Ювенилия Дюбуа

— Послушай, Джефф. Я хочу сказать тебе кое-что важное и надеюсь, ты меня поймешь. Я подумал, что вначале скажу это тебе, а потом уже буду действовать.

— Давай дружище, я внимательно тебя слушаю. — Ответил товарищ. Улыбка сделалась немного мягче. Джеффри сосредоточился на собеседнике. Раз это важно, то нужно сконцентрироваться и выслушать своего друга.

— Это касается нашей охоты… Касается старика Беркли, его жены и детектива. Это касается меня и тебя. — Начал Марк, стараясь неминуемо отложить ключевое слово «СДАТЬСЯ».

— Марк, дружище, ближе к делу. — Жизнерадостная улыбка сменилась улыбкой, которая что-то начала подозревать.

— Понимаешь, меня мучает совесть за содеянное. Я после этого начал еще больше спиваться. Я не могу спать и прочее дерьмо.

— Тебе надо просто куда-нибудь съездить, развеяться. Все придет в норму, вот увидишь!

— Я и так сюда переехал, чтобы развеяться.

— Что ты хочешь всем этим сказать?

— Давай выпьем.

Марк взял бутылку и в быстром темпе разлил по кружкам. Не чокаясь и не говоря тостов, они выпили.

— Я хочу сказать, Джефф, что я… в общем, я хочу сдаться. Понести наказание. Надоело мне чувство угрызения совести! За содеянное нужно платить. — Наконец-то Марк смог выговориться.

20

Джеффри сидел как вкопанный, не сводя глаз с товарища. Затем громко рассмеялся, стукая свою ляжку правой рукой. Марк смотрел на него как вкопанный, не в силах отвести взгляда. Он ждал, что Джеффри взбеленится, но он никак не ожидал, что тот расхохочется, сгибаясь в конвульсиях. Наконец-то он понял причину истерического смеха:

— Отличная шутка, Марк. Я почти повелся. Почти, но я не настолько пьян.

— Это не шутка, Джефф. Никаких гребанных шуток. Я абсолютно серьезно. — Весь вид писателя говорил о том, что он говорит правду.

Никаких

гребанных

шуток

Улыбка сразу спала с лица здоровяка. Глаза все так же безумно смотрели на Марка, немного поблескивая под тусклым светом:

— Значит, серьёзно?

— Абсолютно.

Наступила тяжелая пауза. Джеффри что-то обдумывал, писатель наблюдал за этим процессом. Наконец мужчина снова нарушил тишину:

— Знаешь, что, Марк? Я хочу тебе кое-что рассказать, а после этого можешь делать что вздумается.

Мужчина молча смотрел на Джеффри. Тот встал с дивана и медленно зашагал взад-вперед перед Марком. Молчание продлилось с полминуты, хозяин дома подбирал подходящие слова или вспоминал, что хотел сказать.

— Понимаешь, дружище, я рос без отца. Он покинул нас, когда я был совсем маленьким сорванцом. Мама не питала особых чувств ко мне, предпочитая пьянки с подругами. Моим воспитанием занимался дядя, Сергей Авдеев. Хоть он и был из России, но по воле случая в семнадцать лет их семья переехала в Лондон. Сергей быстро освоил язык и стиль жизни незнакомой ему страны, но не забывал о родине. Ездил раз в год в родные степи к деду, тот и привил любовь к охоте так же, как и дядя позже привил эту любовь мне. — Джеффри все так же вышагивал, не смотря на товарища. — Он учил меня стрелять, выслеживать, иметь терпение. Дядя часто брал меня на охоту, воспитывал из меня настоящего мужчину. Знаешь, в каком возрасте я первый раз убил? — Рассказчик остановил свой марш-бросок, уставившись на Марка.

— В пятнадцать? — Пьяный писатель решил поиграть в угадайку.

— В одиннадцать, Марк. Это был маленький олененок. Дядя хвалил меня, я очень гордился добычей. И когда я смотрел на последние вздохи крохи, то чувствовал невероятный восторг! Марк, мой член стоял как Эйфелева башня. Мне хотелось все больше и больше. Я оттачивал мастерство, совершенствовался! Но знаешь, со временем этого стало мало. Я тщательно скрывал свое пристрастие, но мне это давалось очень тяжело. И знаешь, два года назад я согрешил…

— Дружище, да ты болен. Извини, конечно, если обидел, но так нельзя! — Сказанное Джеффри Марка очень сильно взбудоражило. Судьба его связала с чокнутым. Нужно было сваливать. — Знаешь, мне пора.

— Сидеть! Я еще не договорил, Марк. Выслушай меня, пожалуйста, прояви немного уважения.

— …

— Так, на чем я остановился? Ах да! На том, что я согрешил, но для начала я хочу тебя с кое-чем познакомить поближе. — Джеффри прошел к серванту, где хранилась коллекция ножей. Открыв дверцу, он достал один из экспонатов. Вернулся к своему гостю, демонстрируя его. — Это «ОЛЕНЬ-2», охотничий нож. Мне его дядя подарил на двадцатилетие. Ручная ковка, сталь 9XC, берестовая рукоять. — Показывая со всех сторон, объяснял мужчина. — Твердость клинка 59–60 HRC, повышенная вязкость и высокие режущие свойства. Общая длина двести пятьдесят миллиметров, длина клинка сто тридцать пять. Замечательный нож, лучше подарка и не придумаешь.

— К чему ты мне это рассказываешь?

— К тому Марк, что именно этим ножом, два года назад, я согрешил. В то время у меня был дикий голод, я долго планировал, как буду убивать и кого. Нашел одинокую девушку, втерся в доверие. Мы долгое время торчали в барах, но в один прекрасный день она предложила поехать ко мне. Это был мой звездный час. Я напоил ее, затем взял этот клинок и всадил! — Джеффри показательно сделал ножом пару ударов в воздух. — Было огромное возбуждение и наслаждение, а затем страх. Но все обошлось, меня не заподозрили. Мой голод утих. — Он снова начал ходить взад-вперед.

— Твою мать, Джеффри, ты точно чокнутый! Просто псих! Зачем ты мне это все говоришь? — Писатель понимал к чему все клонится, но если он попробует уйти, то в прямом смысле напорется на неприятности.

— Дослушай, пожалуйста, меня! Я уже почти закончил. — Джеффри с негодованием и злостью уставился на приятеля. — Так вот, мой голод утих, но ненадолго. Через год у меня проснулся аппетит, но я никак не мог найти подходящую жертву, все местные, все друг друга знают и вокруг сотни глаз. Я уже думал, что сойду с ума, но тут появился ты. Городской мужик, который недавно начал осваиваться тут. Ты идеально подходил на роль жертвы. Я втерся к тебе в доверие и думал уже убить, но тут случился несчастный случай. Он все поменял, Марк! Ты понимаешь? Он все поменял. Я понял, что ты мне настоящий друг и что мы вместе можем утолять голод! Разве это не здорово?! Ты согласен стать партнером? — Глаза Джеффри с надеждой смотрели на товарища, ожидая ответа.

— Ты гребанный псих… — Марк с ужасом смотрел на него. Только сейчас он полностью осознал, в какое дерьмо вляпался.

— Да или нет? Подумай хорошенько, друг…

— Нет. Это сумасшествие, ты болен. И я ухожу. — Писатель встал с дивана и уже было направился к выходу, но его товарищ перегородил дорогу.

— Очень жаль, Марк. Ты никуда не уходишь! — Джеффри резко сжал «ОЛЕНЬ-2». Через мгновение он уже летел на Марка, замахиваясь смертоносным орудием.

