Юность

И хотя я, то бишь моё альтер эго Дашенька, в сей забаве и не думала участвовать, но созданный Афанасием Никитичем образ получил таки приз зрительских симпатий. Как и полагается – с дипломом и прочей атрибутикой. Пигмалион престарелый…

Раскладывая вещи, наткнулся на диплом и повертел в руках.

– Только не выкидывай! – вскинулась актриса весело, – Мне лучше отдай, это же потрясающая совершенно вещица, уникальная в своём роде!

– Себе оставлю, – сощурился я, – буду потом дочек дразнить!

Евгения Константиновна поперхнулась и захмыкала, кусая смешливо губы, но уже молча. Ну… а чего мне стесняться-то? Я же, пардон, в женщину переодевался не для того, чтобы жопкой торгануть или общество скандализировать, а ради спасения собственной шкурки от больших неприятностей. Ни греха в сём не вижу, ни стыда самомалейшего.

Вот если бы поймали в таком обличии… да, неприятно вышло бы. Наверняка грязью облили бы так, што долго отмываться пришлось, да и Синод наверняка подключился, не упустили бы шанса. Подпадает ведь… а если и нет, то было бы желание!

А так… мелочь, право слово. Закончится когда всё, одни только воспоминания пикантные и останутся. Ну и диплом! Сильно не сейчас, но будет он у меня висеть в кабинете на почётном месте!

Отмывшись в ванне, мы заказали в номер лёгкий завтрак, и Евгения Константиновна покинула меня, отправившись в вояж по магазинам готового платья. Скучал я недолго, и менее чем через час она вернулась с костюмом и прочей мужской атрибутикой.

Начав было скидывать с себя женскую шкурку, я был остановлен почти тотчас.

– В последний раз… – умоляюще прошептала она, прижавшись ко мне губами.

Спустя пару часов, приятно истомлённый и вновь ополоснувшийся в ванне, я гляделся в зеркало, наслаждаясь привычным своим обликом. Глаз у этуали оказался пристрелянным, и костюм сидел отменно, будто на меня и шили.

– Ну как? – повернулся я.

– А девкой был бы лучше… – с нотками грусти сказала женщина, клюнула меня сухими губами и оттолкнула мягко, – всё, ступай…

Сонный портье не обратил никакого внимания на незапланированного постояльца, что и ожидалось от второразрядной гостиницы неподалёку от порта. Он всё так же считал мух, а гарсон давил прыщи у облупившегося слегка зеркала, округляя обветренные губы и делая вид необыкновенно сосредоточенный, подобно хирургу перед важной операцией. Выдавив прыщ, он капнул на грязную ватку аптечное снадобье и приложил к носу.

Поигрывая тросточкой, я гулял по Марселю и наслаждался даже не видами города, а тем фактом, что на мне снова брюки. Отыгрывал Дашеньку я со всем старанием, да и образ получился удачным, но и удовольствия такие переодевания мне не доставили.

Моясь или одеваясь с утра, я боялся глядеть в зеркало, всё-то мне казалось, что или хер меньше стал, или грудь начала расти. С трудом удерживался от того, штобы взять линейку, и значица, примериться, так ли? Зато сейчас, вот ей-ей, ощущение, будто хозяйство моё самую чуточку не достаёт до колена, а количество колокольчиков удвоилось, равно как и размер.

И ведь умом-то понимаю, что всё это отчасти психология, а отчасти просто от отвычки к мужскому костюму, но даже и шаги мои теперь излишне размашистые, с морской раскачкой и игрой плечами. Ну да ничего, день-два-три, и всё в норму войдёт.

А сейчас… щёлкнув крышкой часов, я поглядел на стрелки. Погулять ещё два-три часика по городу, и можно идти «сдаваться» консулу Союза.

В принципе, можно и сейчас, вся эта игра в конспирацию белыми нитками шита. Однако же и упрощать задачу полиции Российской Империи не намереваюсь ни в коем разе.

Евгения Константиновна хлопнула дверью с превеликим наслаждением, и теперь она не небезызвестная актриса, решившая сменить страну проживания, а политическая иммигрантка. К слову, неглупый ход, который несомненно прибавит ей популярности, да и тронуть её в таком разе чревато. Хотя…

… надо будет заняться её покровителем. Психопат какой-то, право слово, да ещё и при власти. Не он первый и не он последний, но дело-то, как ни крути, стало личным.

Беспокоюсь я разве что за Афанасия Никитича, но он калач тёртый, и прихватить его за жабры не так-то просто, даже и при желании. Поспорить могу, что лежит уже в полиции заявление о краже женской одежды и парика некоей девицей… ну и далее, что положено врать в таких случаях. Возможно, легенда совсем другая – не суть, да и не знаю. Но усмешечка на мои опасения у старика была вполне уверенной.

И всё же, всё же… Гложет што-то, и никак не пойму, чего же упускаю…

Посетив одну из главнейших достопримечательностей Марселя, базилику Нотр-Дам-де-ла-Гард, и обойдя её со всей тщательностью как снаружи, так и изнутри, устроился в кафе неподалёку.

– Гарсон! – вежливый без подобострастия носатый малый материализовался передо мной, приветствуя легчайшим поклоном и вполне приятельской улыбкой.

– Чего изволит месье?

– На ваш вкус, и… нет ли свежих газет?

– Разумеется есть, месье! – улыбнулся гарсон, и через несколько минут я ковырял уже вилкой марсельский пирог, развернув газету. Более всего уделяя внимание местной кулинарии, прессу я просматривал фактически по диагонали…

… но недолго. На второй странице репортёры обсуждали мирный договор, подписанный на днях представителями Британии и Южно-Африканского Союза в Париже. Аппетит разом пропал, и пирог я доковырял, не чувствуя более никакого вкуса. Проваливается што-то в желудок, и ладно.

Большой сенсацией договор не стал, и как и ожидалось, Британия фактически признала существующее положение вещей, но с целым рядом оговорок. Территории Капской колонии, захваченные нами, большею частью возвращались назад, а вот Наталь и что немаловажно – Кимберли, оставались за бурами.

Расплачиваться за это, как было ясно из смакования репортёрами неких подробностей, пока мне неизвестных, руководство Союза собирается концессиями. Национализированные предприятия ряда британских поданных и захваченные земли весьма щедро раздавались… или предполагались к раздаче?

Пробежав глазами текст, я так и не понял этого момента. По-видимому, пока идёт торг, кому дать и сколько. Как водится, за признание Южно-Африканского Союза и его поддержку, братские государства Европы и Обеих Америк хотели очень многого в обмен на малое. Ну а буры, как водится, ровно наоборот.

Основные паи, как я понимаю, получит Германия и Франция, но немалые куски некогда британской собственности достанутся США и Аргентине [82] . Европейская и Южно-Американская мелочь тоже получала какие-то преференции, в зависимости от степени влияния и общего антибританского настроя правительств.

– Ожидаемо…

– Простите, месье? – поинтересовался проходящий мимо гарсон.

– Ничего-ничего, месье, мысли вслух, – и я возвратился к изучению газеты. Как это водится у французов с их эгоцентричностью, всю мировую политику они рассматривают через призму собственных интересов, порой изрядно перебарщивая. С непривычки сложновато бывает разобраться в местнических хитросплетениях и политических намёков.

82

Аргентина в те годы была одной из самых богатых и перспективных стран мира.