Юрий Долгорукий

А тут неожиданный гонец из Переяславля...

Воевода ничего хорошего от гонца не ждал. Шибко не понравилось Петру Тихменю, что скрытничает гонец, даже полусловом не намекнул, с чем приехал. Одно твердит: «Веди к князю Юрию Владимировичу!»

Отговорившись поздним часом, воевода отправил гонца в дружинную избу — ночевать, а сам размышлял, как поступить: звать князя в Суздаль или вести гонца прямо в Кидекшу.

Не любил господин Юрий Владимирович, когда в Кидекшу наезжают чужие люди. Да и негоже княжеский сон нарушать, невелика птица - гонец, хоть и серебряной цепью на шее красуется. Подождёт!

Вот перед рассветом поедет в Кидекшу скоровестник, известит о гонце, пусть князь сам решает, приехать ли в Суздаль или принять гонца в Кидекше, на своём дворе.

Дворецкий Ощера Михайлович воеводское решение одобрил, сказал веско и значительно: «Так будет ладно. Среди ночи Юрия Владимировича тревожить ни к чему».

Во втором часу дни [59] прибыл ответный скоровестник из Кидекши с княжеским словом: гонцу ждать в Суздале. А к обедне и князь приехал с боярином Василием, уединились в посольской горнице (других мужей князь с собой не позвал).

59

Примерно одиннадцать часов утра. На Руси отсчет времени начинали с восхода солнца.

С чем приехал гонец, воевода и дворецкий так в тот день и не узнали. Приметили только, что сумрачен стал князь. Видно, вести из Переяславля были не из добрых.

Отъезжая обратно в Кидекшу, Юрий Владимирович наказал воеводе, чтобы тот созвал больших ростовских бояр для совета: тысяцкого Георгия Симоновича, воеводу Непейцу Семёновича, Фому Ратиборовича. А как соберутся мужи в Суздале - дать знать.

Растворились воеводские гонцы в снежной круговерти — разыскивать бояр. По глухому зимнему времени сидели мужи в своих вотчинах, как медведи в берлоге, в Ростов наезжали нечасто.

На совете в потайной горнице, кроме приезжих ростовцев, были воевода Тихмень, дворецкий Ощера, огнищанин Корчома, княжеский духовник Савва — все люди ближние, доверенные, таиться от них князю ни к чему.

Сидят мужи рядком на лавке, ждут княжеского слова.

Юрий вздохнул, заговорил негромко:

– О гонце из Переяславля вам, бояре, уже ведомо. А приехал гонец вот с чем: сосватал для меня батюшка Владимир Всеволодович невесту, дщерь половецкого хана Аепы, Осенева сына. Епископ Лазарь, первосвященник Переяславля, брак благословил. Батюшка видит в родственном союзе с ханом Аепой большую пользу. Половцы родственные узы уважают, верными союзниками будут. Пролягут между немирными половцами и переяславскими рубежами кочевья своих поганых, и труднее станет Боняку да Шарукану наезжать войной. Для пограничного Переяславского княжества выгода явная, а вот нужно ли сие сватовство Ростову - рассудите, бояре...

Мнения разделились.

Воевода Непейца Семёнович в брачном союзе с ханом Аепой ничего, кроме лишних ратных забот, не узрел. Затянут-де ростовцев в беспокойные переяславские да киевские дела, жди тогда Мономаховых послов - ростовских воев в походы тянуть. Ростову сие ни к чему...

Тысяцкий Георгий Симонович заметил осторожненько, что может быть - так, а может - и не так. Умеют ростовцы от военных тягостей отнекиваться, даст Бог, и впредь так будет. Напрасно воевода Непейца опасается. Выгоды же есть. Бог знает, как жизнь может повернуться. Тысячи половецких сабель иметь за спиной полезно. И укрыться в случае чего можно в становищах тестя-хана. Взять, к примеру, князя Олега Гориславича. Не раз, побеждённый, отъезжал Гориславич в степь к своим доброхотам и возвращался с новой силой. И черниговским Ольговичам, если недружественными станут, можно половцами пригрозить. Сговорчивее станут! А что просватали Юрия Владимировича заглазно, без совета с ним, то обида невелика. Всегда так поступали родители на Руси...

