Юсупов. Тьма Внутри

Муромцева стискивала руль, выдавая этом свое напряжение.

— А если бы вы погибли?

— Вряд ли Круглов обвинил в произошедшем вас. Он точно понимает, что я всегда буду поступать так, как считаю нужным.

— Кусок дурака, — буркнула девушка.

Она нервным движением отстегнула ремень безопасности и вышла из салона, хлопнув дверью.

Я вышел за ней следом, отчего-то решив, что Виктория пойдет прочь, бросив машину с горящими фарами. Но она обошла автомобиль и встала перед капотом, скрестив руки на груди.

— Вы правда не понимаете, что я испытываю?

— О чем речь? — насторожился я.

— Подающий большие надежды молодой душеправ не понимает, что происходит? — девушка говорила негромко, но казалась взбешенной. — Попробуйте включить ваше чутье. Попытайтесь вытащить голову из…

— Перестаньте нервничать, — попросил я и тут же добавил, — просто скажите прямо, что вас беспокоит. Потому что именно сейчас я не понимаю причины вашей злости.

— Василий Михайлович, вы не понимаете, что я не только переживала о своем будущем. Круглов, несмотря на свой суровый нрав, никогда бы не стал сносить мне голову из-за вашего проступка. Он способен понять, что я не допустила халатность. И что это вы проявили безответственность. Он простил вам эту выходку. Полагаю, лишь потому, что вы не были членом Братства и не обязаны были держать перед ним ответ.

— Полагаете, что причина в этом? — уточнил я.

— Полагаю, что вам пора научится отвечать за свои поступки. Вы могли погибнуть.

— И каким образом это навредило бы вам? — осведомился я.

Девушка подошла ко мне, запрокинула лицо, чтобы уставиться мне в глаза, и прошипела:

— Вам не приходило в голову, что мне не хотелось бы, чтобы вы умирали? Что мне было бы больно говорить вашему дяде, что его единственный родной человек умер, потому что был слишком тупым и поперся навстречу своей смерти. А я оказалась чрезмерно доверчивой и не сумела ему помешать, не смогла спасти.

— Простите… — выдохнул я.

— Я ведь только начала верить, что вы не пропащий человек. Что вы способны думать о ком-то кроме себя. Но вы выскочка и мажор, который заботиться только о своих амбициях…

Ее глаза метали молнии. Лицо казалось бледным в сиянии фар, которые бросили столбы света за нашими спинами. И я подумал, что не видел никого прекраснее, чем эта истеричная и злая девица.

— Нам двоим не получилось бы туда проникнуть. И уж тем более выйти, — ответил я.

— То что у вас это получилось — чистое везение. Ума не приложу, как вы все это устроили. Но это не оправдывает вас…

Пахнуло озоном. Я обхватил ее лицо и наклонился, чтобы поцеловать ее жесткие губы. Виктория не ожидала от меня такого поступка и растерялась. Она вздрогнула, уперлась руками в мои плечи и попыталась оттолкнуть. Но сама ответила на поцелуй и сделала это с жадностью, которая меня удивила. Но сделал это лишь затем, чтобы прикусить мою губу. Я резко дернул голову назад. Мне вдруг показалось, что стоит мне от нее отступить, как девушка ударит. И, пожалуй, выбьет мне пару зубов.

— Если вы продолжите, то я буду вынужден… — начал я.

— Не вздумайте вновь это проделать, — прорычала Виктория.

— На счет три, мы с вами отойдем друг от друга на пару шагов, хорошо? — как можно спокойнее предложил я, — Раз… два…

До трех считать я не стал и буквально отпрыгнул от Муромцевой за секунду до того, как между нами полыхнула молния. У меня волосы встали дыбом, а по коже пробежал легкий разряд.

— Никогда больше не смейте так делать, — девушка стряхивала с пальцев искры.

— Понял. Только если сами попросите, — кивнул я.

— Что?!

— Я проводил терапию. Вам нужна была встряска. Иначе вы напали бы на меня. А это неприемлемо. Вы ведь профессионал, Виктория Ильинична. И должны понимать, что нельзя срываться…

— Садитесь в машину, княжич, — приказала Муромцева.

— Вы достаточно пришли в себя? За руль в таком состоянии… — продолжил я.

— Или я уеду и оставлю вас здесь, — процедила помощница. — Поверьте, ни одно такси не поедет в это место ночью. И вам придется шагать до города не один час. В этих дурацких туфлях.

Я молча вернулся в машину и занял место рядом с водительским. Виктория немного постояла снаружи, глубоко дыша. Потом неспешно подошла к своей двери, распахнула ее и села за руль. Машина завелась и медленно тронулась с места.

Я не удержался от вопроса.

— А что не так с моими туфлями?

— Вас в детстве пороли? — уточнила девушка, не отводя взгляда от дороги.

— Нет. У нас в семье не были приняты физические наказания.

— Напрасно. Пару раз бы вас отходили ремнем по заднице, и вы на всю жизнь бы поняли, что не стоит злить того, у кого этот самый ремень.

— С вами так поступали? — нахмурился я.

— Если бы я не понимала, что вы на самом деле не осознаете, что ходите по краю, то непременно бы устроила вам взбучку.

— Виктория Ильинична, заявляю вам официально, я против таких игр. И ни при каких обстоятельствах не соглашусь на всякие порки и подобное мракобесие. Ни в мою, ни в вашу сторону. Если вы пытаетесь таким образом настроить со мной контакт, то имейте в виду — я вас поцеловал только потому, что вы казались взвинченной. А приводить вас в чувство пощечиной я не рискнул. В этом случае вы решили бы, что я вас бью.

— Что? — ошарашенно взглянула на меня Муромцева.

— Не отвлекайтесь от дороги. Вы везете себя и важного человека — меня.

— Вы посчитали, что у меня истерика? — Виктория не стала уходить от темы разговора.

— Мне так показалось, — вздохнул я, хотя и понимал, что все вовсе не так.

— Важный человек? — тут же уточнила девушка.

— Вы сами сказали, что вам не хочется, чтобы я пострадал. Потому что это расстроит моего дядюшку.

— Да вы манипулятор, — неожиданно усмехнулась Виктория.

Я понял, что гроза миновала, и пожал плечами:

— Иногда приходится.

Девушка не стала отвечать. Просто криво улыбнулась. И мне показалось, что второй раз за вечер она сделала это совершенно искренне. Это было хорошо. И могло означать, что лед между нами начинал потихоньку таять. Потому я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

— Ваш дядя знает, что вы вступили в Братство? — уточнила Виктория.

— Надеюсь, что нет, — не открывая глаз, ответил я.

— Решили сделать ему сюрприз?