Юрий Долгорукий

Даже Юрий посматривал на Георгия Симоновича не без робости. Словно выпрямился Георгий Симонович, покинув переяславский княжеский двор: отвердел, приобрёл значительность, властность. Не слуга уже княжеский, а правитель огромной земли, на самостоятельный путь ступивший. Одно слово - владетель ростовский!

Каково-то будет с ним, с новым?

Прозрачным сентябрьским утром, когда нещедрое осеннее солнце ещё не успело прогреть выстывшую за ночь землю и дружинники зябко кутались в суконные плащи, ладьи тихо, без торжественных трубных гласов и напутственного колокольного звона, отчалили от пристани.

Плыли резво. Попутный ветер с полуденной стороны устойчиво надувал паруса, облегчая труд гребцов. Опытные кормчие держались близко к левому берегу Днепра, где встречное течение было слабее, и ладьи убыстряли свой бег.

На корме самой большой и нарядной ладьи, под шёлковым пологом, холопы поставили лёгкие стульцы, положили на них мягкие подушки - для князя и епископа Ефрема. Такие же стульцы, только без подушек, составили рядком у борта - для ближних бояр. Пожелает Юрий Владимирович держать совет со своими мужами — приходи и садись, каждый на своё место, по старшинству.

Княжии мужи старшинство и место знали. Наиближайший к князю боярин - тысяцкий Георгий Симонович. Следом за ним - боярин Фома Ратиборович, младший брат доверенного мужа князя Владимира Мономаха Ольбега, молодой боярин Дмитр, сын тысяцкого, воевода Непейца Семёнович, огнищанин [12] Корчома, всей дворовой челяди голова, иные мужи.

Но князь и тысяцкий совет не созывали - не о чем было советоваться. Наказы Владимира Всеволодовича Мономаха были подробными и недвусмысленными, а судовой путь по Днепру-реке - привычный, езженый-переезженый. На что млад был Юрий, но и он посматривал на берега без любопытства. А Георгий Симонович, когда на палубу выходил и на стулец осторожно присаживался, совсем глаза бровищами занавешивал: не поймёшь, дремлет тысяцкий или думает о чём-то своём, для других потаённом. Молчит, ножны меча ладонью поглаживает, будто ласкает.

12

Огнищанин - старший княжеский дружинник или боярин, глава княжеского хозяйства.

Зато епископ Ефрем оказался разговорчивым. Подробно рассказывал о ростовских делах, и выходило по его речам, что в Ростове всё худо. Упорствуют язычники-меряне в нечистой вере своей, пастырей обижают, и гнев Божий падёт на них однозначно...

Говорил епископ гладко, по-книжному, словно монах-летописец, предания старины читающий. Для знающего человека не тайна, откуда у Ефрема сия книжность. Повелением Мономаха в Переяславле начали составлять свою переяславскую летопись, и Ефрем присматривал, чтобы чернец-летописец, привезённый из Киево-Печёрского монастыря, не написал о Мономахе худое, но прославлял его благочестие и праведные дела. Епископ сам подправлял черновые записи и многое запомнил. Книжные слова Ефрему нравились, и он постоянно употреблял их в своих пастырских наставлениях. И людям книжные слова нравились, видели они в сем возвращённое и многозначительное, недоступное простому разуму.

Невесёлым было повествование епископа Ефрема.

Первым ростовцем, отмеченным Божьей Благодатью, был святой праведник Авраамий, покинувший богатый родительский дом и поселившийся в убогой хижине у озера Неро, чтобы нести Божье слово мерянам. Праведной жизнью и трудолюбием Авраамий завоевал уважение людей. Однако жители Чудского конца не последовали благочестивому примеру, продолжали поклоняться Камню Велеса, своему языческому святилищу.

Однако вскоре стали замечать люди, что небесные знаменья появляются над озером Неро. Над хижиной Авраамия небо светло и солнечно, а над Камнем Велеса - туча чёрная, град злакобойный, лютый. Ночами же над хижиной будто свет изливается, призрачный и дрожащий, глаза ласкающий, и пение тихое, ангельское...

Юрий поглядывает на берега, слушает вполуха, а епископ говорит, говорит:

Однажды случилось чудо. Авраамию во сне явился апостол Иван Богослов, любимый ученик Иисуса Христа, и изрёк грозно: «Иди и сокруши идола!» Изрёк и посох протянул кипарисовый, ангельский. Проснулся Авраамий, никого нет в хижине, но в изголовье посох лежит со святым крестом в навершии и благовониями воздух напоен. Утром отправился Авраамий на Чудской конец, на языческое капище. Народ там толпится, к Камню Велесову прикладывается, песни поёт нечестивые, языческие. Отроки мерянские козлами чрез костры скачут. Идёт Авраамий, посох над головой поднял. Толпа пред ним расступается, будто сила небесная людей в стороны разводит, дорогу праведнику освобождая. А Камень Велесов большой, как копна, синевой отливает. Однако земля над ним уже затрепетала зыбко. Возгласил Авраамий: «Именем Господа, сгинь!» И посохом по глыбище ударил. Распалася глыбища в прах, а на месте, где высилась она, токмо круг земли обугленной да дым зловонный. Разбежались меряне кто куда, а иные попадали на землю, где стояли. Случилось сие чудо задолго до того, как князь Владимир Святой начал Русь крестить...

