Южане и северяне

Три дня назад в дождливую погоду этот человек вместе с Каль Сынхваном был вызван в главное управление бригады из резервного батальона. Однако по неизвестной причине вечером того же дня он вернулся назад на попутном поезде один. Вид у него был довольно неказистый, одежда промокла под дождем.

— Что случилось? Почему вы вернулись один? — спросил я, ошеломленный.

— Вернулся. Ну и что? — ответил он сухо.

— А где товарищ Каль Сынхван, который уехал вместе с вами?

— Он остался там. Сказал, что ищет там какого-то человека.

— Что значит, ищет человека? Он же не на рыночной площади. Вы же всегда были вместе.

— Всегда были вместе? — переспросил Чо Сынгю. Вместо ответа он лишь усмехнулся.

Больше мы не касались этого вопроса.

Я посмотрел на него и сказал, чтобы он поужинал в столовой и вернулся в свое подразделение. Про себя же подумал, что он похож на глупого дворника. Я посмотрел на него как бы другими глазами, и мне показалось, что он мне нравится. Видимо, он был совсем непрактичным человеком, коли не смог воспользоваться столь счастливым случаем — вызовом в штаб бригады. Я тогда подумал про себя: как же отличаются эти два члена Трудовой партии Южной Кореи. С этого момента я внимательнее изучил факты его жизненного пути и ничего предосудительного в них не нашел. По сравнению с Каль Сынхваном, который в любой толпе выделялся своим высоким ростом и неизменным черным свитером, Чо Сынгю был совсем незаметным. Я с трудом мог представить его в куртке или в костюме с галстуком до призыва в армию.

В первый же день нашего знакомства он сообщил о себе, что ему, двадцать восемь лет, проживает он в провинции Кёнчжу, уезд Пхочон, что родился в семье служащих и работал на соевом производстве. В анкете не совсем отчетливо, видимо по совету Каль Сынхвана, было написано, что он является членом Трудовой партии Южной Кореи. В его автобиографии, конечно, были некоторые сомнительные моменты, но до поры до времени я не стал обращать на это особого внимания. Хотя со временем мои сомнения нарастали как снежный ком. Прежде всего, речь идет об отношениях между Чо Сынгю и Ким Сокчо. Возникал вопрос: почему они, будучи членами Трудовой партии, не приехали вместе? К тому же после отъезда Каль Сынхвана в отряде осталось только два члена партии. Казалось бы, они должны были иметь самые тесные связи между собой, но ничего подобного не было. Более того, Ким Сокчо с самого начала не захотел иметь никаких отношений с Чо Сынгю и Каль Сынхваном. Он открыто общался только с человеком из Ёнбёна, намеренно игнорируя Чо Сынгю. В связи с этим мое любопытство к последнему все более возрастало. Образ его, с мертвенно-бледным лицом, все время мелькал у меня перед глазами. Видимо, не случайно Чо Сынгю не стал жить в одной комнате с Ким Сокчо, а предпочел компанию хамхынских сослуживцев. Полагаю, что особенности его характера, а также своеобразная манера поведения послужили причиной тому, что он вернулся назад, в то время как Каль Сынхван остался в управлении бригады.

Вероятно, события развивались следующим образом. Каль Сынхван выступил перед начальством бригады в своей обычной напористой манере и убедил их в том, что он на Юге был активным борцом, искренним членом Трудовой партии и что готов идти до конца за правое дело. Ему поверили, и он остался в штабе бригады.

Чо Сынгю же наверняка вел себя робко, говорил мало и не произвел должного впечатления на начальство. Потому его и отправили обратно. Вообще в жизни Чо Сынгю всегда стремился быть в тени и тихо занимался своим делом, в отличие от Каль Сынхвана, который добивался своей цели любыми средствами. Таким было мое предположение.

