Юрьев день

А, спустя два месяца, получается, списали меня повторно…

А, что же сейчас? Нынешней ситуации я вовсе не понимаю. Ведь факт моей устойчивости к воздействию Разумников уже установлен. Почему, тогда я здесь?

* * *

Глава 19

* * *

Школа… У меня даже возникло подозрение, что все предыдущие дни мне приснились, и я снова в «петле». Настолько всё было одинаковое…

Но нет, просто — среда. Уроки, хоть и такие же, но материал другой. Поведение одноклассников немного другое. Разговоры другие. Картинка за окнами — другая.

А так: те же география, две математики и физическая подготовка (всё время мне её физической культурой назвать хочется). Причём, ФП снова на улице и по тому же плану, что в мою прошлую среду. То есть, снова: бег. Снова пятак… который я выиграл у обоих классов, не напрягаясь и с большим отрывом. Больше, чем на круг всех обогнал, пока, погрузившись в пучину своих мыслей, просто бежал в привычном и комфортном для себя темпе. А круги-то тут не по триста метров! Круг не вокруг маленькой футбольной площадки, как в школе, в которой я работаю в мире писателя, а вдоль всего забора, огораживающего территорию школы. То есть, примерно: один круг — один километр. Пятак — пять кругов.

И, когда финишная черта, обозначенная на местности белой полосой и двумя яркими флажками, осталась позади, остановившись, я даже одышки сколько-нибудь серьёзной не испытал — говорю же: в комфортном темпе бежал, без напряга. Усейн Болт, блин!

Хотя, чисто внешне, своей нынешней фигурой и внешним видом я его нынче очень даже напоминал: высокий, долговязый, длинноногачий, тощий… разве что только не негр. А так…

Ну, обалдел от такого не только я сам. Физрук наш, Фёдор Алексеевич, тоже завис, почёсывая пятернёй репу и тупо уставившись на те цифры, которые ему секундомер показывал. Отвис только тогда, когда из-за поворота на финишной прямой начали остальные ученики показываться.

Девчонки, которые как раз дожидались нашего финиша, чтобы самим стартануть по освободившейся трассе, ну и на пацанов посмотреть, конечно же, хлопали глазами, пялились на меня и очень-очень оживлённо между собой перешёптывались.

Одна Алина в общем обсуждении не участвовала. Она стояла, смотрела и нервно покусывала нижнюю губу. Хм, похоже, это становится у неё паразитным движением, жестом, который она не контролирует… Так вот, она стояла, смотрела, а потом решительно тряхнула головой и пошла ко мне, чисто по инерции и устоявшейся привычке, махающему руками для «восстановления дыхания», которое, так-то, не особенно-то и сбилось. Подошла и протянула бутылку с водой. Запечатанную, явно купленную в школьном автомате и приготовленную специально для меня…

Это было приятно. Нельзя не признать. Но само действие… было обязывающим. Это ведь не простой жест, а «говорящий»! Говорящий о том, что девочка признаёт меня перед всем классом «своим». «Чужому» парню или даже «ничейному» так демонстративно воды после бега не подадут.

И я этот подтекст со всей очевидностью понимал. Только, не представлял, что с этим можно сделать. Да и нужно ли что-то делать?

Воду я принял. Не принять её было бы грубым. Причём, демонстративно грубым. И не поблагодарить за неё тоже. Так что и принял, и поблагодарил. Но большего позволять себе не стал, хоть и догадывался, что мог позволить. Мог позволить и благодарный поцелуй в щёку, и приобнять мог, а мог и не в щёку поцелуй произвести, а в губы… И даже по лицу бы за это не заработал. Девочка бы не стала сопротивляться. И, возможно, даже ждала этого.

Но я, скотина такая, не стал спешить и форсировать. Просто принял, просто поблагодарил. Ну и удачи ей пожелал уже в её забеге.

