Юрисдикция Такаши Сайто

Найдя нужную мне фамилию прошел в кабинет, который располагался в глубине здания. Подойдя к кабинету, на двери я увидел табличку «Следователь по ОВД майор юстиции Бурков Дмитрий Алексеевич». Постучавшись, я вошел в кабинет. Напротив входа в кабинет, у окна стоял стол, заваленный бумагами, громоздившимися как башни из песка, грозящими вот-вот обрушиться. На крою стола за бумагами стоял ноутбук, а перед ним сидел мужчина примерно моего возраста с мешками под глазами, в которые, наверное, можно было положить по килограмму картошки. Мужчина был одет в серый свитер и джинсы. В воздухе витал ощутимый запах табака. Я понимал, что скорее всего в райотделе как обычно завал и Бурков одновременно ведет 10 уголовных дел разной направленности. Я испытал к нему сочувствие, поскольку и сам не один год прослужил точно в такой же обстановке.

Если вы услышав выражение «следователь по особо важным делам» представляете себе этакого Шерлока Холмса, неважно в исполнении Ливанова, Дауни-младшего или Бенедикта Крмрбубутча или как там его, который раскрывает преступления, иронично унижая сотрудников полиции, демонстрируя свое интеллектуальное превосходство, то поспешу вас разочаровать. Вот этот уставший мужик и есть типичный «важняк» в районном следственном отделе любой области, так сказать собирательный образ. Он, конечно, раскрывает дела, но не с иронией, а со словами «Как меня это все задолбало, чтобы вы все сгорели вместе с этим отделом!» Но у него ипотека и маленький ребенок и хотелось бы дотянуть до пенсии. Это черта, кстати, общая у любых сотрудников силовых ведомств любой страны – мечта о пенсии, на которой нет сроков, авралов и орущих начальников, где ты можешь спокойно жить свою жизнь и заниматься своими делами.

Услышав, как я вошел комнату, мужчина устало посмотрел на меня. Чтобы не объяснять, кто я и для чего отвлекаю человека, я достал удостоверение и протянул его в руки майору со словами:

– Здарова, майор! Как обстановка? – я задал риторический вопрос. Судя по горам документов, обстановка в отделе была стабильно напряженная.

– Здравствуйте, - неуверенно ответил мне коллега, взяв удостоверение.

По мере чтения удостоверения, а именно моей должности и звания, его глаза открывались шире. Он стал оглядываться. В его глазах я увидел опасение того, что я приехал по их душу, чтобы ковыряться в их просроченных делах и разбросанных по всему отделу, и конечно частично утерянных вещдоках, а также покарать их за то, что они не раскрыли дело по убийствам детей, которые как раз происходили у них на районе.

– Присаживайтесь, пожалуйста, - неуверенно предложил мне Бурков, указав на стул. Мы с ним с сомнением посмотрели на единственный стул для посетителей, стоявший у стола, заваленный бумагами. Бурков охапкой схватил все бумаги, валяющиеся на стуле, перенес их на стол. Мне подумалось, что более их никто трогать не будет еще несколько недель. Бурков извиняющимся взглядом посмотрел на мои брюки, которые даже на беглый взгляд выглядели дорого. Я без затей сел на предложенный стул. Мне вобщем-то не было брезгливо, поскольку я сам когда-то был на его месте, прошел эту стадию, а он так на ней и застрял, уж не знаю, да и не желаю знать, в силу каких обстоятельств.

– Кофе? – неуверенно предложил он мне.

– Не откажусь, – с улыбкой согласился я. Я конечно понимал, что мне сейчас нальют обычный растворимый кофе, в кружку с какой-нибудь надписью по типу «Ивановский ОМОН», который ему когда-то подарили на очередной день следствия опера из отдела полиции.

Я давно отвык от растворимого кофе, предпочитая варить только свежемолотый кофе в медной турке. Меня успокаивал сам процесс работы ручной кофемолки, и казалось, что так кофе намного вкуснее. Но, кочевряжиться и демонстрировать свое отношение к напитку, который мне прнес Бурков я не стал, поскольку сам, будучи начинающим следователем ночами засиживался в кабинете, собирая из вороха бумаг уголовное дело, которое еще 2 дня назад нужно было направить прокурору на проверку, при этом пил такое же дешевое кофе из замызганной кружки. Да и нужно было расположить Буркова, показав ему свое дружелюбие.

Бурков принес мне дымящийся напиток, который я принял. Отхлебнув напиток, я поставил его на стол и посмотрел на Буркова.

– Дмитрий, думаю, ты понимаешь, что я делаю в Вашем районе и с чем связан мой визит.

– Но мы передали в ГСУ все материалы по убийствам, да и начальника отдела отправили на пенсию. – торопливо произнес он.

– Это все, конечно здорово, но меня интересует немного другое. Все, что мы с тобой тут обсудим, должно остаться в этом же кабинете, иначе ты до пенсии не доработаешь. Я ясно выражаюсь? – я пристально посмотрел на Буркова. Увидев в его глазах понимание и готовность забрать наш разговор с собой в могилу, я продолжил – Мне нужно, чтобы ты прояснил мне одну ситуацию. У тебя был материал по заявлению Наговицыной, об изнасиловании ее четырнадцатилетней дочери. Сам материал я не видел, только заявление, которые принимал ты, и отказной, что все было добровольно. Проясни этот момент. И давай сразу на чистоту, ты ведь понимаешь, что если бы я хотел тебя уволить или посадить, то давно бы запросил этот материал официально. Но я пришел к тебе лично, даже твой нынешний начальник не знает, что я сегодня здесь и о чем мы разговариваем.

