеснительный Архип нерешительно, боком пошел за Кирьяном, бросая исподлобья настороженный взгляд на незнакомых людей у двери. Кирьян громко поздоровался с учителями. Что-то невнятное пробурчал Куинджи. В коридоре он огляделся. Высокие потолки и большие окна показались неправдоподобными. В хате Спиридона в окошки вставлена слюда, свет сквозь нее пробивается желтый, безжизненный.
— Ты чего остановился? — спросил Кирьян, дергая Архипа за жилетку, — Давай скорее! Все парты займут!
В классной комнате к Куинджи подошел Каракаш и потянул за собою.
— Давай сюда. У окна все видно будет, — сказал он.
— Зачем перехватываешь? — выкрикнул Кирьян. — Так нечестно! Я первый загадал на него!
Он, как тощий длинноногий петушок, встал между Архипом и Гришей, поворачивая голову то к одному, то к другому и громко повторяя:
— Я первый! Я первый!
Куинджи стоял спиной к двери и не увидел, как в класс вошел Косогубов. Ребята вмиг затихли, и только Кирьян в азарте выкрикивал:
— Я первый! Я первый!
— Что у вас? — спросил Семен Степанович, подходя к ученикам. Каракаша и Кирьяна как ветром сдуло. Они сели за одну парту.
Архип повернулся на голос учителя и насупился.
— Садись и ты, — предложил тот. Потом сощурился, будто хотел получше разглядеть парнишку, и спросил: — Не ты ли работал у господина Чабаненко? Я вроде бы видел тебя у него.
— Работал, — глухо отозвался Куинджи.
Косогубов едва заметно улыбнулся и еще пристальней посмотрел на коренастого, твердо стоявшего на ногах Архипа с чуть наклоненной курчавой головой.
— Господин Чабаненко рассказывал о тебе, — вновь заговорил учитель, — Буду рад поближе познакомиться. Садись на вторую парту. Садись…