Юность разбойника
Шрифт:
И он исчез из глаз, перепрыгнув через забор.
За забором его ждал Палё — в ужасе и тревоге. Хвостик сидел рядом с ним.
— Прыгаешь, как дикий, — сказал Палё. — Я такого еще не видывал. А она нас в будке подкарауливала, старая карга! Надо спасаться.
Мальчики шмыгнули в кусты, собрали овец и коз. Хвостик сразу понял, что надо делать: он продирался сквозь кусты, лаял, сгонял стадо.
Двинулись дальше в гору.
Когда миновали Загробы, местность пошла ровнее. Здесь лежали поля под паром, отделенные друг от друга стеной высоких кустов.
— Тут пасти нельзя, — сказал
Миновав пары, свернули на восток и приблизились к Студеной яме. Трава на каменистой почве росла скудная, овцы блеяли, разбегались, пастись не хотели. Солнце припекало, раскаленный воздух дрожал, колыхался над землей.
— Загоним овец к водопойным колодам, — предложил Палё. — Напьются и лягут. А мы тогда сбегаем к пастушьей хижине.
Овцы зачуяли воду, побежали в ложбину, к водопою. Опустив морды в воду, пили долго, не отрываясь. Козы мочили в колодах свои бородки, втягивали воду, делали большие глотки.
Потом стадо спустилось на дно ложбины, под тень ольх. Овцы опустили головы, сбились в кучу. Козы разлеглись поодиночке на расстоянии шага друг от друга; пережевывали жвачку, потряхивали бородками, сонно моргали.
— Пастушья хижина вон в той стороне, — показал Палё Стеранка. — Там бачуют[12] мой собственный дядя, а они меня любят. Пойдем! Дядя нам жинчицы дадут.
Хвостика привязали к колоде кнутом Палё так, чтоб он мог и в холодке полежать и воды попить, если захочет. А к пастушьей хижине ему нельзя: перегрызется с тамошними собаками.
Палё еще раз окинул взглядом свое стадо и повел Ергуша из Студеной ямы.
Пастбища за Студеной ямой уже не принадлежали деревне. Они были собственностью богатого барина из города, у которого много овец и много кошар в разных местах. Трава здесь росла густая, и в темной зелени заметны были большие светлые квадраты в тех местах, где раньше были кошары.
На поляне, под высокими кленами, стояла пастушья хижина, рядом с ней большой загон для овец — кошара.
— Овцы сейчас в кошаре: полдень, — сказал Палё Стеранка.
Выскочили собаки — три больших, лохматых пастушьих пса. С лаем бросились они навстречу мальчикам. Палё стал подзывать их по именам, ударяя себя по колену.
— Стань сзади меня, — сказал он Ергушу, — не то Моргош тебя схватит. Он злой — страсть.
Но Ергуш посмотрел на собак и залаял странным, прерывистым, горловым лаем. И случилось неожиданное: шерсть у собак на загривках взъерошилась, а сами они завыли жалобно, будто им угрожала смертельная опасность. Поджали они хвосты и наперегонки бросились обратно, к хижине. Когда же к хижине приблизились Ергуш и Палё, собаки убежали дальше, в поле.
— Что ты им сказал? — с таинственным видом спросил Палё. — Ты, оказывается, умеешь разговаривать по-собачьи; это не шутка!
Ергуш молчал, улыбался.
Из хижины вышел бача, брат отца Палё, дядя Стеранка. Это был здоровяк с черными усиками, щеки — как розы. Лицо улыбающееся, приветливое.
— Заходи, племяш, — сказал он. — Давненько ты не бывал.
— А это мой лучший товарищ, — представил Палё Ергуша, положив ему руку на плечо.
— Садитесь в холодок. — И бача провел их в хижину.
Набрал ковшом жинчицы, подал ребятам,
стал смотреть, как пьют. Нравилось ему, с какой жадностью они это делают.— Может, еще налить?
— Спасибо, хватит.
Мальчики стали разглядывать закопченный потолок хижины, постель бачи на нарах. У очага — колода со всаженным в нее топором. Вымытые медные котлы, подойники и ковши на развилистых еловых сучьях. Горшки, половники — все пропахло дымом.
Под потолком — двустволка. Бача сказал, что она заряжена. А на потолочине — странное дело! — дятел в голубом кафтанчике. Такой же, как тот, который живет на старой сливе в лапинском саду. Дятел посматривал на мальчиков, вертелся, стучал клювом в балку.
— Это наш Удалец, — сказал бача. — Он ручной.
Бача отрезал кусок сыра, положил на ладонь:
— На-ка, драчун!
Дятел слетел с потолочины, сел на ладонь, зачуркал, зациркал прерывисто. Дятел — птица-заика.
— Любит подраться, — рассказывал бача. — Стоит прилететь другому дятлу вон на те клены — сейчас же летит сражаться. Ревнивый. Боится, что и другие тут поселятся.
Мальчики спросили, давно ли дятел живет тут.
— Прилетел весной, — ответил бача. — За ним ястреб гнался, дятел и шасть от него в дверь. Осмотрел, простучал все уголки. Я лежу, будто и внимания не обращаю. Улетел. А потом вернулся. Вот теперь сидит у меня на шее. Иной раз улетает в лес, да всегда возвращается. Храбрец на удивленье, драться для него — первое дело. Вон как его поклевали!
Бача растянул крылышко птицы — дятел схватил его клювом за палец, будто сказать хотел: «Не надо, больно мне». На крыле была рана, она уже заживала.
— Возьму я его в деревню, — добавил бача. — Перезимует у меня.
Он взял подойник, собираясь доить.
Мальчикам тоже было пора. Овцы ведь могут разбрестись или с Хвостиком что-нибудь случится… Заторопились.
— Приходите вечером, — позвал их бача, — будет у меня парное молоко. Ничего, пробежитесь, ноги у вас легкие.
— Придем, — обещали мальчики.
Огибая кошару, пошли они к Студеной яме. Под навесом кошары отдыхали пастухи. Маленький загонщик, мальчик не старше Палё Стеранки, ловил в траве кузнечиков. Собаки тоже были у кошары. Завидев Ергуша, они трусливо обогнули загон и убежали к хижине.
РАЗГОВОРЫ
Мальчики отвязали Хвостика, выгнали овец из Студеной ямы, пустили их попастись на том лугу, по которому Ергуш носился на Пейко.
— Пускай немного полакомятся, а то вон бока у них совсем впали…
Сами улеглись в цветы так, чтоб видеть овец, если они слишком далеко разбредутся. Овцы щипали траву, козы норовили отойти в сторонку — к кустам: не по вкусу им луговые травы. Хвостик носился по лугу, забегая к одиноким диким черешням — искал неведомую добычу. Мальчики, лежа на животах, разговаривали.
— Осенью будем пасти вон около того леса, — показал Палё на буковую рощу вдали. — Этот лес, нянё говорили, заколдованный…
Ергуш дивился, не верил.
— Я правду говорю, — продолжал Палё. — В этом лесу деньги из-под земли выскакивают… — Он придвинулся ближе к Ергушу. — Золотые дукаты — так нянё говорят. Собственными глазами видели…