После моих слов Дмитрий побледнел, я обратил внимание, что он до побелевших костяшек вцепился рабочее кресло. Я с интересом наблюдал за его реакцией. Я почувствовал страх и стыд, они исходили от Буркова буквально осязаемой аурой.

Здесь следует кое-что прояснить. Я думаю, все вы читали об экстрасенсах, которые могут читать мысли, двигать силой мысли предметы и заглядывать в будущее. Может особо одаренные ходили к гадалкам или другим подобным выпускникам Нижнебобруйской академии коричневой магии, магистрам-демонологам пятого уровня. Я не знаю, может я один такой или есть другие подобные уникумы, но я мог чувствовать эмоции людей, не угадывать, а именно чувствовать, то что они испытывали. Я не знаю, как это работало с точки зрения строения моего мозга, но я улавливал эмоции других людей, я чувствовал их боль, радость и мог почувствовать ложь. Как вы понимаете, это дало мне огромное преимущество перед другими моими коллегами. Я всегда чувствовал, куда стоит нажать, чтобы человек выложил все интересующие меня обстоятельства.

Эта способность развилась у меня еще в детском доме, когда я отчаянно пытался избежать гнева воспитателей и других воспитанников. Постоянно пытаясь угадать правильную линию поведения собеседников, чтобы избежать неприятностей, я в какой-то момент стал чувствовать их одобрение, злость, обиду, грусть. Играя этими чувствами, меняя линию поведения, я выбирал приемлемую для собеседника стратегию поведения, подстраиваясь под него, вызывая у него чувство доверия. Я не знаю, что это – сверхспособность или еще что-то, но об этой своей особенности я никому и никогда не рассказывал, всегда оставляя за собой преимущество. В последствии, я сам смог влиять на эмоции людей, вызывая в них нужные мне эмоции.

Почувствовав эмоции, исходящие от Буркова, стараясь, чтобы он не замкнулся в себе, осторожно сказал ему спокойным тоном:

– Дмитрий, я прекрасно понимаю, что ты принял решение по указанию руководства, но сейчас от твоего рассказа зависят жизни других детей. – я сказал без просительных интонаций, просто констатируя факт, при этом старался направить его эмоции в конструктивное русло.

Дмитрий, угрюмо посмотрев на меня. Я почувствовал, что он решился, после чего стал рассказывать:

– Я дежурил в тот день, уже вечером пришли мать с дочерью. Мать рассказала, что со слов дочери ей известно, якобы ее изнасиловал парень по имени Андрей. Дочь – девочка лет четырнадцати на вид все это подтвердила. С ее слов выходило, что она шла по парку вечером, когда ее ударили по голове, затащили в кусты, ну и все с ней сделали. Она узнала, что мужика зовут Андрей, потому что после всего этого, ему позвонили. И в трубке девочка услышала, что к парню обращались «Андрей». Я как обычно стал проверять, направил ее на экспертизу, подробно опросил. Все было «в цвет», на девочке побои, следы спермы на одежде и половых органах. Пока мы проверяли, нашли этого Андрея, но не трогали его и не давали знать, что мы его ищем. Но потом все пошла крахом. – после этих слов Бурков достал сигарету и закурил, уже не стесняясь меня. Я чувствовал, как от него исходит злость и гнев. Сделав пару затяжек, Бурков продолжил, – Уже под конец проверки, когда я хотел возбуждать дело, ко мне пришли мать и девочка и сказали, что все было не так, что у нее все было добровольно, что ее никто не насиловал, а побои получила, когда подралась с подружкой из-за мальчика, в общем несла полный бред. Я не поверил ей, естественно, и стал спрашивать, что произошло, но кроме этого бреда ни мать, ни девочка мне ничего не сообщили. Я конечно пошел к начальнику, тот мне сказал, чтобы я не лез не в свое дело и отказывал в возбуждении уголовного дела. Сволочь! – Бурков после рассказа смял сигарету и со злостью бросил окурок в мусорку, после чего продолжил рассказ – Я конечно отказал в возбуждении дела, да и выбора у меня не было, если бы не я, дак кто-то другой, только меня бы выперли из органов, сами понимаете. После этого были еще подобные заявления, но все они даже не проходили регистрацию. Всем потерпевшим оперативно затыкали рты, а начальник отдела делал вид будто и не было никаких изнасилований. Думаю, вы уже знаете, чьим сыном был этот Андрей. Думаю, на потерпевших и родителей надавили, поэтому они и поменяли показания.

После этих слов, я почувствовал, что Бурков опустошен и выговорился, что ему больше нечего добавить. Я заверил его, что его это никак не коснется, после чего покинул отдел и направился в штаб следственной группы, который находился в здании управления МВД области, в 50 километрах от района преступления.

Пока я ехал, в голове у меня сложилась цельная картина. Как и Бурков, я тоже считал, что на потерпевших надавил папаша Андрюши. Сученыш Андрюша, окончательно спятив от вседозволенности, доступности женщин, решил попробовать свои силы на девочках помладше. Но простых изнасилований, которые сходили ему с рук благодаря папаше, ему оказалось мало. Папочка, не желая, что бы его больного ублюдка упекли в уютную комнату с мягкими стенами, используя весь свой немалый административный ресурс, как мог отмазывал сынка. Однако, тому перестало хватать и он решил перейти к более жестоким забавам.