Ютланд, брат Придона
Шрифт:
– Наш лидер разбирается в людях, – проговорил он медленно, – не зря так настойчиво всобачивал этого парнишку к нам группу. Что-то в нем почувствовал.
Страшнозол подошел к Ютланду и осторожно хлопнул его по плечу.
– Мы победили благодаря тебе, ты хоть понял?.. Тебе выбирать из того, что охраняла эта тварь.
Ютланд покачал головой.
– Мне нужен Водяник.
Никониэль сказал с сочувствием:
– Не знаю, зачем он тебе нужен… может быть, он тебе в суп плюнул? От этих тварей многие пострадали, парень. Их не вернуть, а ты должен жить. Из тебя получится великий воин,
– Он вырастет в героя, – сказала Ирина.
Они снова потрошили ужасного дракона, выламывали клыки для продажи, срезали какие-то особые чешуйки, даже выдрали язык для неких снадобий. Ютланд терпеливо ждал, когда пустятся в путь, это случилось не скоро, а когда снова шли и шли, а болото все не кончалось, он сказал хмуро:
– Мы не вернемся домой.
Никониэль спросил настороженно:
– Почему?
– Разве еще не поняли? – спросил Ютланд. – Сам Водяник уже здесь. Наблюдает за нами. У вас амулеты, но его силу еще не чувствуете? Сами сказали, все сломит… А еще это его болото, он хозяин. И делает здесь, что хочет.
Никониэль остановился и посмотрел по сторонам. Страшнозол тоже начал оглядываться по сторонам, остальные посерьезнели, встали в круг и обнажили оружие. По их лицам Ютланд видел, что да, поверили. Не хотят, но поверили.
– Мне тоже кажется, – произнес наконец Деониссимо, – мы уже должны были сейчас сидеть у костра возле барака.
– Идем по кругу? – предположил Страшнозол.
– Если бы по кругу, – с тоской проговорила Ирина, – а то наш вождь выбирает самую топь… Ему хорошо, у него железные сапоги до пуза, а я надела почти самый красивый плащ…
– Ты и скачи с кочки на кочку, – предложил Никониэль, – легкокрылая ты наша птичка!.. Хотя да, что-то идем долго. Он что, хочет нас сперва вымотать?
– Усталые люди не так хорошо сражаются, – сказала наставительно Ирина. – К тому же внимание уже не то, таких можно врасплох…
Они насторожились и снова начали вглядываться в каждый куст, каждую болотную кочку. Ютланд тоже смотрел во все глаза: туман от гнилой воды поднимается серыми неопрятными клочьями, то и дело возникают очертания огромных фигур, угадываются чудовищные звери, однако легкие движения воздуха тут же смещают пропорции.
Никониэль сказал быстро:
– Он напускает морок, но морок не топает, не воняет…
Ютланд в напряжении смотрел на идущую прямо на них гигантскую фигуру ящера, сжимал дубину в обеих руках. Толстые когтистые лапы погружаются в болото без всплеска, а от самой туши не пахнет рыбой или гнилой ряской и водными травами…
Однажды в просветах тумана мелькнуло нечто зелено-серое, Ютланд сделал в ту сторону шаг, туман тут же начал клубиться гуще, плотнее, растекаться широким ковром, скрывая поверхность болота, однако через какое-то время ветерок раздернул, как занавес, и странно зелено-серая фигура оказалась даже ближе, чем Ютланд ожидал увидеть.
Глава 13
Див размером с человека, зеленый, как малахит, на плечах серая шкура, скрывающая плечи и спину, в руках жезл с раздвинутыми в сторону рогами наверху и золотым крючком внизу.
На мгновение их взгляды встретились, туман уже надвигается, сейчас скроет властелина болот, Ютланд торопливо
вскрикнул:– Погоди, не исчезай!
Он слышал, как ахнула Ирина, и чувствовал, как с недоумением посмотрели остальные, но крикнул громче:
– Я не драться пришел! У меня к тебе один-единственный вопрос…
Водяник отступил в туман, Ютланд торопливо пошел за ним, услышал за спиной удивленно:
– Он что, надеется, что Водяник станет говорить с мальчишкой?
Ютланд шагнул в туман, тот сдвинулся, фигура в зеленом вырастает прямо из грязи шагах в пяти, колени держит сильно согнутыми, потому сейчас выглядит ниже человека на голову. Ютланд рассмотрел измененные ступни, больше похожие не то на звериные, не то на лапы ящера с большими острыми когтями. Руки все еще наполовину руки, хотя ногти превратились в когти, да еще лицо выглядит звериным, страшное сочетание, когда на морде зверя горят злобой осмысленные человеческие глаза.
От кисти и до локтя руки Водяника укрыты настоящими боевыми наручнями, блещут золотом и украшены сложным рисунком, явно снял с погибшего знатного героя.
– Я пришел не сражаться, – повторил Ютланд.
Водяник смотрел на него жуткими провалами глаз в черепе, теперь Ютланд, осторожно подходя ближе, рассмотрел, что голова Водяника похожа больше на измененный человеческий череп, покрытый зеленой плесенью, безгубый рот сильно вытянут вперед, зубы кажутся длиннее, чем на самом деле.
– А зачем? – спросил он сиплым квакающим голосом.
– Мне сказали, – проговорил Ютланд осторожно, – ты можешь ответить на очень важный вопрос…
– Может быть, – ответил див тем же неприятным голосом. – Только захочу ли…
– Это очень важно, – сказал Ютланд просящее.
– Мне?
– Тебе все равно, – пояснил Ютланд, – тебе это не вредит, а мне очень даже важно…
Он приободрился, вполне возможно, Водяник в самом деле был когда-то человеком, которого очаровала и заставила отречься от человеческого племени коварная водяница. И хотя служит Ящеру, однако, судя по разговору, не такая безмозглая тварь, как все эти созданные его черным колдовством Крагл, Драгар, Гораглет, Дархан…
– Скажи, – попросил Ютланд, – слыхал ли ты о всаднике на огромном черном коне с огненными глазами, которого всегда сопровождает большой черный хорт?
Водяник сделал шаг ближе, в провалах глаз слабое свечение, словно гниет и светится трухлявое дерево. Ютланд видел, как див всматривается в него очень внимательно, и потому стоял неподвижно, хотя от приближения страшной твари по коже побежали мурашки.
– Ого, – проквакал Водяник, – не много хочешь знать?
– Не много, – ответил Ютланд. – Я же не спрашиваю, где ты хранишь золото?
– А хотел бы знать?
– Нет, – ответил Ютланд честно. – Я хочу знать об этом всаднике…
Водяник сделал еще шажок, проговорил медленно, не отрывая от его лица взгляда неприятных глаз:
– О нем мало кто слыхал… что и понятно… но я поглотил всю мудрость верховного жреца дрягвы Торнавия, потому знаю, о ком дерзаешь интересоваться…
– Где он? – вырвалось у Ютланда.
Лицо Водяника слегка искривилось, хотя Ютланд был уверен, что череп не может изменить своего вечно насмешливого выражения.