Выходило из речей тысяцкого, что с отцовской волей Юрию надобно смириться, ущерба для Ростова в брачном союзе с ханом не предвидится.

Боярин Фома Ратиборович к месту напомнил, что матушку Юрия - княгиню Гиту - и вовсе из-за моря привезли [60] , за ней приданого даже не взяли, а за Аепиной дщерью и богатство, и сила стоят. К тому же невеста рода ханского, сиречь княжеского, и Юрию ровня...

Духовник Савва смиренно напомнил, что епископ Лазарь брачный союз благословил, значит - дело святое...

60

...княгиню Гиту - и вовсе из-за моря привезли.
– Владимир был женат на дочери английского короля Гарольда Гите (ум. в 1107 г.), брак с которой был заключён в 1074 или 1075 г. после гибели её отца в битве при Гастингсе с нормандским королём Вильгельмом I Завоевателем (1066).

Интересовались бояре, какова собой невеста.

Юрий что узнал у гонца, то и пересказал.

Девица пригожая, росточка небольшого, но ладная, быстрая на ноги. Скуластенькая, но глаза голубые - от матери, русской полонянки. По-русски говорит чисто, уже крещена по православному обряду, и имя у неё христианское - Евдокия. Переяславская большая боярыня, жена Ольбегова, невесту нагой в мовнице смотрела, заверила, что телесных изъянов нет, девица честная, пусть-де князья не сомневаются. А в приданое Аепа даёт табун лучших коней и много серебра...

Посидели бояре, помолчали. Кто что хотел сказать — уже сказали. Наконец Юрий спросил:

–  Как приговорим, бояре?

Воевода Непейца набычился, налился злой кровью, но от поперечного слова удержался. То ли убедил его тысяцкий, то ли понял многоопытный воевода, что возражения - напрасны. Остальные мужи склонны были подчиниться Мономахову выбору.

–  Как приговорим?
– повторил Юрий.

За всех ответил Георгий Симонович:

–  Твоя воля, княже. А наш приговор такой: от брака с Аепиной дщерью урона княжеству не будет, а выгода может быть немалая. Церковь брак благословила, и мы примем княгиню с честью...

Об одном только не рассказал Юрий ближним мужам - своём, личном. Под конец беседы переяславский гонец вдруг попросил, чтобы и боярин Василий удалился из горницы. Сказал на ухо, шёпотом:

–  А ещё господин наш Владимир Всеволодович велел передать, чтобы ты, княже, отставил от себя некую боярскую вдовицу, но жил бы с венчанной женой честно...

Юрий засопел сердито, однако сдержался; промолчал.

Потом советовался с боярином Василием, как поступить. Расставаться с Ульяной не хотелось, но и не прислушаться к настоятельному отцовскому совету тоже было нельзя.

Ишь ты, и до Переяславля весточка о боярской вдове долетела!

Порешили, что в Суздаль отныне Ульяна - ни ногой, а в Кидекше пусть живёт ключницей. А после — как получится.

Потом советовался Юрий отдельно с дворецким Ощерой, отдельно - с тысяцким Георгием Симоновичем. Решили в первые же дни января, как просил Мономах, быть в Переяславле. Там венчаться и свадьбу отгулять, а в Суздале свадебного торжества не заводить. Ощере надлежало озаботиться обозом с подарками для тестя, невесты, ханских родственников и мурз (князь велел Ощере не жадничать, подарки приготовить достойные). Тысяцкий выслушал подробные княжеские наказы по ростовским делам.

Пополз княжеский обоз в добрую сотню саней по зимней дороге через землю вятичей, Черниговское и Новгород-Северское княжества. А следом и сам Юрий - в крытых санях, а дружинники - верхами. Всадники менялись местами: одни пробивали дорогу в снежной целине, другие, отдыхая, ехали по санному следу. Так привыкли на Руси пробиваться сквозь великие снега.

Сговор провели в ханском становище на реке Хороле, но по древнему христианскому обычаю — за родительской трапезой, с пирогом-караваем и кашей. Помолвку затвердили разрезанием сыра - Мономах с одной стороны, Аепа с другой, в два ножа. По «Правде Русской» такая помолвка считалась окончательной, отказ жениха означал оскорбление женской чести и наказывался большой вирой. Три гривны серебра должны были отдать родители жениха-отказника, но тяжелее виры была недобрая слава клятвопреступника...