И явились меряне под Святой Крест?
– спросил Юрий.

Ефрем поскучнел лицом, пожевал тонкими губками. Сказал недовольно:

Не сподобил их Господь своей благодатью. Устрашились язычники, но душой не посветлели. О чуде скоро забыли, а иные после говорить стали, что чуда-де и не было...

Юрий тоже засомневался. Как так? Разве можно забыть, если от прикосновения посошка кипарисового каменная глыбища в прах рассыпалась? Он бы такое чудо вовек не забыл...

О чудесах Юрий слышал много, но своими глазами не видел. Знаменья небесные, удачу или беду предвещающие, - это было. А вот истинное чудо...

Епископ Ефрем скосил глаза на княжича, угадал то, чего Юрий никак не хотел показать: сомнение. Непрост, ох как непрост отрок сей. Не видно в нём благоговения пред святостью. Откуда подобное своемыслие?

Скрипнул стулец под тяжёлым телом тысяцкого.

Епископ мгновенно повернулся и успел поймать взгляд Георгия Симоновича. Нехороший взгляд, насмешливый. От него, от кормильца княжеского, всё своемыслие!

Давно приглядывался епископ Ефрем к ростовскому тысяцкому. Ни смирения, ни благомыслия - гордыня одна! На княжеском совете благочестивые мужи сначала Господа поминают и только потом о земных делах речи ведут. А этот рубит сплеча: «Разумом всё вершится, силой и мужеством ратным. Прикинем, что княжеству выгодно, а что нет, и кому для нас выгодное - тоже выгодно, на того и обопрёмся, ибо жив человек помыслами земными!»

И ещё вспоминал Ефрем, что не находила душевного отклика у Георгия Симоновича единственно праведная нравоучительная заповедь: «Всё вершится Промыслом Божиим!»

Опустит тысяцкий очи долу, прилично помолчит и снова продолжает толковать о суетном, о земном. Уходили пасторские наставления, как вода в песок. И нередко случалось, что княжеские мужи склонялись к союзу с язычниками-половцами или с воеводами чёрных клобуков [13] , а свою братию, христианских князей, отринивали, не убоявшись греха.

13

Чёрные клобуки– отряды кочевников (печенегов, торков, половцев, коуев, берендеев и др.), которые перешли на службу к киевским князьям и были поселены вдоль пограничной реки Роси.

Намекал ведь епископ князю Владимиру Всеволодовичу Мономаху, что нет в дядьке-кормильце христианского смирения, богобоязненного трепета. Отмахивался Мономах: «Не чернеца из княжича растим - воина. А для воина дядька Георгий в самый раз!» Не проявил Ефрем душевной твёрдости, отступился. А теперь расплачивается за слабость свою. Трудно наставлять младого княжича, когда такой вот несогласный рядом сидит, глазами зыркает. А наставлять надобно. Без княжеской сильной поддержки не укрепится Святой Крест над всей Ростовской землёй, ибо не только святым пасторским словом, но и грозным мечом утверждается вера. Для начала хотя бы малого добиться: убедить княжича, что дела церковные и дела княжеские едины суть...

А убедить, наверное, можно примерами богоугодных дел прежних князей, почитаемых на Руси...

Епископ продолжил торжественно:

– Великие киевские князья постоянно о церковных делах радели. В лето шесть тысяч четыреста девяносто девятое от Сотворения Мира [14] ездил в Ростов митрополит Михаил, а с ним четыре епископа и множество причта церковного, и звали ко Кресту ростовских людей, и крестились некоторые, но не все. Потому следующим летом вместе с митрополитом поехал в Ростов прапрадед твой, великий князь Владимир Святославич [15] , и властной десницей своей поддержал духовных пастырей и возвёл храм Успенья Богородицы, а на месте Камня Велеса, в Чудином конце, заложил Богоявленский Авраамиев монастырь, и стало нечистое место - святым, и первого епископа ростовцам дал - Феодора. Так крестилась Ростовская земля...

14

991 г.

15

Князь Владимир Святославич - Владимир I (7-1015), с 980 г. князь киевский. В 988-989 гг. ввёл на Руси христианство в качестве государственной религии.