Турники… там я вообще какие-то немыслимые для себя прежнего рекорды ставил: пятьдесят подтягиваний с одного подхода… Мог и больше. Просто не стал. Спрыгнул с перекладины и долго задумчиво разглядывал свои руки.

В голове же крутилась только одна мысль: «Я был прав? Мамонт и Семёнова были правы? Я, и правда, Тормоз? Грёбаный Одарённый Тормоз?»…

А Милютина на «женской половине» спортгородка снова кусала губы. Хотя, если судить по её взгляду, в пору ей было кусать локти…

Обед прошёл в столовой. Понятно, что были мы с Алиной за одним столом. Обсуждали какие-то совершенно левые и не острые темы. В основном, она мне рассказывала о том, что я успел пропустить в школе за время своего отсутствия. По учёбе. Девочка пыталась пару раз начинать и местные школьные слухи пересказывать и выводить меня на их обсуждение, но достаточно быстро заметила, что мне они… мягко говоря, не интересны.

По окончании же всех уроков, мы с ней сразу поехали на её студию. Не рискнул я опыт с пустым запертым классом повторять. Смалодушничал. Но, блин, стоило мне посмотреть на состояние девушки, увидеть ту отчаянную решительность в её взгляде, вспомнить, во что переросли наши с ней вокальные упражнения в прошлый раз, которые, слава Писателю, были прерваны появлением охранников… которых я убивал с глубоким чувством благодарности, а умирал потом сам с таким же глубоким чувством облегчения, как мурашки начинали бегать по спине, а холодные ёжики шевелиться в верхней части живота.

Такое это было сложное чувство: смесь возбуждения, азарта, желания, влечения, опасения, понимания серьёзности возможных последствий и страха… страха перед тем, что могу сам не выдержать и поддаться соблазну… а убийцы, в этот раз, так и не придут! Не прервут. Позволят совершить глупость и действие, которое потом будет мучить меня морально месяцами, если не годами…

В общем, рисковать не стал. Поехали на студию. И на студии задерживаться дольше необходимого тоже не стал. Покинул сие столь гостеприимное заведение засветло, сославшись на то, что у меня занятия по стрельбе должны ещё быть этим вечером.

И они у меня действительно должны были быть — я созвонился с Начальником УТК ещё после третьего урока перед тем, как идти переодеваться на ФП. Специально сбегал на КПП, попросил достать мой телефон и совершил нужный мне звонок в специально выделенной мне в распоряжение комнате для гостей, где пользоваться гаджетами было не запрещено.

Так что, Альбине я не врал.

Вот только, помогло это мало. Девочка тут же попросилась со мной. А я, вот уж действительно Тормоз, не сумел найти аргументов (или душевных сил), чтобы отказать ей в таком маленьком и безобидном капризе. Аргумент — могу опоздать, в качестве аргумента оказался слабоват и легко бит её предложением меня подвезти. И до дома, чтобы я успел забрать пистолет, и от дома до непосредственно тира.

Да и в самом тире, дежурный на входе не стал препятствовать проходу Милютиной после звонка начальнику по её поводу, на что я в тайне надеялся. Записал только, как полагается, её данные и выдал разовый пропуск.

— У тебя руки трясутся… — с удивлением и беспокойством обратила внимание на моё состояние Алина. На то моё состояние, которое, так-то не торопилось меня покидать. То, которое являло себя каждый раз, как я тянулся к оружию. Я бледнел. На лбу выступали холодные бисеринки пота. Рука, тянущаяся непосредственно к пистолету, начинала заметно дрожать.

Дрожал и пистолет в ней, когда я брал его из нутра переносного маленького специального сейфа. Дрожали они и тогда, когда я снаряжал магазин патронами. И тогда, когда вставлял этот магазин в рукоятку.

— Да, — с виноватой бледной улыбкой подтвердил очевидное я.

— Но, почему? Что с тобой? Тебе плохо? Врача позвать? — с беспокойством заговорила она.

— Нет, не надо врача, всё нормально, — поспешил успокоить её я. И даже взял её свободно от оружия левой рукой за предплечье.