Вместе с тем мне все время хотелось узнать, почему Чо Сынгю оказался именно в компании Ким Докчина из Хамхына. Я успокаивал себя тем, что это временно и произошло случайно. Эта мысль опиралась на событие, которое произошло в тот день около трех часов, после обеда. Вдоволь выспавшись, утром мы не знали чем заняться. Одни тупо сидели на месте, другие слонялись из одной комнаты в другую. А я пошел к красному дому с оцинкованной крышей, где остановились пять офицеров, подчиненных нашему главному начальнику. Дом этот был выше других, его окружала глинобитная ограда. Окна фасада смотрели во двор. Я вошел во двор и через стеклянную дверь сразу увидел главного начальника, сидящего вместе с подчиненными офицерами на деревянном полу. Они были раздеты по пояс и пили водку. Лица у всех было багровые от опьянения, на полу валялась пустая бутылка. К моему удивлению, среди прочих здесь были Ким Докчин и Ян Гынсок из Янъяна.

— Кстати, вот и он идет. Ведь это он? — громко сказал слегка опьяневший старший офицер, глядя на меня из комнаты. В этот момент почти одновременно с ним и мой непосредственный начальник, командир первого взвода, негромко сказал:

— Вот и вы пришли. А мы уже хотели посылать за вами. Как дела? Водочку умеете пить? — При этом он посмотрел в сторону Ян Гынсока. Я неуверенно стоял на месте, вспоминая все, что происходило на днях.

И тут Ян Гынсок, словно извиняясь, пробормотал:

— Я как раз хотел прийти за вами. Ведь я с самого начала хотел прийти сюда вместе с вами.

Вместе с тем он посмотрел на главного начальника, словно желая показать, что меня не было в его планах и сначала они думали прийти сюда только вдвоем с Ким Докчином.

— Ну, не стесняйтесь, заходите. Давайте по рюмочке. Затем хорошенько отдохнем, позже поужинаем и — в путь, — сказал в своей обычной манере сидевший слева от начальника командир 5-го взвода, младший лейтенант Ко Ёнгук.

В такой завуалированной форме он хотел скрыть случай, имевший место прошлой ночью на станциях Ёнбён и Хыпкок.

На небольшом обеденном столике стояли блюдечко с кимчхи из молодой редьки, чашечка со свежим чесноком, перец, соевая паста и сушеные водоросли. Мелко нарезанная рыба с пряностями и сушеная рыба были почти съедены. Без особого желания я опустился на покрытый циновкой пол. Я просто вынужден был присоединиться к этой компании. Младший лейтенант Ко Ёнгук, передавая мне пустую рюмочку, сказал:

— Давайте выпьем за взаимопонимание. Хочу предложить тост, хотя не совсем уверен, правильно ли я поступаю.

Тут вмешался Ян Гынсок, заплетающимся языком он сказал:

— Нет, неправильно. Надо начинать с моего тоста!

Тут главный начальник остановил распоясавшегося подчиненного:

— Давайте пить, а не заниматься болтовней.

Ян Гынсок сразу умолк и посмотрел на начальника пустыми глазами. Сказал в ответ, что все понял. Глядя в мою сторону, тихонько добавил:

— Ну, прежде всего, примите пожелание от меня. Пусть всегда будет радость! — И тут же залпом осушил свою рюмку, тем самым желая показать, что он, мол, бывалый человек в солидных компаниях.

Вместе с тем я представлял, что хотел, но не успел сказать Ян Гынсок. Я также думал, что, вероятно, организаторами этой попойки были Ян Гынсок и Ким Докчин.

Во время вчерашнего ночного марша эти новобранцы, идя впереди первого взвода, непринужденно говорили с нашим главным начальником и с проводником. В это время с помощью наиболее покладистого командира 5-го взвода Ко Ёнгука начальство собрало деньги у сослуживцев для аренды удобного помещения, в котором затем устроило себе ночлег.

Опьяневший Ким Докчин тихо разговаривал сам с собой:

— Проводник из Косона был нормальным человеком. Мы предложили ему провести день вместе, но он, к сожалению, покинул нас.

Из этих слов можно было кое-что предположить…

Постепенно главную роль в этой застольной компании стал играть главный начальник. Он хоть и был изрядно пьян, но, как обычно, расхваливал себя. Чем больше он говорил, тем больше обнаруживал свою глупость. А подхалимы Ян Гынсок и Ким Докчин активно поддакивали ему. Например, Ким Докчин льстил ему: