Ювента
Шрифт:
– Да – фальшиво улыбнулся Макар. – Обязательно буду тебя навещать.
Как только Тая скрылась в недрах столовой, вожатый обрушился на себя с проклятиями, чувствуя себя последним идиотом.
Слабительное! Обычное, мать его, слабительное! Как он сам до этого не догадался? Всё же было так просто, лежало прям на поверхности. А он… Кусок придурка!
Когда они только задумывали сие зловещее действо, Макар был уверен, что Тая придумает что-то похитрее. Подсунет в ужин вожатым просроченные продукты, например. Ну или хотя бы дохлого таракана подкинет для большего эффекта. Но слабительное? Нет – об этом он, к своей глупости, так и не подумал. Удручало во всей этой
Но что толку было теперь об этом сокрушаться?
Стиснув зубы от досады, вожатый ушел с заднего двора столовой и отправился в сторону своего корпуса. Погода на улице стояла отличная – солнце припекало, а июньский ветерок почтил лагерь своим присутствием и слегка разогнал обыденную духоту. Сейчас Мак скорее предпочел бы поваляться в полной тишине на берегу озера, а не заниматься сдачей дурацкого постельного белья.
Однако поделать с этим было нечего. Пришла пора приступать к унылой рутине.
–…двадцать один, двадцать два, двадцать тры, двадцать чатыре… – не спеша пересчитывала принесенное седьмым отрядом постельное белье Виктория Степановна свойственным для себя говором.
Женщина уделяла этому процессу огромное внимание, вела свой подсчет очень монотонно и старалась ничего не перепутать. На столе перед ней лежала тетрадка, расчерченная по количеству отрядов, где напротив каждого стояло количество принятого постельного белья и подпись вожатого, принимавшего эти комплекты. Напротив графы, выделенной седьмому отряду, стояла корявая подпись Макара, которую он оставил в первый день своего возвращения в “Ювенту”, когда как раз и принимал в пользование постельное белье для пионеров.
– Такс, с наволочками усё – закончив, сказала Виктория Степановна. – Теперь пододеяльники. Поехали. И раз, два, тры, чатыре…
Макар закатил глаза от скуки и вышел из прачечной на улицу, подальше от витавших там едких запахов стирального порошка и всевозможных кондиционеров. Снаружи хоз-двора его ждали четверо мальчишек-пионеров из его отряда, которых вожатый вполне удачно использовал в качестве носильщиков. Дети, в отсутствии Мака, уже нашли, чем себя занять – пинали небольшой камешек, имитируя игру в футбол, не забывая при этом активно шуметь.
– Ну как тихо – буркнул Макар. – Ваня – бери всех и валите обратно в корпус. Мы здесь закончили. Я тоже скоро подойду.
– Да, сэр! – скривился пионер, за что тут же получил внеочередной подзатыльник.
Двор в момент опустел, избавившись от шумных пионеров. Макар подумывал о том, чтобы вновь закурить сигарету, но не был уверен, что прачка оценит такую вольность. К тому же в любой момент сюда мог нагрянуть и другой отряд для сдачи своих комплектов.
Переборов свои желания, Мак вернулся в душную прачечную, где Виктория Степановна, которую вожатый про себя успел обозвать “клушей”, продолжала вести свой нудный подсчет.
– Долго еще? – скучающе спросил Макар.
– Ой, да ты ж не сбивай, родной. А то ж я пересчитывать начну – не глядя на вожатого, ответила клуша. – …одиннадцать, двенадцать, трынадцать…
Так продолжалось еще какое-то время, пока женщина не объявила, что подсчет окончен и белье седьмого отряда было благополучно сдано без всяких потерь. Мак вновь поставил свою закорючку в тетради, и уже собирался уходить, когда Вика Степановна сказала:
– Ну ты и изменился, Макарушка – улыбнулась женщина. – А я ведь тебя сразу и не признала.
Богатым будешь! Мне Элиночка говорила, что племяш ее опять в лагерь воротился, а времени тебя разглядеть усё не было. Вся в делах, вся в делах. Не голова, а Дом Советов пряма… Ну а перед сменой ты бельишко-то не у меня принимал, вот и не свиделися мы с тобою…– Да, да, я тоже вас не сразу признал. Тоже богатой будете, побогаче меня – выдавил из себя Мак.
– Агась… Куда уж нам в наши-то годы…
Макар до последнего надеялся, что прачка его не узнает. По правде сказать – он и сам признал ее далеко не сразу. В первые годы своего пребывания в “Ювенте” Макар и Виктория Степановна пересекались ровно по тем же делам, по которым они встретились и сегодня. Только вот в те времена Мак был куда более дружелюбным парнем и ему было не сложно поболтать с человеком просто так. Виктория Степановна тоже была не из молчаливых – женщина она была простая, деревенская, а потому ей всегда было, о чём поведать местным работягам, над чем посмеяться и из-за чего поплакать.
Однако если сама прачка с тех пор изменилась только внешне – постарела, сменила прическу и стала шире себя прежней – то Макара настигли изменения куда более серьезные, внутренние. Подобные разговоры ему были больше не интересны, а сам он чаще всего предпочитал делать вид, что и вовсе не знаком с человеком, лишь бы у него была возможность избавить себя от неудобных разговоров. Такая тактика даже давала свои плоды и порой ему действительно удавалось забывать о чём-то и о ком-то, да так, что он и сам в это верил.
Недаром ведь вожатый успел прозвать Викторию Степановну “клушей” быстрее, чем умудрился вспомнить ее имя.
– Как жизнь-то молодая? – задала вопрос прачка, чуть понизив голос. – Ты как…справился после…
– Нормально, Вика Степановна. Пойдет – перебил ее Мак, у которого вдруг ёкнуло сердце.
– Ну да, да… Оно и правильно. Жизнь-то она шо…она ж продолжаться должна. Токмо тяжело это, я понимаю. Сама и мужа хоронила, и…
– Знаете… бежать мне надо. А то у меня там мелюзга без присмотра. Щас поубивают друг друга, а я этого и не увижу.
– Ладненько. Беги, конечно – махнула рукой прачка. – Потом пошушукаемся, коль время будет…
Эти слова Макар услышал уже спиной, когда спешно покидал прачечную.
Виктория Степановна, в отличии от Мака, и правда почти не изменилась. Она оставалась всё такой же, какой он ее и запомнил – улыбчивой, добродушной, излишне разговорчивой, приветливой и хорошей женщиной с мягким голосом и искренне добрыми глазами, от которой так и веяло теплом.
Но сейчас Макару вдруг показалось, что она увидела в нем то, о чём вожатый не говорил. Учуяла его ложь и поняла, что ничего на самом деле у него не в порядке. И именно это так сильно его взбесило. В нем было слишком много того, о чём говорить Мак никак не хотел. Всё то, что сидело и тлело в нем долгие годы после того, как он покинул лагерь.
Он не хотел окунаться в прошлое. Больше никогда. Тем ироничнее, что именно то самое “течение времени”, к сожалению, вновь и вновь возвращало Макара в его воспоминания. Как бы он сам не пытался этого избегать.
Что ж… Он знал, что так и будет, и поэтому боялся возвращаться в “Ювенту” – живой памятник былой, куда более счастливой для него жизни, от которой теперь ни осталось и следа.
Пионеры из разных отрядов свободно шныряли по всей территории, щеголяя в брендовых футболках “Ювенты”. В отсутствии каких-либо мероприятий дети были рады посвятить себя безделью и полностью сосредоточились на сборе долгожданных подписей.