Выпитый коньяк еще больше усиливал чувство нереальности. Для писателя время остановилось, сердце замерло в ожидании. Летевшая рука с ножом закрыла все на своем пути. К большому счастью, чувство самосохранения подсказало Марку, и тот увернулся в последнюю секунду перед смертоносным ударом. Нож Джеффри прошел над головой жертвы. Писатель с ревом ринулся на своего товарища Плечо врезалось в живот Джеффри, ноги мужчины оторвались от пола. Через пару мгновений громилу припечатало в стену спиной. Охотник застонал, левая рука держалась за затылок. Марк бросился было к выходу, но на последнем метре ногу поразила жгучая боль, мужчина повалился на пол, про побег можно было забыть. Дверь была недосягаемой. Посмотрев на ногу, писатель с ужасом увидел воткнутый нож. Тот самый, который был в руках у этого гребанного психа. Кровь сочилась из раны, боль была невыносимой. Стоны срывались с его губ. Джеффри уже оклемался и, немного пошатываясь, шел на писателя с оскаленными зубами. Нужно было действовать быстро. Шансы у Марка были невелики. Он был меньше Джеффри, да еще и раненый. Выиграть в рукопашном бою против громилы, да еще и охотника со стажем было нереальным. Писатель собрал волю в кулак. С огромным усилием он поднялся на целую ногу. Взгляд уловил висевшие на стене ружья. Марк запрыгал в их направлении. К тому времени, как писатель смог дотянутся до ружья, громила уже почти зажал жертву и готов был свернуть шею. Марк резко развернулся к Джеффри, нанося при этом удар прикладом. По воле случая удар пришелся точно в нос. Охотник с криком отшатнулся на полтора метра от своей жертвы, держась за нос. Показалась обильная струя красной жижи. Глаза маньяка с удивлением уставились на писателя. Теперь все зависело от матушки-удачи, а если быть точным, то от ружья. Марк передернул затвор ружья, прицелился в Джеффри. Громила, в свою очередь, побежал на писателя, но вылетевшая пуля разорвала ему грудь в клочья. Джеффри рухнул на спину. Вся футболка была в крови. Красная субстанция быстро выливалась из раны громилы, образовывая лужу. Никаких предсмертных конвульсий не было. Джеффри был мертв. Весь этот абсурд казался сном. «Вот сейчас, Марк, сейчас ты проснешься, это последняя сцена». Но он не просыпался. Боль в ноге снова дала о себе знать. Марк, с криком, повалился на пол. Выглядела рана хреново. Еще немного и начнет кружиться голова, а затем он потеряет сознание. Писатель быстро снял свой ремень и перетянул ногу чуть ниже колена. Затем, помедлив с полминуты, он резко выдернул нож из ноги. Марка ослепило, из глаз посыпался фонтан искр. Сжатые зубы вот-вот треснули бы от такого давления. Из уст послышался скулеж. Еще никогда писателю не было так больно. Время шло, нужно было торопиться. Превозмогая боль, мужчина встал на здоровую ногу и попрыгал в сторону кухни. Как он и ожидал, в холодильнике стояла водка. Открыв бутылку, Марк сделал пять больших глотков. Сняв футболку, писатель промочил ее в спирте и крепко связал уже на самой ране. Теперь нужно было сматываться.

Допрыгав до выхода, Марк с радостью увидел свою машину, его спасательный круг. Затем он вспомнил о соседе, который так приветливо с ним поздоровался. Кинув взгляд в сторону этого приветливого мужчины-садовода, он ужаснулся. На месте его не было. Ужасным был не сам этот факт, а то, что рядом с кустами лежали брошенные ножницы для подстрижки кустов, а окна дома были задвинуты шторами. Не успев додумать свое предположение, до ушей Марка донесся вой приближающихся сирен. Писатель хоть и хотел сдаться, но в пьяной панике зачем-то метнулся к машине, кое-как забрался в салон, завел двигатель. А затем вдавил педаль газа на полную. «Зачем я это делаю, — задал он сам себе вопрос, — мне просто страшно».