Юность
Шрифт:
— Мама! Посмотри: она потеряла василек со шляпки…
— Ничего не бережете… Девушка будто ничего себе…
— Ничего себе… Сама Красота, а вы… много вы понимаете!..
— Довольно ласковая со старшими… А полковник в Казани мне наговорил на нее… Я уж так испугалась за тебя…
— Совершенно зря пугаетесь… Радоваться за меня должны, а не пугаться.
— Слава Богу!.. Только жениться-то доктор велит повременить.
— А ты рада этому!
Я почувствовал усталость, лег и вытянул ноги. Закрыл глаза и вспоминал, как всё это было: как она вошла, не хотела на меня смотреть, потом бросилась на колени перед кроватью… Синеглазая… Золотоволосая…
Гудит пароход на Волге. Когда-нибудь мы с Зойкой будем ехать на пароходе, вдвоем только в каюте. Ах, как я счастлив, я самый счастливый человек на свете…
Я прикрылся одеялом, перекрестился и прошептал:
— Благодарю, Господи…
— Ты что там колдуешь?
— Какое, мама, счастье жить на свете!.. Спасибо, что родила ты меня…
— Не стоит благодарности…
— Как не стоит. Что ты!..
Я отбросил одеяло и стал хохотать. Мать — тоже.
— Ну, подойди, мамочка, я поцелую тебя…
Мать подошла. Я стал ласкать ее голову, поцеловал в щеку. Отвыкла старенькая от теплой ласки: расплакалась…
— Вот тебе раз! О чем?..
— Спасибо тебе, Геничка… Ты такой ласковый… Бог пошлет тебе много-много счастья!..
— Да, мама, много-много… И я буду делиться им с тобою…
— Нет, зачем… У тебя своя жизнь… Только не забывай… И за то спасибо…
— Благословляешь нас с Зоей?..
— Да, конечно… Вы такие добрые, милые, молодые ребятки…
— Спасибо, мамочка!.. Спасибо! А теперь я немного усну… Устал что-то.
— Поспи. Много волновался.
Я замолк и долго слышал, как мать ходила на цыпочках, оберегая мой покой. Потом сладко и крепко заснул…
Каждый день я с жадным нетерпением жду, когда часы в больничном коридоре начнут бить одиннадцать. Зоя удивительно аккуратна: как только пробьет одиннадцатый удар, я сажусь к окну и устремляю свой взор на дорожку меж берез, ведущую к воротам больницы. Вот уже подкатили дрожки… Идет… идет моя белая пастушка с васильками и ромашками на шляпе. И всегда в руках цветы. Идет торопливым шагом и нетерпеливо смотрит на окна. Увидим друг друга и оба, улыбаясь, киваем головами… Еще минута, и в коридоре проворно стучат чьи-то каблучки… Чьи? Конечно ее, моей нетерпеливой пастушки!..
— Здравствуй!
— Здравствуй в белом сарафане из серебряной парчи!..
— Тебе кланяется.
— Кто, голубка?
— Солнце правды!..
Смеемся и ласкаем друг друга глазами. Мама уже не стесняет нас: и мы, и она привыкли, чувствуем себя почти родными. Мама не наглядится на нас, называет Зою «Золотой Принцессой», целует ее и всё удивляется, что волосы у нее настоящие. Теперь она в этом убедилась: сама расчесывала их и сплетала в косы, а я смотрел и завидовал… Дело окончательно решено: свадьба осенью. Меня доктора посылают на юг, а я упираюсь:
— Без тебя не поеду: разлюбишь, забудешь…
Нет, попалась, птичка, стой: не уйдешь из сети. Не расстанемся с тобой ни за что на свете.А Зоя, смеясь, поет, глядя мне в глаза любовно так и кокетливо:
Ах, зачем, зачем я вам, миленький дружочек? Отпустите погулять в садик на лужочек!..Сегодня очень важный день: Зоя должна принести известие, чем кончилось ее нападение на приехавшего родителя: она должна была просить его отпустить ее в Крым на поправку. Можно бы и без согласия, да денег мало. Да и не хочется снова создать натянутые отношения, после того как всё наладилось к нашему общему благополучию. Сегодня я жду Зою с особенным нетерпением…
— Либо пан, либо пропал!
Бьют часы. Скорей к окну: уже трещит извозчичья пролетка. Что-то она привезла? Идет и смотрит, и вся сияет. Посылает воздушный поцелуй.
— Ура, мама!.. И Зоя едет в Крым.
— А ты как это узнал?
— Идет она… По лицу узнал… Как солнце сияет!
Вбежала, бросила зонтик, швырнула ко мне на кровать перчатки и стала целовать маму.
— Позвольте, Зоя Сергеевна!.. Почему такое предпочтение?
— Поздравь: всё уладилось!.. Хотя не совсем так, как мы хотели, но…
— А поцеловать надо или нет?.. «Поцелуев твоих нежных страстно жаждет он, страстно жаждет о-он»…
Подставила лицо, а занята чем-то другим. Обидно, сударыня. Я еще целую ее в щеку, а она уже говорит:
— Папа едет со мной… Одну не пускает. Хотя это безразлично…
Мама даже одобряет:
— И прекрасно делает ваш папа.
Погрозила нам пальцем.
— Что ты, мама?.. Зачем ты грозишь пальцем?
— С папой спокойнее будет обоим.
— Ты думаешь?
— Повенчайтесь, а тогда и одни можете… На все четыре стороны.
Переглядываемся с Зоей и хохочем над мамой.
— Ладно, смейтесь!..
— Знаешь, Зоя, я боюсь твоего папочки.
— Ты! Почему?
— Он напугал меня преосвященным… Пугал и губернатором, да нашел, что этого мало…
Рассказал всё, как было. Я не думал, что это так расстроит Зою. Покраснела, рассердилась и стала сконфуженно оправдывать родителя:
— Конечно, он пошутил… Он только против гражданского брака, а так он ничего не имеет против нашей любви… Теперь он даже желает поскорей сделать свадьбу…
— Боится.
— Чего боится?
— Как бы без попа не обошлись. И в Крым он едет охранять твое целомудрие. Надоела опека. Она грязнит душу…
— Значит, не соглашаешься ехать с папой? Уверяю, что он нам не помешает. Он очень хочет познакомиться с тобой.
— Само собой разумеется: надо же отцу хотя посмотреть, за кого он отдает свою дочь, — замечает мама.
— Перехватывают письма, а потом…
Меня разочаровал оборот дела, я ненавидел уже человека, который назвал вопль моей души «документом», и потому сердился на Зою и хотел сделать ей больно. И сделал:
— Жить под надзором полиции, а любить под надзором родителя… Очень трогательно и благоразумно!..
Зоя отвернулась к окну и замолчала. В ее руках мелькнул белый платочек. Плачет потихоньку. Обидел. За что? Никогда еще не случалось этого. Не понимаю, что со мной сделалось.
— Ну вот и поругались! — со вздохом сказала мама. — Эх, вы, ребята! Вам бы еще расти да учиться, а вы — жениться.
— Зоя, никак ты рассердилась на меня?.. Ну прости… Я так, сам не знаю…
— Нет… Не сержусь… Мне грустно… Не знаю, почему… Мне хотелось бы всех любить, со всеми жить в мире и только радоваться. Нельзя этого сделать. Папа виноват перед тобою, но ведь он старик, у него свои понятия… И теперь он примирился со всем и уже хочет… любить тебя… А ты жестокий.